И роняет Маховик мне в руку.
— Я могу…? — бестолково спрашиваю я, хотя ответ очевиден.
— Можешь. Только не напутай в очередной раз и не улети еще на двадцать назад. И… дело твое, конечно, но я бы хотела, чтобы ты задержался в этой чудесной школе. Долорес темнит, о чем тебе наверняка известно лучше меня, а мне сейчас некогда с ней разбираться.
Она заполняет бумаги мелким убористым почерком и поднимает голову всего один раз. После того, как я называю придуманное имя.
— Ньюман, — в тот момент это даже кажется мне забавным. — Фрэнсис Альфред Ньюман.
Она замирает, не дописав слово, и медленно поднимает на меня жгуче-зеленые глаза.
— Он… — хриплый голос не дрожит, но паузы говорят сами за себя, — так и не… вернулся?
— Нет. Мэм.
На несколько мгновений в кабинете повисает тяжелая, почти гнетущая тишина. А потом она просит всё тем же ровным хриплым голосом, не давая слабины даже наедине с сыном лучшего друга.
— Ответь мне на один вопрос. Только честно, парень, мне не нужна очередная ложь во благо. Я переживу вторую войну?
— Да, мэм.
Она поднимает бровь — всего на мгновение, словно раздумывает, верить моим словам или нет, но я действительно не лгу — и вновь опускает глаза на пергамент.
— Жаль.
========== Самый темный час ==========
Прыгать через перила винтовой лестницы — это очень глупая идея. Даже если в спину летит с полдюжины Парализующих и прочей дряни. И особенно глупо прыгать с высоты десяти с лишним футов. Потому что я бессовестно заржавел, пока сидел в Хогвартсе на непыльной должности герболога, разгребая теплицы и муштруя Зубастую Герань. Ноги, конечно, не сломал — этого еще не хватало, лидер я Армии Дамблдора или не лидер? — но тряхнуло ощутимо. И, кажется, сломало два ребра. Не от приземления, а от догнавшего перед прыжком и зацепившего левый бок заклятия. С комкающих край рубашки пальцев закапали первые капли крови.
Долорес, будь она неладна. И будь проклят тот день, когда я вздумал разобрать старый хлам на чердаке Дырявого Котла. Хотел сделать жене приятное — не будет же она ворочать эти ящики и коробки со всяким мусором в одиночку, — а на деле вышли такие приключения, что до конца своих дней хватит. Вот теперь — точно хватит!
Жаль только, что я уже не успею сказать Авроре даже простое «спасибо». Если бы не ее Патронус, Амбридж и ее подручные уже линчевали бы меня в собственном кабинете. А теперь придется немного побегать за «ставленником этого предателя Дамблдора». Хотя это было ожидаемо. Само появление Амбридж в школе говорило о том, что за директора взялись всерьез, и рано или поздно она должна была начать действовать. Не из-за самодеятельности студентов, так по любой другой причине. Ей только повод дай, или она сама найдет его.
Одно радует — Гермиона довела до ума золотые галлеоны, а название «Армия Дамблдора» я подкинул самому себе еще на позапрошлом занятии дуэльного кружка, поэтому… смею надеяться, что в девяносто седьмом мы не пропадем. Мне бы еще успеть сказать ему, что не все так просто, как кажется, что его не обманули в очередной раз и что у профессора Ньюмана действительно нет другого выбора, кроме как исчезнуть, словно его и не было, но даже если я сейчас столкнусь с самим собой на выходе из школы, нужно быть редкостным безумцем, чтобы пытаться завязать разговор под свист летящих в спину заклинаний. Зацепят еще. Обязательно зацепят, потому что таким всё равно, кого бить: взрослых мужчин или пятнадцатилетних мальчишек.
Лишние секунд десять форы всё же оказались как нельзя кстати, когда петляющие коридоры остались за спиной, а впереди выросли темные двойные двери и показался край засыпанного снегом школьного двора. Ненавижу убегать по настолько открытому пространству. Шансы получить заклинанием в спину — с моей-то везучестью — увеличиваются до девяноста девяти процентов. Мерлин, где Колин, когда он так нужен? Его дымовые завесы на порядок лучше моих.
Поднимать дымовой заслон мне, впрочем, некогда, обойдемся и снежным. За ночь во дворе намело такие сугробы, что пара заклинаний превращают их в настоящую метель, в которой и дюжину Акромантулов не разглядишь, не то, что меня. У такой завесы только один существенный недостаток.
Очень холодно.
И времени всё равно не хватает. Мне бы остановиться хотя бы на минуту, чтобы вытащить Маховик, настроить его и… Мерлина ради, почему это было настолько ожидаемо?! Неужели теплицы — это единственное место во всей школе, куда меня может занести после уроков?!
— Мистер Лонгботтом, вернитесь в теплицу и заприте дверь! Немедленно!
Куда там! Стоит и смотрит на меня, как… как Невилл на всё неожиданное. И надо полагать, вид у меня тот еще.
— У вас… у вас кровь, профессор!
Да неужели? Нет, как же всё-таки тяжело иногда работать с детьми. Особенно когда тебе в затылок дышат министерские головорезы. Пока что я их не вижу, но думаю, что у меня меньше минуты.
— Слушай меня внимательно! Ты сейчас вернешься в теплицу, запрешь дверь и не выйдешь оттуда, чтобы ты ни увидел и ни услышал!
— Но… — вместо этого он делает шаг вперед, проваливаясь в рыхлый снег, и поднимает руку. Хочет помочь, но не знает, как.
— Никаких «но», Невилл! — правая рука у меня в крови, и проклятый Маховик выскальзывает из пальцев снова и снова, словно пытается спрятаться за воротом рубашки. Нет, так не пойдет. — Послушай… Послушай меня. Мне нужно, чтобы ты ушел отсюда. Ты не должен пострадать.
— Но я…
Не понимаю? Не боюсь? Никому не нужен? Готов поклясться, что в твоем «но я» было всё это сразу. Как же много мне еще нужно сказать, и как мало у меня осталось времени.
С Маховиком в руке эта мысль кажется еще забавнее. Времени никогда не бывает достаточно. И дышать становится всё тяжелее.
— Будет война. Можно сказать, что она уже началась и… И дальше будет только хуже. Но ты справишься. В какой-то момент тебе придется возглавить Армию Дамблдора и…
— Армию Дамблдора?! — переспрашивает он почти фальцетом, и мне хочется выругаться, но удается только со свистом выдохнуть. Не перебивай, мне и так… тяжело. И ох, не нравится мне, как он вцепился в палочку. А та и рада наконец ввязаться в сражение. Подожди, несносная деревяшка, будет тебе бой с темными силами, но не сегодня.
— Ты поймешь, когда… когда придет время, как бы… банально это ни… звучало. А теперь, пожалуйста, уйди… в теплицу.
Потому что через несколько секунд они уже будут в какой-то паре ярдов от нас, а я не уверен, что успею прикрыть нас обоих. Если меня здесь убьют… Да черт бы побрал вас всех, я один вышел против Волдеморта, когда все остальные едва не сдались, думая, что Гарри мертв! Я так просто не умру!
— Откуда вы знаете?!
Ответить я не успеваю. И отразить второе заклятие тоже. Только первое, потому что трачу драгоценные секунды на то, чтобы двумя взмахами палочки отшвырнуть это недоразумение в темнеющий у него за спиной проем и с грохотом захлопнуть дверь. Следующее заклятие бьет меня в грудь и швыряет спиной в снег, перебивая цепочку от Маховика. Вместе с выдохом во рту и на губах появляется ржавый привкус крови. Надо полагать, она решила не церемониться. Хотя чего еще ждать от человека, который натравил дементоров на пятнадцатилетнего подростка, прекрасно понимая, что мальчик может и не отбиться от этих тварей?
Проклятье… Не хватало еще позорно захлебнуться здесь собственной кровью. И я готов поклясться, что слышу звенящий вопль за захлопнувшейся дверью.
Не высовывайся, идиот. Я не смогу уйти, если ты окажешься в опасности. Просто сиди тихо, или я действительно захлебнусь. Кровь уже течет по подбородку из обоих уголков рта сразу, сочится струйками по груди, и на снегу расползаются неровные красные пятна.
— А, профессор! — звучит сквозь шум в ушах противный девчоночий голос. — А мы уж думали, что потеряли вас.
Она еще и издевается.
— Почти угадали… Долорес, — хриплю я и вижу краем глаза свое же лицо — распахнутый рот и белые от ужаса глаза — в окошке на тепличной двери. Амбридж в ту сторону даже не смотрит. Намеренно она чистокровного студента не тронет. Это ей не Гарри Поттер, который пусть и Избранный, но за которого никогда не вступятся опекуны-магглы. Кто ж не знает Стальную Августу Лонгботтом, женщину с непростым характером, но готовую порвать в клочья всякого, кто поднимет палочку на ее внука? — Счастливо… оставаться, — с трудом выдавливаю я, глотая кровь, и мокрые пальцы скользят по золотому кольцу вокруг крохотных песочных часов.
