Она резко села. Солнце только начало поднимать красный край на восточном горизонте. Она застонала и потерла глаза.

  «Почему ты разбудил меня?» Она широко зевнула.

  «Уже почти рассвет, пора нам попить воды».

  Она видела, как он с гримасой говорил с ней. 'С тобой все в порядке?' спросила она. Она протянула руки вверх, посмотрела на море на восток, где небо светилось, и снова зевнула.

  «Да, я думаю, я в порядке». Он нахмурился. «Это просто моя голова». Он попытался сесть, и от внезапного усилия по его голове пронзила пульсация боли. Он положил руку на то место, где его волосы все еще были спутаны с засохшей кровью, и застонал.

  «Али, что случилось?»

  «Это моя голова; это действительно больно.'

  Джерри уставился на него и увидел, что правая часть его рта опустилась, а правый глаз закрылся. «Вот дерьмо, ты гладишь. О черт Али. Ложиться.' Она прижала его к боку. 'Поговори со мной!'

  Его дыхание стало ужасно хриплым. Что она могла сделать? Она, пошатываясь, добралась до угла и набрала оставшуюся воду.

  «Выпей это; давай.' Она поднесла бутылку к его рту и призвала его выпить. Выпив половину, он отодвинул бутылку.

  «Я еще не рассказал вам о Гильгамеше». Его голос был невнятным, но она могла легко разобрать, что он имел в виду.

  «Черт возьми, Гильгамеш», - сказала она. «Давай, выпей еще».

  Она предложила ему еще воды, и он с благодарностью ее выпил. Его дыхание стало менее напряженным.

  «Как ты себя чувствуешь?» - спросила она.

  «У меня все еще болит голова», - пробормотал он. «Я не чувствую свою руку».

  Джерри оглядел плот, ища вдохновения в том, чего она не знала. «Хорошо, может худшее уже позади. У вас, должно быть, был сгусток крови в том месте, где вас ударили по голове ».

  - Сейчас я расскажу вам о Гильгамеше. Табита знает, где это. Он спрятан в моем доме в Багдаде ».

  'Что? У вас есть копия?

  Ему удалось кривую улыбку. - Та фотокопия оригинала, которую сделал Мансур. Я сохранил это. У меня не было возможности вернуть его. Он подписан всеми этими людьми ».

  «Чьи подписи?» она спросила, "кто подписал это?"

  - И печати. Официальные печати. Я спрятал это. В моем доме в Багдаде. Он был там все эти годы ».

  «Где это спрятано, Али?»

  - Но сначала пообещай мне, что найдешь моего сына. А Табита… они знают. Он закашлялся.

  - Я принесу тебе остаток воды. Подожди.' Она вытащила бутылку из того места, откуда она ее уронила, отвинтил крышку и поддержала его голову другой рукой. «Вот выпей это». Затем она поняла, что его голова опускается на грудь, его дыхание стало более затрудненным, замедлилось еще больше, затем он испустил последний вздох и стон. Она подняла его подбородок и сразу увидела, что его правый глаз закрыт, а левый пристально смотрит. Она положила пальцы ему под подбородок и попыталась нащупать пульс, но она видела достаточно смерти, чтобы знать, что его жизнь закончилась.

  Она подняла бутылку с водой и осмотрела содержимое. Она провела языком по пересохшим губам и выпила то, что осталось. Затем она откинулась на другую сторону плота и уставилась на него, обдумывая то, что он ей сказал. Был документ Гильгамеша; он был подписан списком людей, которые не хотели бы раскрывать его содержание; он был спрятан в его доме в Багдаде, и его жена Табита или сын Рашид должны были знать, где он находится.

  «Теперь все, что мне нужно сделать, это благополучно спуститься с этого плота, - пробормотала она, - тогда я должна избегать ублюдков, пытающихся меня убить; найти дорогу в Багдад; идентифицировать свой дом; подружитесь с женой и сыном; Найдите этот документ и принесите его домой. Должен быть действительно кусок мочи ».

  Затем внезапно она почувствовала, как ее охватили ярость и негодование. «Блять, блять, блять!» - завизжала она. «Я хочу заполучить этих чертовых ублюдков!» Она хлопнула руками о борт плота. «Я хочу убить этих чертовых ублюдков». Она поочередно ударила в бок кулаками: «Я хочу выбить им окровавленные мозги, вырвать им сердца, они убили Фила; они заперли меня на гребаные годы; забрали моего ребенка; о, черт, черт, черт! '' она рухнула на пол и взвыла от ярости и разочарования, пока эмоции не улетучились.