В дорогу я взял совсем немного вещей, чтобы родители видели, что я уезжаю не навсегда и скоро вернусь. Я бы выполнил обещание и приехал поддержать маму в Ларедо, где ей назначили химиотерапию, но родители просто отвернулись от меня и отказались со мной разговаривать.
Мне было восемнадцать, и я покидал дом своего детства с тяжелым сердцем, боясь, что больше никогда не увижу маму живой. Только спустя годы я понял, что родителям было так же тяжело, как мне.
Я вставил ключ в замок зажигания, положил руки на руль «Шевроле-Нова» 1974 года выпуска – и заплакал. Эту мощную двухдверную машину шоколадного цвета я купил на деньги, которые откладывал с летних подработок сборщиком арбузов. Хеббронвилл, окруженный поистине бескрайними полями этой ягоды, может по праву считаться мировой столицей арбузов. С пятнадцати лет я каждое лето работал в поле: пробирался через арбузные плети и собирал тяжеленные ягоды при почти сорокаградусной жаре. В шесть утра автобус с рабочими (почти все они были мигрантами из Мексики) подъезжал к моему дому и отвозил нас на близлежащие фермы, домой мы попадали в восемь вечера. Арбузы весили от пяти до семи килограммов, так что к концу лета я выглядел так, будто не вылезал из спортзала. Несколько раз я натыкался на гремучих змей, которые прятались от солнца под арбузами. Они меня не кусали, но однажды змея хотела напасть, и я швырнул в нее арбуз – убил. С тех пор я терпеть не могу арбузы и ужасно боюсь змей.
К семнадцати годам за отличную работу меня перевели из сборщиков в группу более опытных работников, которые собирали самые спелые ягоды. Позже я стал укладчиком – помогал загружать арбузы в грузовик. Это своего рода искусство: нужно идеально ровно выложить друг на друга ряды арбузов в кузове высотой около двух с половиной метров. За каждый грузовик платили по триста долларов, а за день я заполнял два грузовика, так что зарабатывал немалые деньги. Бо́льшую часть я отдавал маме, а остальное откладывал на покупку машины.
Проезжая мимо арбузных полей, начальной и старшей школы, где я играл в футбол и бейсбол, забегаловки, где впервые попробовал пиво, я чувствовал, что покидаю не только родной город, но оставляю позади свою юность – и поэтому плакал. Я гнал на север по 59-й автомагистрали и едва видел дорогу из-за непрерывно текущих слез. Мимо, словно кадры из фильма о моей прошлой жизни, проносились ранчо, на которых паслись стада под присмотром пропыленных ковбоев на лошадях.
Я ехал мимо Хьюстона на север, в Хантсвилл, где располагался Департамент уголовного правосудия штата Техас, который стоял надо всеми исправительными учреждениями штата. Однажды кто-то очень точно подметил, что Хантсвиллу не грозит никакой экономический кризис, потому что основной доход город получает от содержания преступников.
И это правда: из тридцати восьми тысяч жителей города около семи тысяч работает в тюрьмах. Несколько тысяч работает в местном университете. В семи тюрьмах Хантсвилла содержится более тринадцати тысяч заключенных. Есть даже местная шутка: «Половина жителей сидит в тюрьмах, а вторая половина их охраняет». В этой мрачной шутке кроется толика гордости, ведь как бы люди ни относились к смертной казни, сложно отрицать, что Хантсвилл стал своего рода национальным памятником уголовному правосудию. Здесь расположен Тюремный музей Техаса, где хранится пистолет Бонни Паркер, который был при ней в 1934 году, когда их с Клайдом в Луизиане расстрелял отряд шерифа. Главной же достопримечательностью является «Старушка Искра» – электрический стул, на котором в период с 1924 по 1964 год казнили 361 преступника. До появления «Старушки Искры» заключенных, приговоренных к смерти, просто вешали в разных округах штата Техас.
Я въехал в Хантсвилл в расстроенных чувствах, с красными глазами, еще не зная, чего ожидать. Это был типичный техасский город, не особо отличавшийся от тех, что я видел в детстве: широко раскинувшийся в разные стороны, с прямыми улицами и ржавыми пикапами у хозяйственных магазинов и киосков с газировкой. Я остановился, чтобы размять ноги, и прошел мимо заколоченного театра на Двенадцатой улице в центре города и остановки «Грейхаунд». Позже я не раз увижу, как бывшие заключенные топчутся на ней в ожидании автобусов, сжимая в руках банки с пивом в грубой оберточной бумаге – первый глоток свободы после отсидки.
В город я прибыл субботним вечером, когда закусочные наводнили студенты Государственного университета имени Сэма Хьюстона. Они делали домашние задания или оживленно беседовали за кофе с пирожными. Однако, увидев место своей работы – внушительное здание из красного кирпича, что возвышалось над центром города, – я осознал, что нахожусь в одном из самых жутких мест в своей жизни. Хантсвиллскую тюрьму на 225 камер построили в 1849 году, это старейшая тюрьма штата. Местные называют ее «Стена». С тех пор как в 1982 году в Техасе вернули смертную казнь, здешняя комната исполнения приговора принимала больше заключенных, чем в любом другом штате.
Остановиться было не у кого, так что я заселился в самую дешевую гостиницу. На следующее утро я явился на стажировку раньше времени и меня приписали к тюрьме Эллиса в девятнадцати километрах к северу от Хантсвилла. Там содержались самые опасные заключенные, приговоренные к смертной казни. Возвращаясь в гостиницу после заполнения всех необходимых бумаг, я наткнулся на крошечный трейлер, припаркованный примерно в квартале от «Стены». В нем не было и шести метров, да и выглядел он откровенной развалиной, в которой давно никто не убирался. Тем не менее я сразу снял его у пожилой хозяйки. Не знаю, почему она прониклась ко мне доверием, – может, заметила мои заплаканные глаза или непросохшие слезы на лице, – но она робко попросила всего сто долларов в месяц, и я согласился. По выходным я покидал свое крошечное жилище, шел к главной тюрьме и тратил талоны на обед и ужин.
В первый же день работы в тюрьме Эллиса мне дали задание провести перекличку среди приговоренных к смерти. Никакого инструктажа на случай нештатных ситуаций, так что по метровому проходу между камерами я шел с большой опаской и, сказать по правде, был напуган до полуобморочного состояния. Ладони вспотели, и с каждым шагом сердце колотилось всё быстрее. Я даже не осмелился смотреть по сторонам, прилипнув взглядом к списку имен на планшете. Называя имена, я думал только о том, чтобы произнести их правильно, и мне казалось, заключенные чувствуют мой страх и слышат дрожь в голосе. Они, конечно, знали, что я работаю первый день и совершенно ничего не соображаю от страха. И вот, когда в оглушительной тишине я произнес третье имя, кто-то крикнул: «Бу!»
Этот крик стал последней каплей. Я бросился бежать. Просто развернулся и кинулся назад по проходу на предельной скорости.
В чувство меня привел оглушительный смех охранников и заключенных, которые чуть ли не по стенам сползали.
Я облегченно выдохнул, но тревога так и не ушла. В окружении заключенных, совершивших тяжкие преступления, было не до смеха.
В тюрьме опасность подстерегает на каждом шагу. В июле 1974 года, за несколько лет до моего приезда, в Хантсвилле произошел самый продолжительный захват заложников в истории американских тюрем. Фред Гомес Карраско, знаменитый наркоторговец из Сан-Антонио, известный под прозвищем Эль-Сеньор, взял в заложники шестнадцать человек в библиотеке тюрьмы «Стена». На тот момент героиновому королю Карраско было тридцать четыре года и его обвиняли в смертях пятидесяти семи жителей Техаса и Мексики. Вместе с двумя другими заключенными – Родольфо Домингесом и Игнасио Куэвасом – он подкупил работников тюрьмы, чтобы те передали им в банке с просроченной ветчиной три пистолета калибра «.357 Магнум». В банках с персиками работники тюрьмы пронесли более трехсот патронов.
Одиннадцать дней руководство тюрьмы вело переговоры с захватчиками, угрожавшими убить заложников, среди которых были заключенные, библиотекари и тюремный священник. Для дерзкого побега Карраско требовал предоставить ему и двум сообщникам пуленепробиваемые жилеты, костюмы и зачем-то туфли фирмы «Нанн Буш». Третьего августа они вышли из тюрьмы под прикрытием самодельного щита, состоявшего из двух классных досок на колесиках, к которым снаружи для дополнительной защиты примотали юридические талмуды и картон. Это сооружение они назвали «пиньята»[13], или «троянское тако»[14]. Преступники приковали себя наручниками к трем женщинам – библиотекарю Джулии Стэндли и учителям Ивонн (Вон) Беседе и Новелле Поллард – и затащили их с собой в «пиньяту» вместе с тюремным священником, отцом О’Брайеном. Сооружение обвязали веревкой, к которой наручниками пристегнули еще четырех заложников, чтобы техасские полицейские не надумали стрелять. Заключенным нужно было только выйти во двор, где их по требованию Карраско ждал бронированный автомобиль.
