Много дней мы с Джимом продолжали повторять пройденное, закрепляя по несколько раз. Много говорили с Джимом и главным его решением было не возвращать меня в конвент. Он обещал устроить меня в одну из школ для девочек, с тем, чтобы я жила в его городском доме. Это меня очень обрадовало, так как я прывыкла к занятиям с Джимом и мне очень не хотелось прекращать их по окончанию каникул. За два дня до моего отъезда в город, случилось неожиданное - приехал из монастыря брат Петр. Они с Джимом о чем-то беседовали около часа в кабинете, затем Джим поднялся в мою комнату, лицо его было нахмуренным. Тяжело вздохнув, он сказал:
- Анни, брат Петр мне все рассказал и хуже всего то, что ему известно о наших занятиях. Он угрожал мне скандалом, он требует моего согласия повторить с тобой несколько уроков. Выхода нет, придется согласиться, приготовся, я сейчас приду с ним.
-А как же ты, Джим ? - в смятении воскликнула я.
-Не знаю, посмотрим, сейчас не время об этом думать.
Не смея ослушаться и боясь потерять расположение Джима, я разделась, накинув халат, села в кресло. Невольно вспомнив о прошлых уроках Петра я вынуждена была признаться себе, что я ничего не имею против пары уроков с Петром, но меня очень беспокоило и смущало, что об этом будет знать Джим. Еще я недоумевала, почему Петр сам не сказал мне о своем желании, а обратился к дяде. Так ничего и не поняв, я с нетерпением стала ждать их прихода. Вскоре раздался стук и в комнату вошел Петр с Джимом.
-Здравствуй, Анни, дядя Джим сказал, что ты согласна - весело сказал он улыбаясь. Не зная, что ответить, я робко взглянула на Джима, он утвердительно кивнул головой.
-Да, конечно,- все больше смущаясь, сказала я.
-Тогда не будем терять времени, раздевайся и иди ко мне,- сказал Петр. Джим был рядом с ним. Не зная, что делать, я сначала посмотрела на Джима и прошептала:
- Разве ты не уйдешь, Джим ?
-Нет, я буду с вами выполнять желания Петра, - сказал он, и отошел к окну, оказавшись за моей спиной. Немного поколебавшись и покраснев, я сняла халат и аодошла к Петру. Он обнял меня, крепко прижав к себе, потом присел и стал нежно целовать мой рубиновый глазок, поднялся и стал целовать грудь, шею а рукой ласкать мой глазок. Прижавшись к нему плотнее, я почувствовала сквозь сутану его твердый инструмент, готовый к работе, вспомнила как он глубоко вонзился в меня. Забыв обо всем, о ДЖиме, я с жаром ответила на его ласку. Все так же прижимая меня к себе, Петр стал отступать к кровати. Подойдя к ней, он лег поперек кровати, распахнув сутану, оставил ноги на полу, широко раздвинув их, а мне велел стать между ними и повернуться к нему спиной. Взявшись обеими руками за мои бедра, он пригнул меня вниз. Нагнув голову я увмдела его инструмент, торчащий против моего углубления, из которого нежный зрачок манил к себе. Петр не шевелился, а набузший с огромной блестящей головкой инструмент непрерывно вздрагивал. Терпение иссякло и я раздвинув пухлые губки, резко опустилась на ноги Петра, с удовольствием почувствовала, как инструмент плотно вошел в углубление. Не имея во что упереться руками, я широко раздвинула ноги Петра и начала делать бедрами кругообразные движения, но заметив рядом стоящий столик, я оперлась на него и с блаженством начала шевелится на инструменте, Незаметно посмотрела на Джима, взгляд его был устремлен на мое нежное тело. Вдруг он сделал стремительное движение вперед, молниеносно расстегнул брюки, освободил вздыбившийся инструмент, схватил мою голову руками, прижал своим инструментом к моему лицу. Угадав его желание и чувствуя себя виноватой перед ним, и желая угодить ему поймала его головку губами и принялась ласкать ее языком. Но я не забывала об инструменте Петра, находившимся глубоко во мне, не на мгновение не прекращая движений.
-Ты просто умница, Анни,- услышала я голос Петра. Держа одной рукой меня за бедра, как бы направляя мои движения, он другой рукой сжимал внизу мои губки, чтобы плотнее обхватить инструмент. Я почувствовала как пухлые губки трутся об инструмент Петра. Джим, держа меня за голову, двигал свой инструмент у меня во рту. От двойного удовольствия мое неописуемое блаженство было коротким, и блаженно простонав, я обезсилила, но желание мое не утихло и я продолжала жадно принимать ласки моих учителей, отвечая им всем своим неукротимым желанием и страстью. Но всему бывает конец. Сначала Джим, затем я и одновременно Петр, обезсилили. И в этой истоме ослабились наши тела. Выпив влагу инструмента Джима, я выпустила его изо рта. Джим помог мне освободится от инструментв Петра, т.к. я не в силах была встать сама, мои ноги были ватными. Джим осторожно положил меня на кровать. Блаженно отдыхая, я лежала с закрытыми глазами. В таком положении я пролежала пол часа, и вдруг я почувствовала, что мой сосок, а затем и другой очутились во рту Джима и Петра. Руки их потянулись по моему телу, приятно лаская его и пальцы добрались до моих курчавых волос, раздвинув пухлые губки, углубились в мое влажное горячее тело, чекоча рубиновый глазок. Широко раздвинув ноги, я с нетерпением и трепетом прижала их руки, чтобы паль цы их углубились в углубление, а пальцы Петра щекотали рубиновый глазок. Желание вновь проснулось во мне, с нетерпением протянув руки и взяв оба инструмента я начала с азартом нежно ласкать их, гладя по мягкой кожице под возбухшими грибовидными головками. Мое желание росло с неимоверной быстротой, т.к. я в обеих руках ощущала инструменты, готовые к работе. Мне очень хотелось, чтобы они побыстрее что-нибудь делали для удовлетворения моего нарастающего желания. Но инструменты были полувозбуждены. Он моей неистовой и горячей ласки они начали твердеть, наливаться кровью. Как только инструменты были готовы к занятиям, Джим, оторвавшись от моего соска, шепнул:
- Ласкай Петра языком, Анни.
Сразу выпустив изо рта мои соски, Петр встал с кровати так, что его ноги оказались широко расставленными на полу. Став между ними, нагнувшись и переместившись назад, я увидела прекрасный, с огромной головкой инструмент. Сгорая от нетерпения, я раздвинула пухлые губки и постепенно начала опускаться на торчащий и манящий мое розовое тело инструмент. Почувствовав, что большой гриб начал с трудом раздвигать мои и без того раздвинутые пухлые губки , я шире расставила свои ножки, облегчая ему ход в углубление, но гриб настолько разбух, что моих мер оказалось недостаточно, и он не мог постепенно войти в мое жаждущее тело. Решив помочь ему, я приподнялась и подалась назад. Головка инструмента, выйдя из углубления, тоже подалась назад, щекочя рубиновый глазок. Сделав несколько скользящих движений рубиновым глазком по головке, я вновь приподнялась и направила головку в углубление, начала вновь опускаться на инструмент. Влажная головка начала все глубже и глубже входить , растягивая мои опухшие губки и заполняя влажное углубление. Но все же терпения хватило не на долго, я резко опустилась на инструмент. Мне показалось, что вместо инструмента я сильно вогнала что-то похожее на кол. Эта громадина распирала настолько мои опухшие губки, доставляяя мне удовольствие, что мне казалось, что они вот-вот лопнут и он пронзил меня насквозь. Огромная головка уперлась во что-то твердое во мне, невольно взрагивая, приятно щекочет. Петр попросил меня перевернуться на инструменте Джима, чтобы я была к нему лицом. Перевернувшись, я увидела инструмент Петра, который вздрагивал. Схватив его, я взяла в рот и начала ласкать языком и двигать кожицу рукой, доставляя Петру неописуемое удовольствие. Мы повторили последний урок, Петр и Джим поменялись местами. Эта перемена доставила мне большое удовольствие, хотя я почувствовала легкую боль. Этот урок я готова повторять без конца. За это время я дважды теряла сознание, а инструменты моих учителей были еще в полной силе. Очнувшись в третий раз я почувствовала, что инструменты скоро сработают. Желая не отстать от них удвоила свои ласки и чтобы повторить блаженство, стала шевелить бедрами на инструменте Джима, хотя губки были расжаты до предела, углубление было заполнено инструментом. Я попросила Джима, чтобы он мне помог не отстать от него. Джим постепенно добрался до рубинового глазка и начал ласкать его. Одной рукой он держал меня за голову и двигал инструмент взад - вперед,другой рукой ласкал мои набухшие соски. Вскоре я почувствовала как струя из инструмента Петра хлынула мне в рот, а вместе с этим стон от блаженства и безсилия. Кажется это длилось вечность, но я потеряла сознание. Когда я очнулась, сколько было времени я не знаю. Петра не было, а Джим одетый сидел нп кровати, опустив голову, глубоко задумавшись.
