На фото я в центре. Мне 1 год. Бабушка, мать, её сестра Мария, мои сёстры и кузен Валерка
ведьм и колдунов, пугая нас. Рано утром, по улице ходили узбечки из близлежащих кишлаков, продавая кислое и пресное молоко, сметану, масло. Они громко кричали, расхваливая свой товар, будя жителей. Большим событием становился регулярный, примерно раз в 2-3 дня, приезд телеги с двумя или тремя бочками бензина и керосина, запряжённой парой лошадей. Еду тогда готовили в основном на керосинках и примусах, освещались опять же керосиновыми лампами, так как свет часто отключали. Возница кричал в рупор: «Керосин! Бензин!». Жители подходили с канистрами и отоваривались. А дети внимательно наблюдали, как продавец наливает жидкость в мерную кружку и разливает покупателям, при этом мы с удовольствием вдыхали запах бензина, как чего-то необыкновенного. Телевизоров, а тем более компьютеров, не было, в помине, и мы развлекались по своему разумению. Весь день проводили на улице, конечно те, кто ещё не ходил в школу. После полудня к нам присоединялись дети постарше. Играли в пятнашки, прятки, казаки-разбойники, чижика, лянгу, бабки и др. Особо про лянгу. Это можно сказать народная игра детей Средней Азии. Из истории, ещё сам ходжа Насреддин, играл в лянгу, на деньги. На клочок бараньей шерсти пришивается пластинка свинца. Это и называется лянга. Её подбрасывают внутренней стороной стопы левой или правой ноги, не роняя. Играют или на счёт, кто больше подбросит или по конам, с определёнными правилами. Вечерами разводили костры и прыгали через них. И только уже при полной темноте шли домой. Иногда родителям приходилось загонять детей домой. Я не помню, когда мы ели. Вечером с родителями обязательно, а в течении дня, как придётся. Чаще всего заскакивали на минуту домой и брали кусок хлеба без ничего, и с аппетитом съедали. На улице стояли также дома многих наших родственников. В доме напротив, жил старший брат матери Пётр Иванович. Ещё через 3 дома -младший брат матери, дядя Саша. На другой улице дядя Яша. Через забор –крёстная, тётя Нюра. Были и ещё какие-то более дальние родственники. А вообще мы не знали никаких границ и, играя, свободно заходили в любой двор, если была необходимость. К тому же, все знали друг друга, а при существовавшей тогда бедности, никто не боялся воровства, просто нечего было брать. Недалеко протекала речка Буржар, где мы часто купались. Кроме этого ходили пешком в парк Горького на бассейн, или на комсомольское озеро, где начальником спасательной станции был дядя Петя, брат матери. У него можно было попросить лодку, но это тогда, когда я ходил туда с родителями. По воскресеньям, утром рано, за мной заходила бабушка Мария Алексеевна, которая жила по очереди у своих детей, хотя предпочитала дядю Сашу. Она везла меня на трамвае на Госпитальный рынок, рядом с которым находилась патриаршая православная церковь Пресвятой Троицы, где мы отстаивали службу. Особенно мне нравилось причащаться, когда батюшка давал в столовой ложке церковное вино. Для выхода в церковь меня одевали по-праздничному, даже с галстуком в горошек. Вообще у меня, да и каждого члена семьи не было недостатка в одежде. Мы жили очень хорошо. У нас дома не переводилась красная икра, которую я тайком скармливал собаке, настолько она приелась, шоколад и конфеты. У меня было множество игрушек, которыми я почти не играл и раздавал их своим друзьям, которые в большинстве, никогда не имели подобного. Иногда отец брал нас всех троих и вёз в город, где кормил мороженным. Однажды он, желая, чтобы мы наконец наелись мороженным до отвала, обкормил нас так, что мы уже домой приехали с температурой. Но в то время, болезни легко проходили, о гриппе вообще не слыхали. Я никогда не болел в детстве серьёзно, разве только ангиной. А однажды, играя у соседей, прижал их собачонку палкой к забору и она, вырвавшись, искусала меня так, что живого места не осталось. Я помню, как пришёл домой весь в крови и мать понесла меня в больницу, где мне прописали сорок уколов от столбняка. Каждый день мать вела меня в поликлинику, и врач делал мне укол в живот, а, чтобы я не кричал, дарил пустую коробку от ампул. Собаки не любили меня, и я натерпелся от них достаточно.
Я не посещал детский сад, хотя была одна попытка. Я не пробыл в саду и полдня, мне не понравилось там. Я помню тот день, мне было, наверное, не больше трёх лет, когда мать отвела меня в сад, а сама ушла на работу. Я позавтракал, потом играл. Ещё нас учили правильно спать – на правом боку с подложенной ладонью под голову. А потом, я просто ушёл, и никто не заметил этого. Не понимаю одного, каким образом я пришёл к матери на работу? Мне пришлось идти довольно далеко, через улицы с трамваями и троллейбусами, на текстильный комбинат и пройдя всё это, нашёл материн склад, хотя никогда раньше не был там. Само провидение вело меня. Мать вышла и была просто ошарашена случившимся. Больше меня не пытались водить в детсад. Воспитательница была строго наказана, её даже хотели уволить, но она упросила мать заступиться за неё. Иногда я с родителями ходил в гости к отцовским родным. В основном мы ходили к
его сестре, тёте Тане. Она с мужем, Алексеем Герасимовичем, жила недалеко от
На фото -Я в Ташкенте, стою в середине, в фуражке. Около 1956 года.
Пединститута, в собственном доме, средства, на постройку которого, им предоставила мать. Позже, продав этот дом, семья Герасимовича уехала в Саранск. Они так никогда и не вернули матери долг и из-за этого, семьи долгое время не желали знаться. И до самой смерти Алексея Герасимовича в 1966 году, мы были в весьма натянутых отношениях. У них были три дочки с которыми дружили мои сёстры. Навещали мы и отцовских племянников Ивана с женой Верой, Николая, у которого был сын Вовка, на год младше меня. А по своей улице я чаще всего бывал у дяди Саши. Я дружил с его сыном, моим двоюродным братом Валеркой. Он был несколько вороват и водил дружбу с хулиганистыми пацанами. По возрасту был старше меня на три года и учил меня курить. Мне было 3 или четыре года, а ему соответственно. С этим связан один забавный случай. Мой отец в те времена немного курил, из-за чего имел стычки с матерью, поэтому он старался не попадаться ей на глаза. Однажды отец, придя домой на обед, бросил окурок перед дверями, а сам зашёл в дом. Я поднял ещё дымящийся окурок и, спрятавшись во дворе за кустом, начал курить, скорее просто пускал дым.
В это время, мать вышла на крыльцо и увидела дым из кустов. Она извлекла меня оттуда и нашлёпала, а отцу устроила такой скандал, что он с того дня бросил курить окончательно и бесповоротно. После основной работы, отец часто брал меня с собой, и мы ехали подрабатывать, как такси. Где-то в 1956 году отец начал возить управляющего трестом Узбекшахтострой, который, по делам службы, часто посещал город Ангрен, где к этому времени начали разработку угольного месторождения, самого крупного в Средней Азии. Я часто ездил туда с отцом. Иногда шеф оставался в Ангрене на выходные, а мы ехали домой в Ташкент. Расстояние в 120 км преодолевали за 3-4 часа, что было тогда неплохим результатом. Дорога было неважная, причём построена была методом «Хошара», ещё во время войны, когда возникла острая необходимость в ангренском угле. Тысячи дехкан с кетменями построили дорогу в течении всего двух- трёх месяцев. Дорога проходила вдоль реки Ахангаран (Ангрен), оба берега которой, заросли камышом и саксаулом. До 1950 года, в тех краях ещё водились тигры. В камышах скрывались дикие кабаны и множество других животных. После войны здесь устроили заповедник. Обычно мы возвращались в Ташкент ночью и видели, как через дорогу перебегали лисы, волки, шакалы. Отец возил с собой двустволку, но применить её не удалось. Через каких-то 10-15 лет на этой дороге уже не встречалось никаких зверей. Вскоре встал вопрос о переезде, по производственной необходимости, в Ангрен. Сёстры уже учились в школе, мать имела хорошую работу, свой дом и прочее, всё это надо было бросать. Но, в итоге, решили ехать. Отцу предоставили квартиру в саманном коттедже на две семьи, по соседству с шефом. Матери предложили заведовать продовольственным магазином. И мы переехали. Город представлял из себя ряд почти самостоятельных посёлков: Шахтёрский (самый старый), Соцгород (в котором мы поселились), Джигиристан, Центральный, Привокзальный, ГРЭС, Немецкий посёлок и т.д. Также город вобрал в себя несколько кишлаков, находившихся здесь ранее. Из этих кишлаков наиболее известны Тешик-Таш, на территории которого находили жилища каменного века и большой кишлак Аблык, известный ещё до нашей эры, где останавливался, по некоторым данным, Александр Македонский. Город находился, как бы в мешке, охватываемый с трёх сторон отрогами Тянь-Шаня, хребтами Кураминский и Чаткальский. Выход был в сторону Ташкента, куда несла свои воды река Ангрен, впадающая в Чирчик. Позднее, была построена дорога через перевал Камчик в Коканд и далее, в Ферганскую долину. Современный посёлок для шахтёров, строили пленные японцы, которые трудились тут до 1954 года. Много их умерло здесь, о чём безмолвно говорили десятки могил, раскиданных по территории города, с надписями иероглифами. Когда город разросся, могилы убрали, а трупы перенесли на общее кладбище, где захоронили скопом в три траншеи, примерно по сто человек в каждую. Итак, мы переехали. Больше всего меня поразило наличие унитаза и ванны, которые я до этого видел только в кино. Наша квартира имела две комнаты, кухню, туалет с ванной и коридор. Имелся двор с сараем.
