- Я вспомнила, что Нор смогла научиться летать на метле в молодости, - сказала Кэндл, лежа на камнях с закрытыми глазами и одной ладонью на лбу, а другая ладонь была зажата в двух руках Рейны, - Я подумала: может быть, способность летать дается не только молодым или талантливым, но и нуждающимся тоже. В любом случае, если бы я не могла летать на метле, я подумала, что ты могла бы. Я нашла эту штуку и овладела ею. Хорошо, позволь мне быть честной. Я не овладела искусством полета, но мне это удалось.

  - Ты справилась, - пробормотала Рейна, ощущая прикосновение материнской ладони, но сама почти засыпая, - Как ты узнал, как меня найти?

   Кендл сказала:

  - Но это интуиция. Видеть настоящее. У тебя тоже может быть это когда-нибудь, если у тебя этого еще нет.

  - Я не вижу собственных ногтей на ногах, - сказала Рейна, - Слишком устала.

  - Завтра мы начнем с квартала Квадлинг, - сказала Малышка Даффи мистеру Боссу, - На задних конечностях хлюпиков появляется неприятная сыпь, которая мне совсем не нравится. Мы вскипятим немного мази в той медной посудине для стирки, которую ты стащил с кухонного двора Дома Фэнси-Панси, или как там это называлось.

  - Никогда не женись на доминантке, - сказал мистер Босс и повернулся, чтобы тихонько похрапеть.

  - Ты слышала, что случилось с твоим отцом? - прошептала Кендл, как только все остальные замолчали.

  Рейна попыталась найти в себе хоть какую-то способность познавать настоящее. Все, что она могла знать о настоящем, - это усталость.

  - Я это не узнала, - призналась она.

  Ее мать села.

  - Приготовься, Рейна

  - Я никогда не буду готова к этому, - ответила она, - Но скажи мне.

  Кэндл говорила осторожно, вытягивая каждую фразу изо рта, как округлый камень, который она могла положить в линию, едва касаясь следующей.

  - Старый друг. Видел твоего отца. Околдованный в чужое тело. Он умер на телеге. Этот Орел по имени Кайнот. Он порвал с этой привычкой. О Птицах. Держаться в стороне. Он послал весточку. Чтобы дать мне знать. Ведь когда-то Лир был почетной Птицей. Еще до твоего рождения.

  - Что могут знать Орлы? - прошептал затравленный ребенок.

  - Лир родился не совсем нормальным. Он летал как Птица. Как Слона, его перевезли через границу в Страну Манчкинов. Он умер внутри этой кожи. Боюсь, что это так, дорогая Рейна. Я не могу видеть это иначе.

  Рейна немного поплакала. Слезы были твердыми, как лед. Элли села, закрыв глаза. Ее плечи на мгновение затряслись, а затем она во сне замурлыкала мелодию траура или соболезнования, что, казалось, давало ей некоторое утешение. Возможно, на этот раз ее мелодия успокоила и остальных тоже. Хотя Рейна и не собиралась засыпать, она заснула, держа мать за руки, и ей снились руки отца.

  Обрывки и обрывки жизни, ее собственной или жизни ее отца - она больше не могла видеть разницы.

  Искинаари бдительно следил за входом у моста, его взгляд был сух.

  К пятому дню драконам не осталось ничего, на что можно было бы напасть, кроме огромного купола Дворца Императора. Он один возвышался над берегом Озмистов, который спас Изумрудный город от уничтожения. Как единственная конечная цель драконов, куполу был нанесен огромный ущерб, хотя и не такой большой, как карманнику, проктору, прачке или сироте из детского сада. Он никогда не обрушивался на дворец, но остался в тумане истории в виде шрамов и осколков.

  В полдень драконы успокоили. Почти сразу же озмисты начали редеть, но не расходиться. В сумерках пятого дня Ла Момби с триумфом въехал в Изумрудный город. Стая почти видимых головорезов-пауков на своих пушистых скребущих стеблях окружила ее позолоченные сани, которые бежали по сугробам илистого пепла так аккуратно, как если бы они были снежными сугробами.

  VII

  Призвать заблудших вперед

  1

  Аварик, маркграф Тенмедоузский, ждал перед зданием Бюро национальной истории, чтобы встретить транспортер Ла Момбея. Император поручил ему грязную работу - вести переговоры о перемирии.

  Поначалу на его лице была насмешка смотрителя детской площадки. Ну что ж, это место было в полном беспорядке. Никто еще не очищал город. Площадь была усеяна осколками мраморных Озм. Звуки труб и медных флейт, хотя и были громкими, неадекватно маскировали бормотание разношерстной толпы.

  - Это работа неудачника - быть посредником на конференции, - подумал Бррр, выглядывая из-за поваленной колонны. Как удивительно, что они не предложили его мне.

  Лев высматривал признаки Лира, как от имени Рейны, так и от своего собственного, но Лев не горел желанием быть узнанным Авариком. Позже Бррр придержал бы язык, когда люди говорили о маркграфе, что во время переговоров о перемирии он вел себя с почтением к Возвышению Манчкинии, такое почтение, которое казалось не иначе как потворством. Таков позор адвоката. Аварику, шептали они, никогда не удавалось быть таким подобострастным даже перед Его Святейшеством, божественным Императором страны Оз.

  Этот комментарий, верный или нет, привязался к Аварику на всю оставшуюся жизнь и превратил публичный обед в Дубовой гостиной в клубе Флоринтуэйт в кровавую занозу в заднице.

  Ла Момби остановилась в неприкрытых изгибах чистого белого льна, спадающего с плеча. Толпа паучьих тварей столпилась вокруг нее с преданностью ищеек, пока она не щелкнула пальцами, а затем они свернулись в катушки, и помощник смел их в шкатулку. Как только они ушли, все вздохнули немного легче.