– Вы уверены, что сейчас у вас есть время устраивать для меня экскурсии? – Себастьян бросил на нее вопросительный взгляд. – В конце концов, я могу приехать сюда и в другой раз.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – поспешила успокоить его Эмили и направилась в сопровождении Фру-Фру к крыльцу. Себастьян последовал за ней, они вошли в коридор, потом на кухню.

Эмили повела его по другим комнатам. Они медленно переходили из одной залы в другую. Себастьян то и дело, останавливался, внимательно разглядывал картины на стенах, мебель, огромное количество всяческих безделушек и прочих произведений искусства, которыми были сплошь уставлены все каминные полки, бюро и столики. Все они были покрыты толстым слоем пыли, целый кладезь недооцененных и заброшенных вещей. Они вошли в утренний будуар, и Себастьян тут же устремился к полотну, висевшему на одной из стен.

– Эта картина напоминает мне полотно Матисса, датированное 1904 годом. «Роскошь, покой и наслаждение». Он написал эту картину в Сен-Тропе. Здесь та же пунктирная манера изображения предметов. – Себастьян осторожно прошелся пальцами по полотну. – Правда, это в чистом виде пейзаж. Скалы, море, и никаких фигур людей.

– «Роскошь, покой и наслаждение», – повторила Эмили название картины, но уже по-английски. – Помню, как отец читал мне стихотворение Бодлера «Приглашение к путешествию».

– Да, это Бодлер! – воскликнул Себастьян, явно обрадованный тем, что Эмили тоже знает это стихотворение. – А для Матисса оно стало источником вдохновения, и он нарисовал свою картину. Она сейчас экспонируется в Национальном музее современного искусства в Париже. – Он снова взглянул на полотно, висевшее перед ним. – К сожалению, здесь нигде не просматривается его подпись. Во всяком случае, я ничего не вижу. Вполне возможно, подпись скрывается под рамой. А может, он вполне сознательно не подписал свое полотно. Но стиль, художественная манера практически идентичны тому, что мы видим на других полотнах Матисса, в частности, тех, которые он создал в Сен-Тропе. А оттуда до ваших мест рукой подать. Я прав?

– Мой отец был знаком с Матиссом в Париже, – задумчиво бросила Эмили. – Наверняка художник регулярно посещал салоны для творческой интеллигенции, которые отец устраивал, живя в столице. Он очень любил Матисса и часто говорил о нем. Но мне ничего не известно о том, посещал ли художник наш замок.

– Как многие художники и писатели того времени, Матисс с началом Второй мировой перебрался на Юг, подальше от всех ужасов войны. Так что исключать такую возможность никак нельзя. О, я просто обожаю Матисса. Можно сказать, он – страсть всей моей жизни. – Голос Себастьяна дрогнул от переизбытка охвативших его чувств. – Можно мне снять картину со стены? Вдруг подпись находится на обороте? Иногда ведь художники дарят свои полотна в знак глубокого уважения или благодарности щедрым хозяевам или своим благодетелям. Ваш батюшка был наверняка из числа таких.

– Конечно, снимайте, – Эмили подошла поближе к Себастьяну, наблюдая за тем, как он, осторожно обхватив раму обеими руками, бережно снял картину, явив взору кусок невыцветших обоев на стене. Потом он так же осторожно перевернул картину тыльной стороной к себе, и они вместе с Эмили принялись изучать обратную сторону холста. Никаких подписей они там не обнаружили.

– Ничего, это еще не конец света, – успокоил Эмили Себастьян. – Если бы Матисс подписал картину, то это лишь упростило бы процесс атрибуции, и только. Но все равно это его работа.

– Вы так считаете?

– С учетом того, о чем вы мне только что поведали, с учетом того, что на полотне мы видим тот же штриховой стиль, с которым Матисс экспериментировал как раз в те годы, когда писал «Роскошь, покой и наслаждение», я более чем убежден, что картина принадлежит кисти Матисса. Само собой, в обозримом будущем ее нужно будет обязательно показать экспертам для окончательного вердикта.

– А если это и правда Матисс, то сколько, по-вашему, может стоить такое полотно?

– Не стал бы гадать. Тем более подпись отсутствует. Да и оценочного опыта у меня пока маловато. Как известно, Матисс был очень плодовитым художником и прожил долгую жизнь, очень долгую. А вы что, хотите продать картину?

– Вот еще одна проблема, которую мне тоже надо будет решать в ближайшем будущем. – Эмили обреченно повела плечами.

– В таком случае, – Себастьян с теми же мерами предосторожности вернул полотно на прежнее место, – у меня есть выход на высококвалифицированных экспертов-искусствоведов, которые с большой долей вероятности охотно согласились бы помочь вам определить аутентичность картины. Впрочем, ваш нотариус вполне может проделать это и сам, без моего участия. Благодарю вас за то, что показали мне эту картину, а заодно и позволили ознакомиться с замком, так сказать, изнутри. Прекрасный замок!

– Не стоит благодарностей, – сдержанно ответила Эмили, и они покинули утренний будуар.

– Между прочим, – заметил Себастьян, уже стоя в вестибюле, сосредоточенно почесав себе затылок, – насколько я помню, бабушка еще упоминала о каком-то совершенно фантастичном собрании редких книг, которое она видела в замке. Или я что-то придумываю?

– Нет, все правильно, – подтвердила ему Эмили, только сейчас спохватившись, что библиотеку во время экскурсии по замку она гостю так и не показала. – Библиотека здесь рядом. Пойдемте.

– Благодарю вас. Но это при условии, что у вас еще есть время, – куртуазным тоном ответил ей Себастьян.

– Есть.

Едва переступив порог библиотеки, Себастьян замер в немом восхищении.

– Боже мой, – выдохнул он, медленно двинувшись вдоль стеллажей с книгами. – Уникальная коллекция! И сколько же здесь книг, интересно? Пятнадцать тысяч? Двадцать?

– Понятия не имею.

– А каталог имеется? Или хотя бы алфавитный перечень? В каком порядке расставлены книги?

– Порядок расстановки выбирал отец. Судя по всему, он придерживался того порядка, который соблюдал уже его отец и дед. И прадед… Ну и так далее, на протяжении более двух с половиной столетий. Но наверняка новые поступления все же вносились в каталог. – Эмили кивнула головой на толстенные гроссбухи в кожаных переплетах, стопкой лежавшие на письменном столе отца.

Себастьян взял одну из книг, открыл ее и пролистал несколько страниц. Десятки, сотни записей о новых поступлениях, сделанных безупречным почерком покойного де ла Мартиньера.

– Конечно, это не моего ума дело, Эмили. Но должен доложить вам, что это совершенно необычная коллекция книг. Насколько я могу судить по записям, сделанным вашим отцом, он покупал много раритетных книг: инкунабулы, самые первые издания и прочее. И это уже не говоря о том, сколько редких книг насчитывалось в собрании и до того, как он стал пополнять библиотеку новыми приобретениями. Не удивлюсь, если узнаю, что это самое полное собрание книжных раритетов во Франции. Но все же книги нужно соответствующим образом обработать, внести в каталог, создать базу данных.

Эмили безвольно опустилась в кожаное кресло отца, стоявшее рядом с письменным столом.

– Ну вот, – едва слышно прошептала она. – Теперь еще и книги. С каждым днем работы только прибавляется. У меня такое впечатление, что упорядочение имущественных дел моих родителей потребует от меня в скором времени загрузки на полный рабочий день. А как же моя основная работа?

– Но работа здесь того стоит, поверьте мне, – проговорил Себастьян убедительным тоном.

– Да, но у меня есть еще и своя жизнь… Другая жизнь, и она мне нравится. Все тихо… – Эмили хотела закончить «и спокойно», но слишком уж звучит странновато, а потому она сказала: – Упорядоченно.

Себастьян подошел к ней и, опустившись на одно колено, ухватился рукой за кресло для равновесия.

– Я очень хорошо понимаю вас, Эмили. Но если вы хотите вернуться к своей прежней жизни, тогда просто нужно найти людей, которым бы вы доверяли, как самой себе. И пусть они занимаются всеми этими делами вместо вас.

– Да, но кому я могу доверить? – вопросила Эмили, не адресуя свои слова никому конкретно.