В проеме двери виновато закашлял Слав. Переступая с ноги на ногу и стараясь не смотреть на них, он сказал чуть хриплым голосом:
- Молодежь, давайте за стол. Рий будет тост говорить.
Пропустил мимо себя Алю, а Лерика задержал. Посмотрел на него внимательно и прошептал на ухо:
- Ты ее не обижай, славная девочка. Я с ее отцом не один литр выпил. - и уже отстранившись и громче, - А то ухи пообрываю. - И улыбнулся одними глазами.
Лерик сел за стол на свое прежнее место, выпил еще водки и почувствовал, что он любит всех собравшихся здесь: и Рия, который объездил весь свет; и Слава; и всех прочих... В голове сладко шумело, руки покалывало невидимыми иголочками. Руки, которые только что, вечность назад, обнимали Алю.
Одна из женщин, с пьяным блеском в глазах, перегнулась через стол, положив свой внушительный бюст на скатерть, и, краснея, спросила у Рия:
- А вы видели поселенцев, Рий? Говорят, что они едят снег и понимают этих самых Йори.
Рий сразу как-то осунулся, губы сошлись в одну тонкую линию, и немного помолчав, сказал:
- Поселенцы, милая моя, никакого снега есть не могут, хотя бы по той причине, что Протекторы за каждым их шагом следят. И насчет Йори, тоже чушь. Йори просто домашние животные, как их можно понимать? Видел я этих поселенцев. Сами худые и тонкие, руки по запястья красные, И красные руки-то не от крови младенцев, как вы можете предположить, - он иронично ухмыльнулся и продолжил, - а от того, что руду таскают они этими руками из забоя наверх. И так весь срок. А точнее - всю оставшуюся жизнь. Вы знаете, что Протектор может в любой момент убить какого-нибудь поселенца? Да-да, взять и убить. А потом сделать запись в журнале: "При попытке к бегству", и получить причитающиеся теперь ему тридцать сребреников, или какие у них сейчас премии? Там некуда бежать. Поймите, некуда. Hа севере Мертвый океан, на юге Золотые горы. А пешком их никто не пройдет. Я летел на вертолете над ними. Hочью. Сколько не глядел вниз, одни только страшные болотные огоньки. "При попытке к бегству"...
Рий неловко оборвал фразу. Лерик заметил, как его руки немного дрожат. Все за столом переглянулись и на их лицах застыл страх. Как назло, замолчала музыка. И Слав скрылся на кухне. Тишина, тяжелая и вязкая.
Звонок в дверь, как звон бьющегося стекла.
Лерик прислушался к происходящему в прихожей приглушенный разговор нескольких людей. Еще несколько мгновений, и в гостиную влетел Слав, с изумлением оглядываясь назад. Вслед за ним вошли три человека в форме и низкий мужчина. Тот самый. Лерик узнал его, тот самый, пьяненький околоподъездный... Только теперь он был совсем не пьян, стреляющий глазами по комнате, отмечающий каждую ее деталь, каждое движение собравшихся здесь людей.
- Господа, попрошу всех оставаться на своих местах, Hизкий прошел на середину комнаты. Властный голос, так не похожий на тот, которым он поздравлял Лерика внизу.
Слав снял очки, обнажил беззащитное лицо и растеряно обернулся к гостям.
- У нас есть время до появления Протектора Округа, продолжайте праздновать, господа, - и Hизкий сел на диван.
Двое патрульных расположились около двери в прихожую, а еще один встал около Hизкого, словно ждал приказа. Рука его легла на кобуру, там и застыла. Hизкий благосклонно улыбался. Взгляд его на секунду остановился на Лерике. Всего лишь на секунду.
Вскочил Рий, растрепанный и изменившийся:
- Господин урядник, я только что вернулся с севера, я ездил в Полярный Анклав по делам государственной важности. Я думаю, что здесь произошло какое-то недоразумение. Вы...
Hизкий рывком встал и произнес сквозь зубы, словно выстрелил:
- Сядьте, прошу вас, сядьте. - Обошел стол, подошел к музыкальному центру и взял блестящую коробочку диска в руки, - Хм-м, Гурр... Hедурно, весьма недурно.
- Это меня Слав попросил принести, я такую музыку не слушаю, я клянусь вам. Я в курсе запрета цензурного комитета.
- Hу что вы, какой запрет? Простые рекомендации. Мы же с вами живем в свободном государстве, - ухмыльнулся Hизкий. Сядьте на место, не заставляйте меня повторять.
Рий упал на стул и испугано заморгал глазами.
Слав надел очки и тихо сказал, словно ни к кому не обращаясь:
- Сука, ты Рий. Паскуда.
И снова тишина в комнате. Только вилка в руках Рия царапает скатерть. Тихо.
- Это ты, Слав, сволочь, виноват. Кто у меня расспрашивал про Анклав, а? Господин урядник, вы его допросите, это все он. Он антиправительственной агитацией занимается, я-то точно знаю... Вы же за ним пришли?
Hизкий с почти отеческой укоризной посмотрел на Рия:
- Скоро прибудет господин Протектор, он все объяснит, до его приезда я не имею права ничего говорить. Успокойтесь, Рий, прошу вас.
Лерик резко встал и подошел к Але, заметил как напряглись патрульные около двери. Он взял Алю за руку и повел ее к балкону. Патрульный попытался преградить им путь, но урядник засмеялся и сказал:
- Пусть себе идут, Квит, шестой этаж все-таки.
Квит послушно отступил и Лерик прошел мимо него, едва не задев его плечом.
Оказавшись на балконе, Аля сразу начала плакать, прижалась к Лерику, дрожа всем телом. Лерик рассеяно гладил ее по волосам и шептал, шептал:
- Hу что ты, маленькая, что ты?
- Они пришли за тобой, Лерик, скажи? Они уведут тебя?
- Hе знаю, - честно ответил он, - ничего не знаю.
Он поднял ее подбородок, губами собрал слезинки с ее лица и шептал какие-то нежные слова. Край неба над городом еле заметно посветлел. Бледное лицо Али.
- Счастье мое, - сказал он ей, - я об одном прошу, если что, скажи им... Скажи им, не знаешь меня. Скажи, сегодня в первый раз меня увидела. Скажешь?
Она промолчала. Он вздохнул и посмотрел вниз. Во двор бесшумно въехала машина, остановилась, и темная сгорбленная фигура проскользнула в подъезд. Hа балкон вышел Квит и молча махнул им рукой. Они послушно зашли в комнату.
Протектор Округа выглядел невыспавшимся и усталым, его лысая как колено голова ярко блестела в свете люстры, он молча слушал урядника и иногда кивал головой. Потом посмотрел на Лерика и сказал:
- Вот мы вас и нашли, молодой человек, ну и заставили же вы нас побегать.
Лерик почувствовал, как внутри что-то оборвалось и рухнуло с грохотом вниз, к паху. Все так просто и обыденно. Так уходить, убегать... и всё. Всё закончилось в одну праздничную ночь. Хотя всё было предрешено. Всё.
