ПЕРВЫЙ ДЕHЬ ЗДЕСЬ
Странник дрожал. Он вспоминал Первый День Здесь. Он вспоминал, как проснулся в пустой комнате. В мертвом воздухе застыли мухи. Посреди бескрайнего паркета лежал он на скрипучей кровати в обнимку с тишиной. Лежал, раскинув руки и капля пота скатывалась по его рельефному виску. По пульсирующей жилке скатывалась мутная капля. Медленно и неотвратимо как сама жизнь.
Как интересно было лежать и понимать, что ты один остался от того безудержного завязанного в узлы смирительной рубашки мира. Ты одно-единственное доказательство того, что тот мир был таким же реальным.
Постепенно воспоминания о поганой весне тускнели и теряли фокус. Теперь уже трудно припомнить какие-то мелкие детали. Лиха беда начало. Странник начал боятся того, что одним пасмурным утром он не вспомнит своего прошлого имени. Hо все это потом. А тогда - в Первый День Здесь он оказался в пустой комнате, посреди бескрайнего паркета.
Когда он вышел на улицу... Когда он вышел на раскаленный воздух... Когда он увидел обрывки бумаги, которые хищными зверьками сновали по тротуару... У него закружилась голова. Подогнулись колени.
Странное ощущение. Как будто он вновь вернулся в тот скомканный городок. Одно "но". Там было слишком холодно, здесь слишком жарко. Здесь слишком жарко. И ничего не спасет от стальных мыслей о холодной воде. Ртуть переливается в озерах миражей и протянутая рука погружается в мутный кайф ненастоящей воды. И на глаза наворачиваются слезы.
Кирпичная крошка пудрой ложится на кожу... Становится слишком весело и противоречиво. Вот так осень. Загрызает насмерть листьями-зубками. Как тебе?
ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Он бродил в ненужном мире и ему хотелось спать. Всегда.
Потому что... Потому что невыносимо глупо смотреть на умирающий мир. Еще один умирающий мир. Потому что невыносимо правильно смотрят на тебя дети и менты. Все остальные глупо пытаются улыбнуться и спешить по своим делишкам. Крысиным делишкам.
А еще были сны. Кипучие и настырные сны. И водка. Много водки. Когда бьешься в судороге смеха на полу. Когда утром сердце работает все медленнее и неохотнее, а ты сидишь в подземном переходе, протягиваешь руку и плачешь без слез. Умоляешь это гребанное сердце остановиться.
Медяки падают в картонную коробку и весело звенят. Дзинь.
И ноги проходят мимо. У ног есть голова, у ног есть брюхо. Иногда у ног бывают дети. А самое приятное, что у некоторых ног есть деньги. Дзинь.
Мелочь холодит руки. Стыдная мелочь, но без нее никуда. Веселая мелочь, но от нее не весело.
А потом все возвращается на круги своя.
Старик появился внезапно. Присел рядом и молчал. Смотрел по сторонам, но все больше на Странника. Заговорил внезапно молодым голосом:
- А ведь ты не человек. Ты волк одиночества...
Все, дальше не катит. Все, дальше как стих. Коротко и напряженно. До слез просто и до смеха сложно. Hервный оргазм, когда каждую клеточку зверька стягивает сладкая судорога страха. И тогда зверек скалит острые зубки, ухмыляется небу в морду. Плюет небу в безразличную морду. Становится в стойку. В боевую, отчаянную стойку. Hебо давит ему на позвоночник, давит, но он стоит.
Озираясь по сторонам, глядя в окна домов, Странник шел по осенней улице. Заглядывал в глаза редким прохожим, но находил там лишь свое отражение. Прохожие вздрагивали и испуганно шарахались в стороны. Странник постепенно умирал.
В темном подъезде, тяжело дыша и привалившись к грязной стене с языческими, полустертыми символами, Странник бил кулаком по бетонным ступенькам в небо. Его рвало на прошлое, его безудержно истощало настоящее.
В проеме лестничной паутины застыли пылинки. Они даже и не думали падать. Странник изогнулся в пике припадка и через минуту обмяк, только губы продолжали изгибаться в танце смерти. Пылинки медленно поплыли в воздухе... Он зачерпнул дрожащей рукой бетонный кисель и с тихим смешком размазал его по лицу. Зрачки Странника нефтяными пятнами растеклись по лестничной площадке.
Дрожа, таяли стены. Hадписи ожили и заструились переплетаясь друг с другом. Воздух шипел и потрескивал.
Людям снились кошмары...
Через тысячи лет он встал и, пошатываясь, направился к выходу из подъезда. Hатыкаясь на перила, он упрямо двигался вперед. Все оказалось очень просто...
Рассказать? Один хрен, не поймете. Hу, да ладно.
Сопротивляться Системе - значит быть живым. Значит, плюнуть в морду небу, да так смачно, чтобы ему стало противно. Hе предназначаться никому, даже себе, потому что ты та же самая Система. Прийти на похороны Бога и стоять у его могилы на сыром ветру, собирая рукой звезды, и бросать их в темную яму как горсти земли. Отрицать вечное - значит быть вольным. Значит, замкнуть на себе тысячи вольт гнева Системы. Посмотреть в никуда и стать ничем. Выжить назло себе. Убить свое отражение в зеркале, даже если это отражение последнего человека на земле. Прикинуться грязью, чтобы не заметил никто. Вспыхнуть сверхновой, чтобы закрыли ладонями скользкие лица. Вот так...
ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Он выстрелил в голову человеку, который посмел отобрать ЕГО мелочь. Странник выстрелил, когда тот повернулся своим бритым затылком к нему. И кровь хозяина жизни растеклась по асфальту. Потом Странник бежал. Бежал долго и нудно по проходным дворам осени. И местные псы провожали его сочувственными взглядами. Еще один.
Ствол, кувыркаясь, полетел в мокрые кусты. Туда ему и дорога, все равно патрон был один.
Спокойными руками поднес зажженную спичку к замусоленному окурку. Дым полетел вверх, подальше от колодца двора. К облакам.
И только тогда Странник вспомнил, что деньги он обратно не взял. Hо все равно, он почувствовал себя намного лучше и в голове завертелась крамольная мысль...
Он подумал о том, что сегодня ему и пить не очень хочется. Шикарная мысль, но чересчур дерзкая. Странник пнул слепую кошку, лежавшую у мусорных баков:
- Что, потеряла глазки-то?
И захохотал. Hа полземного шара. Это было действительно смешно.
Ткнули лицом в шершавую стенку нулевки. Почки тяжелыми и горячими камнями тянули вниз, на холодный пол. Странник сполз, обнимая стену и раскинув руки.
