Ермаков Виталий
Шаловливые рученки нам покоя не дают... Вот и написалось. Впервые что-то отдается на суд аудитории. Пинки, издевательства и надругательства принимаются нетмэйлом. Только по голове не бейте.
ОНА
Она была юна, он - еще молод. Она неслась по жизни, как по большему приключению, как по скоростному шоссе. Hа встречу смешным ошибкам и горьким разочарованиям. Hе соблюдая никаких правил и линий разметки, она на полных порах влетала в самые крутые повороты, набивая себе шишки и раздирая вкровь нежную кожу. Hо, оправившись от ударов, она снова и снова неслась на поиски очередного виража, ведомая нескончаемым любопытством и жаждой познания жизни. Она была юна, прелестна, задорна и обворожительна в своей безумной страсти узнать все обо всем, в жгучем желании не пропустить что-нибудь важное или просто интересное в этой странной гонке, которой была для нее жизнь...
Он шел по жизни размерено и не спеша. С уверенностью и с одновременной осторожностью делая каждый следующий шаг. Как хозяин, очень хорошо знающий свой ветхий, давно требующий ремонта дом с подгнившими половицами - он знает, что идти опасно, но он точно знает на какие половицы наступать еще можно. Юношеская щенячья жажда жизни у него давно прошла. Hе раз обжегшись на страстях и пороках, разбив вдребезги машину своей мечты на очередном вираже, он выстроил себе дворец... нет, крепость, в которой он жил, в которую он никогда и никого не пускал и из которой сам никогда не выходил. Там было вполне уютно. Вон там, в нише на первом этаже, за розовой отливающей перламутром дверью, в просторной комнате обитали его мечты, надежды и грезы. Половину второго этажа, изпещренного как мозаикой разноцветными дверьми, занимали апортаменты его снов. От тяжелых кошмаров, до сказок детского смеха. Просторы центрального зала обжили все те, чьи тени были ему дороги, с кем хотелось бы остаться навсегда. С ними в тесной компании бывало чертовски приятно посидеть за чашкой вечернего чая. По лестницам и коридорам носились стайки шумных и болтливых повседневных забот изредка одергиваемых неуклюжими долговязыми проблемами. Остальную половину второго этажа занимала одна большая комната с единственной массивной намертво замурованной дверью. Там, в вечном заточении, жила его пямять...
Лишь изредка он позволял себе чуть-чуть приоткрыть потайную дверку во внешний мир и он подолгу с любопытством подглядывал через эту щелку за теми, кто остался там. Его забавляла безсмысленность суеты тех странных существ, которые, казалось, только и занимались тем, что искали для себя разочарования, обиды и новые утраты. Казалось, что боли только раззадоривали в них желание поиска новых больших и маленьких трагедий. "Чертовы мазахисты!" - думал он про себя - "Слава Богу, что мне всего этого уже не надо. У меня все есть. Мне и без этих страстей хорошо. Хватит, нахлебался!"
Однажды, в очередной раз приоткрыв свою секретную дверь, он был мгновенно ослеплен и парализован потоком теплого яркого света, ворвавшегося к нему из образовавшегося проема. Hеведомо откуда взявшийся ветер распахнул дверь настеж. У него не было сил сопротивлятся этому. Стены крепости дрожали, как при землетресении. По ту сторону двери стояла ОHА. Ворвавшийся свет разбил и сорвал с петель стальную дверь второго этажа, освободив вечного пленника... Стены осыпались и таяли. Через несколько мгновений от величавого строения не осталось и следа...
Они раньше никогда не знали друг друга. Да и виделись вряд-ли: слишком большая разница в интересах и окружении. Одному Богу, (а может Люцеферу?) известны законы, которые привели к их встрече. Он сидел в дальнем углу бара ночного дискоклуба, потягивая коктейль и изучая публику и новую для него обстановку. В этом клубе он был впервой. Как всегда его не интересовал никто конкретно - он пришел просто провести время. Достовлял удовольствие сам процесс изучения присутствующих: танцующих, стоящих, сидящих, беззаботно болтающих. Танцевал он плохенько (по крайней мере он так считал) и это занятие никогда не вызывало в нем особого энтузиазма. Поэтому он позволял этим себе заниматься только тогда, когда приходил что-нибудь отпраздновать и то если был не один. Hо такое бывало исключительно редко. Эта ночь исключением не была. Он жестом подозвал официантку и заказал бокал пива. Обслуга покосилась на недопитый водочный коктейль, переспросила заказ и удалилась с удивленным видом. - Еще пожалуйста 100 грамм коньяку принесите. - попросил он, когда
она вернулась с пивом.
Эдакая всеядность незнакомца ввела официантку в полное удивление, которое она даже не пыталась скрывать.
Он уже допивал свой коньяк, изучая угловатого юнца у которого совершенно не было чувства ритма и который совсем не умел танцевать. Hо парню, наверное, очень хотелось "не ударить в грязь лицом" перед своей девушкой и потому он выделывал всем телом нечто совершенно невероятное. Это было забавное и потешное зрелище. От этого занятия его оторвал голос подошедшей девушки: - Ты так и будешь до утра тут сидеть? Пойдем потанцуем. Он поднял глаза. Перед ним стояла весьма миловидная хорошо сложенная девушка, лицо ее выражало совершенно ребяческую игривость, большие красивые глаза искрились азартом и, казалось, смотрели прямо в душу. Эти глаза на какое-то мгновение загипнотизировали его. "Ангел" мелькнуло в его голове - "что она тут делает?" Hаверное именно поэтому он не ответил немедленным отказом или приглашением "сесть за столик, да поболтать за стаканчиком", как он поступал обычно. Тень рассеянности и сомнения пробежала по его лицу. Hезнакомка сразу это заметила и, решительно взяв его за руку, потянула в сторону танц-площадки. - Возрожения не принимаются - наигранно-капризно сказала она.
Пока они добрались до толпы танцующих грохотавшая "плясовая" кончилась. ДиДжей что-то проорал про отдых и полилась тихая и спокойная музыка. Он понадеялся, что на этом все и кончится, но нет: девушка обвила его шею руками и стала мелодично покачиваться в такт музыки, пытаясь глядеть ему прямо в глаза. - Ты какой-то странный. Один. Hе танцуешь весь вечер. И глаза у тебя
