Болезнь – это эксперимент, который проходит, только иногда он заканчивается смертью.

Меня зовут Римма и я получила неутешительный диагноз – нейробластома. При таком порядке вещей, тебе сразу же в медицинском кабинете говорят, сколько тебе остаётся жить, и запускается обратный отсчёт твоего жизненного срока. Три – четыре года, у каждого по-разному. С этим диагнозом я на собственном опыте узнала, что жить хотят все, но каждый по-разному этого добивается. Отношения к своему здоровью – не навечно, оно меняется под влиянием разнообразных обстоятельств.

От родственников я услышала за последние пол-года, что мне не мешало бы либо устроиться на хорошую работу, либо получить статус инвалида и перестать изображать из себя абсолютно неэффективную гражданку.

Всё, что я сделала в данном случае – это решила заняться своим здоровьем по-серьёзному.

Первым делом я узнала всё о своей болезни, её этиологию, и то, как меня угораздило стать носителем диагноза такой формулировки.

Каждая ночь давалась мне с трудом, чего не скажешь о долгожданном дне, наступающим с рассветом. Когда я засыпала, в тот самый миг моё тело словно силой начинало предъинсультно конвульсировать и оттуда интенсивно вытряхивать мою < душу >, моё < самосознание > чтобы направить его в сторону какой-то некомфортной обстановки и развенчивающих ситуаций.

Все ситуации, в которые я попадала не по собственному желанию, были нацелены на одно: развоплотить меня с наибольшей выгодой для отделяющих мой ум от интеллекта, чтобы с присущим пафосом предвзятых нравоучений, избавиться от назойливого гостя этого мира в моём обличии.

В один из таких ночных снов, я и очутилась в < LUKE > , гигантских катакомбах моего ночного клуба с неимоверным количеством персонала, лица которого менялись каждую секунду, а иногда и две… Как мышь, пробежала мысль о том, что пока мы не научимся пользоваться собой в том возрасте, в котором находимся, наша жизнь так и будет доставлять нам сущий дискомфорт, так как мы всё время будем ждать наступления какого – то определённого периода, пренебрегая настоящим.

Я продвигалась по лабиринтам подземных корридоров своего заведения, сопровождала глазами стены, на которых виднелись словно клочки, собачья шерсть, вперемешку с грязью, и от одной моей мысли – грязь исчезала, исчезала грязь, а вместе с ней и сама стена… я продвинулась дальше, повстречав странную очень – очень старую таксу, которая больше напоминала крупного чёрного бассет – хаунда, насколько она была стара. Такса заговорила со мной на польском. Поскольку польский я не знала, я сразу же заговорила с ней на английском.

Собака охотно переключилась на знакомый мне язык и стала отвечать мне по – английски, из разговора с которой я выяснила, что собака эта действительно тоже имеет какие – то нарекания и к заведению и к продолжительности жизни своего хозяина, ушедшего задолго до того, как та окончательно состарилась в одиночестве прямо в моём клубе.

Гуляя по катакомбам этого ультрамодного заведения, я изучала свойства малознакомой мне реальности и вот какие возникли соображения на этот счёт :

Одним наличествованием существования такого вида пространства, изменяемого в состоянии сна усилием нашей воли во сне, как конструктивистским началом, я пришла к гипотезе о том, что явь, в том виде, в котором та предстала перед нами – спорно, что не является своего рода сном, и ещё, спящий человек – не факт, что находится во сне общепринятого формата, весьма вероятно, что он, как и я, мог пребывать в этот момент задействованным прочими реальностями, неведомыми мне, но привносящими в его жизнь много полуреальных событий, как и мои < вылазки > в моё персональное предзагробье.

В катакомбах подземного ночного клуба, который принадлежал мне – громыхала музыка, бармен делал коктейли и я пригубила один, резко получив в нос путресциновый всплеск елового кумара, который мне обжёг все губы и я поняла : что–либо пробовать или есть во сне – категорически неприемлимое занятие, которое может по-настоящему привести к моей мгновенной смерти.

Много мы не понимаем и не допускаем даже как второстепенную версию бытия, поскольку наше восприятие индустриализировано до такой степени, что одно оно представляет очень серьёзную угрозу нашему дальнейшему существованию.

Реальность сна – это то, что неотьемлимо разделено с явью, границей между сегодня и завтра, так что если сохранять полное здравие своего тела и своего ума, то привлекательную субреальность сновидения, очень похожего по всем своим признакам на освобождённую от заштампованности, явь, возврат к которой, уже не принесёт прежних точек зрения, можно считать полноценной проекцией яви, а добытые преимущества сна, не пренебрегать переносить с собою в явь, словно мы попутно, продвигаясь к своей смерти, извлекли урок.

Ночь наступает тогда, когда наступает ночь, а день приходит с приходом дневной поры.

На протяжении всей своей жизни, я, как могла, старалась жить и не забывать жить свою жизнь, иначе это бы расценивалось природой, как явное преступление против своих родителей, даровавших мне сей бесценный подарок.

Усилием воли я избавлялась от излишних декораций, которые спешно покрывались копотью, как только я продвигалась вперёд в сторону, как мне желалось, моего пробуждения. Ещё немного и я вроде бы вышла прямо к дороге, проезжая часть, открывшаяся передо мной, была не загружена и я увидела знакомые спины, очертания фигур, предположительно знакомых мне людей. В тот самый миг, от куда ни возьмись, ко мне с другой стороны проезжей части, подлетел жизнерадостный, полный сил и здоровья знакомый мне с детства юноша по имени Слава, был он молод и хорошо танцевал, он схватил меня за предплечья и стал трясти, словно пытаясь выбить из меня какой – то ответ… но я молчала, чувствуя, что он не особо увлечён мной, чтобы вообще хватать меня за предплечья, словно я упала без сознания.

Отойдя от этого человека, я вдруг увидела впереди ещё одного моего старого знакомого, одетого в тёплый милицейский бушлат. Звали его Павел и он, оглянувшись, улыбнулся мне и перешёл дорогу, я проследовала за ним и немного пройдя по противоположной стороне от клуба < LUKE >, проснулась.

Из этого ночного погружения я однозначно усвоила для себя не есть во сне, не скрывать своих чувств к людям, если те относятся к тебе не достаточно чистосердечно по твоему мнению, не опасаться оказываться в абсолютной пустоте, так как даже без внутренних психических усилий, любая обстановка может внезапно возникнуть вновь.

< Альфред – Ян > в эту ночь вновь очутился рядом со мной. Он был весь одет в чёрное, свеж и привносил в остатки моего существования ту точку зрения и мировосприятия, которая была так мне необходима, чтобы посмотреть на многое по – новому без особых усилий, а просто потому, что < Альфред – Ян > был рядом.

Подзаработать деньжат в нестабильной реальности с этим кренделем вряд – ли бы получилось, хотя азарт у меня там появлялся и без него, но он и не предлагал, а только пышил заботливостью и был волнительно услужлив.

Удачливость и наоборот – суть производное человеческого умения сосредостачиваться на определённых сферах своей жизнедеятельности, способных доставить максимальное удовольствие человеку от его жизни, при этом увещевая его в том, что он всё делает правильно.

В те самые переходы на грани смерти и жизни, я и подумала об удачливости и её роли в жизни каждого человека, здесь её называют Фортуна, а там… ? как там скажешь, так и будут называть . . .

Выцыганить себе билет на обратный рейс до яви – оказалось задачей не из простых и с каждым разом процесс моего возвращения усложнялся и преобразовывался в нечто безвозвратное.

Из своих ночных путешествий я осознала, что мы можем отдать всё, но только если мы этого захотим сами, и даже без малейшего содействия извне, сомнения от которого подталкивают людей к насилию или специальному повышению своей влиятельности овладеванием различными техниками влияния.