– Или Евпраксия, – кивнул Петрович. – А однажды я общался со старушкой по имени Ифигения.

– Что это имя означает, интересно?

– Насколько помню – Бессмертная.

– А что? Ифигения Кащеевна – звучит! Правда?

– Звучит, – согласился Петрович.

– Кстати, как вас зовут? – поинтересовалась она.

– Местные все зовут просто – Петрович.

– А меня местные зовут Геля. Некоторые друзья – Гела.

– Почему Гела?

– Есть соображение на этот счет, – усмехнулась она. – Но я с ним, с этим соображением, не согласная.

21.20

Они молчали, улыбаясь. Глядели друг на друга.

– Так вы тут стояли, чтобы сказать мне, что я ангел? – спросила она.

– На самом деле, я не знаю, зачем тут стоял. Точнее, знаю – я ждал вас. Но не знал, зачем… Наверное, просто хотел поговорить. Сказать, как вы прекрасны.

– А вечер, я смотрю, перестает быть игривым и становится томным, – подмигнула она. – Тогда говорите.

– Что говорить?

– Как что? – удивилась она. – Что я прекрасна. Вы же так этого и не сказали.

– Действительно, – усмехнулся Петрович. – Не сказал. Тогда скажу: вы прекрасны.

– Потрясающе! – сказала она. – То-то муж обрадуется, когда узнает, что у меня очередной поклонник.

Петрович сник.

– А вы замужем? – спросил он, выискивая взглядом кольцо на ее руке.

Кольца не было.

– В каком-то смысле – да, – сказала она. – А вас это пугает?

– Я ничего не боюсь, – ответил Петрович.

– Тогда пойдемте погуляем, Макфлай, – сказала она, неожиданно беря его под руку. – Проводите меня, а то темно уже становится.

21.30

– Почему Макфлай? – спросил он, шагая по тротуару.

– Ну вы же ничего не боитесь, – улыбнулась она. – Совсем как Марти Макфлай.

– Это кто?

– Божечки! Вы не знаете, кто такой Марти Макфлай?

Петрович покачал головой.

– А какие вы фильмы смотрите? – поинтересовалась она.

– Разные, – уклончиво ответил он, припоминая фамилии режиссеров. – Балабанова смотрю, Тарантино… Правда, я в кино лет двадцать не был.

Они пересекли улицу, прошли вдоль гаражей и шагнули на шпалы заброшенного пути.

– Куда мы идем? – спросил Петрович. – Я думал, вы рядом с магазином живете. Часто видел вас там.

– А вы где живете?

– В общаге. В той, в которой магазин находится.

– А, где химики жили?

– Какие химики? – удивился Петрович.

– Монахи! Последователи учения Бертольда Шварца…

Увидев его недоумение, Ангелина засмеялась.

– Да шучу я, – сказала она. – Химики – так называли осужденных. В этом общежитии раньше находилась колония-поселение, где они жили.

– Серьезно?

– Ага, – улыбнулась его спутница. – Страшное было время. Мама рассказывала, что ночью по микрорайону опасно было ходить. Химики приходили на танцы в парк, приставали к людям. Драки там постоянно случались… Отбыв срок, многие оседали здесь же, в микрорайоне, потому что возвращаться им было некуда: после суда всех выписывали из квартир, а некоторые жены, подхватив детей, уезжали, чтобы начать новую жизнь. Мужики, мотая срок, находили здесь новых возлюбленных, селились потом у них, заводили детей – и получали новые сроки, потому как люди не меняются. А став рецидивистами, они уже уходили далеко и надолго. Дети росли, не зная отцов, но с их генами.

21.45

Они шли по шпалам, уходя все дальше от жилых домов. Над головами зажигались звезды.

– Так вы думаете, люди не меняются? – спросил Петрович.

– Говорят, что нет. Они приспосабливаются. Вы же знакомы с трудами Дарвина?

– Так… В общих чертах: естественный отбор, выживает сильнейший. И все такое…

– На самом деле, он не писал, что выживает сильнейший. Дарвин употребил фразу «выживание наиболее приспособленных». То есть виды, которые сумели приспособиться к тем или иным условиям, выживают, а кто не смог приспособиться – те, увы, уходят в мир иной.

Помолчали, шагая по шпалам. Удивительно: вроде ночь, но не темно, отметил Петрович.

– Вы мне так и не ответили: куда мы идем? – напомнил Петрович.

– К дяде Мише. Вот, несу ему ужин: хлеб, вино.

– А ваш дядя не дурак! – хмыкнул Петрович. – Вино на ужин.

– Все ж лучше, чем водка, верно? – сказала она.

Фраза прозвучала совсем не обидно, поэтому Петрович легко согласился:

– Верно. Я бы тоже не отказался пить на ужин вино. Только дорого. И его надо много, чтобы торкнуло…

– А это обязательно – чтобы торкнуло? – улыбнулась Ангелина.

– А зачем тогда пить? – удивился Петрович и даже остановился.

– Например, для улучшения пищеварения, – ответила она, продолжая идти. – Для радости. Или для соблюдения традиции, для ритуала…

Оглянулась.

– Так вы идете?

– Да-да, иду, – пробормотал он, подходя ближе. – Знаете, вы удивительный человек.

– Почему?

– Потому что я, разговаривая с вами, постоянно удивляюсь! – сказал Петрович. – А если серьезно, то я уже забыл, когда нормально общался с людьми. Все разговоры – либо по делу, либо ни о чем. И главное, никто не слушает, что ты говоришь – люди просто ждут своей очереди вывалить на тебя информацию… Вы заметили, как местные здороваются?

– «Как оно ничего?» – улыбнулась она.

– Вот именно! Я даже поначалу не понимал, чего они спрашивают.

– Это означает «как дела?» – сказала Ангелина. – Только на самом деле никому не интересно, как у вас дела.

– Ага, – кивнул Петрович. – Есть даже такое выражение: зануда – это человек, который на вопрос: «Как дела?», начинает рассказывать, как у него дела.

– Женщины говорят иначе, – засмеялась Ангелина. – Зануда – это человек, которому проще дать, чем объяснять, почему ты не хочешь давать.

– Чего дать? – не понял Петрович.

– Того!

– А, – сообразил он. – Вы про секс.

21.56

– Именно, – ответила она. – Среди местных людей слово «дать» используется только в этом значении.

– А как же, например, фраза «дать по морде»?

– Эту фразу легко можно заменить одним нецензурным словом, – пожала плечами Ангелина. – Здесь никто не пользуется этим анахронизмом – «дать по морде». Да и слово «морда» редко услышишь.

– Дайте угадаю, – сказал Петрович. – Они заменяют его нецензурным словом?

– Вы догадливый.

Петрович усмехнулся.

– Да нет, на самом деле я осведомлен о терминах, распространенных среди местного населения…

Он замолчал, оглядываясь по сторонам.

– Но помилуйте, куда, в самом деле, мы направляемся? Где он находится, ваш дядя?

– Он сторож на бывшем заводе, – ответила она. – Видите – впереди огни? Этот путь ведет как раз туда, на завод, а на въезде имеются ворота и КПП. На этом КПП дядя Миша и сидит. Только он мне не дядя.

– Это как?

– Да так. Все его называют дядя Миша, хотя он, скорее, дедушка Миша. Он был старым, когда я еще была совсем маленькой девчонкой. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но за последние годы он ничуть не изменился. Дядя Миша работал сторожем на заводе, когда завод еще функционировал. Теперь охраняет то, что от завода осталось.

– А чем там занимались, на том заводе?

– Если не ошибаюсь, делали какие-то железобетонные изделия. Что-то в этом роде. У меня мама там когда-то давно работала, она с тех пор дядю Мишу и знает.

– Так ваша мама и дядя Миша?..

Ангелина засмеялась:

– Да ну нет же! Это совсем не то, что вы подумали. Он уже тогда ей в отцы годился. А может, и в деды…

Рука Ангелины легла на его плечо, а сама она стала идти по рельсам.

– Согласен, по шпалам идти неудобно! – сказал Петрович. – Расстояние между ними всегда разное. Интересно, почему?

– Наверное, именно потому, что они не предназначены для гуляния, – предположила она.

Потом стала напевать:

– Путь наш длинен и суров, много предстоит трудов, чтобы выйти в люди, чтобы выйти в люди…