По углам скопились клоки пыли. Йеппе зашел на кухню, налил себе пива и проглотил кусок вчерашней пиццы, стоя перед открытым холодильником. Затем достал пылесос, с которым отправился на небольшой второй этаж. Надев наушники с звучавшим в них альбомом Ло-Фанг «Blue Film», он принялся за уборку. Музыка вернулась в его жизнь с появлением Ханны. Она и помыслить не могла начать день без музыки, и Йеппе осознал, насколько тихой стала их с Терезой семейная жизнь за последние пару лет брака. Ни разговоров, ни музыки.

Он присел на корточки, предоставив пылесосному шлангу поглощать пыльный ковер под комодом от «Илва».

«It’s not easy calming down this feeling, calming down this feeling»[13].

Роли, которыми мы наделяем друг друга в браке! Чего уж тут удивительного, что мы костенеем в них и однажды утром просыпаемся с ощущением внутренней опустошенности? Именно этим Тереза оправдывала свою измену, и теперь Йеппе начинал видеть в этом смысл. Нечто опасное есть в том, что ты все без исключения знаешь про другого человека.

Он выключил пылесос и отнес его вниз. Рюкзак еще стоял в прихожей вместе с туристическими ботинками и накренившимся спальным мешком. Вздохнув, Йеппе поставил пылесос на пол. Срочно в подвал все это барахло! Он закинул рюкзак на спину и приоткрыл дверь, ведущую на подвальную лестницу.

Хлоп!

Йеппе застыл. Даже несмотря на музыку, играющую в наушниках, ошибки быть не могло. Это был звук захлопнувшейся двери в подвал.

Он снял наушники. Замер и прислушался. Полная тишина. Так беззвучно может быть только в квартале частного сектора. Он слышал лишь громоподобные удары собственного сердца. Неужели ограбление? Его девятимиллиметровый ствол «Хеклер-Кох УСП Компакт» тихо-мирно лежал в Управлении, в комнате, специально предназначенной для хранения табельного оружия. Он прикинул, чем можно было бы воспользоваться в качестве оружия, осторожно снял рюкзак и проскользнул в кухню. Нож не очень подходил в данной ситуации, если, конечно, не хочешь спровоцировать кровавую потасовку. Сейчас лучше тяжелая сковорода.

Медленно и осторожно он начал спускаться в подвал по той стороне лестницы, где слабее скрипели ступени. В носках, с занесенным, как топор, чугунным сотейником, подаренным им с Терезой на свадьбу ее родителями.

Да нет тут никого. Видимо, то были галлюцинации.

И все-таки он был уверен, что слышал, как хлопнула дверь. Йеппе спустился с последней ступеньки. По-прежнему ни звука. Веяло прохладой, словно на сквозняке. Через носки он ощутил промерзший пол подвала. Вдоль стен проступали очертания пыльных полок. Сердце бешено колотилось в груди, он ощутил непреодолимое желание развернуться, добежать до машины и уехать отсюда подальше. Сделав глубокий вдох, он попытался успокоиться.

Не было никакого смысла продолжать стоять в темноте. Пошарив рукой по стене, он нащупал выключатель и включил свет. Подвал был пуст. Опустив сотейник, Йеппе подошел к двери. Никаких следов взлома, все как всегда. На всякий случай он потянул дверь на себя. Она открылась.

Оказывается, дверь была не заперта.

На полу у порога намело снега. Значит, это были не галлюцинации, дверь не была закрыта на замок и хлопала от сквозняка.

Прежде чем покинуть дом, Йеппе всегда проверял все двери. И дверь подвала была заперта, когда он уезжал на работу. А теперь она открыта. Ключ, помимо него самого, имелся только у Йоханнеса.

Йеппе обошел весь первый этаж, везде включил свет. Никого. Проверил наверху, снова спустился вниз и, надев сабо, вышел в сад. Он был один. Перед входом в подвал с улицы виднелись следы на снегу, однако он сам туда спускался утром за лопатой для снега, так что, вероятно, следы были его собственные.

Видимо, сам и забыл запереть дверь.

Йеппе вернулся на кухню. Обрести прежнее ощущение безопасности оказалось не так уж легко. Облокотившись на стол, он взял бокал, полный еще прохладного пива. Он медлил.

Альфа выпил напиток, который растворил его внутренние органы.

По спине от копчика до самой шеи пробежали мурашки, отчего волоски, растущие выше горловины свитера, немедленно встали дыбом. Не успев как следует обдумать пришедшую ему в голову мысль, Йеппе выплеснул пиво в раковину и вышел в коридор. Надел куртку и ботинки. Надо поскорее убираться отсюда. Отыскав в кармане ключи от машины и направляясь к подъездной дорожке, он написал сообщение Ханне. От вороха мыслей мозг его кипел, порождая смятение.

«Dôme épais le jasmin, a la rose s’assemble, rive en fleurs frais matin, nous appellent ensemble…»[14]

Родриго налил себе еще белого вина, уже третий бокал за последние двадцать минут, и оглядел гостиную их с Йоханнесом квартиры на Скюдебанегэде. Вино постепенно действовало, тем более что он так и не поужинал. В данный момент он жалел о том, что не является любителем виски или коньяка; более крепкий напиток притупил бы чувства гораздо эффективнее, нежели «Грюнер Вельтлинер». «Дуэт цветов» был их общим музыкальным воспоминанием, «Лакме» была первой оперой, которую они слушали совместно во время первого романтического путешествия в Париж. Туда, где розы перемежаются с жасмином. Это было давным-давно. От того момента его отделяли десяток лет и целый континент.

В зеркале на стене спальни, богато обрамленном и чересчур большом – представители нестандартной ориентации любят такие зеркала, – отражались золотистая кожа и высокие скулы. Родриго ясно помнил звонок Йоханнеса после их первой встречи в Пэн-клубе[15], когда тот признался, что наконец-то нашел пару карих глаз, в которые хотел бы смотреть всю оставшуюся жизнь. Спустя три месяца Родриго перебрался из Сантьяго-де-Чили в Копенгаген, и чувство влюбленности не поблекло ни разу за все двенадцать лет их отношений. Или он ошибался?

Он снова набрал номер и увеличил громкость на телефоне. Как замечательно они жили. Идеально. Все восхищались ими и их взаимной любовью, и не без оснований: двенадцать лет вместе и все еще влюблены друг в друга – ну разве не идеальны подобные отношения? Им было хорошо вместе, даже почти не приходилось искать компромиссы и подстраиваться друг под друга, они занимались любовью и веселили друг друга. Родриго был всем доволен. Но вот как насчет Йоханнеса?

Родриго не мог заставить себя признаться никому, даже Йеппе, в том, что Йоханнес пропадал и раньше. Нечасто. Его длительные отлучки за время совместной жизни можно было пересчитать по пальцам. И все же такое случалось. Случилось и теперь. Йоханнес отправлялся на какую-нибудь вечеринку, стильно одетый, трезвый, в дверях дарил поцелуй на прощание и объявлялся дома лишь на второй, а то и на третий день. Он отключал телефон и был недоступен. Родриго обзванивал его друзей или колесил по улицам Копенгагена в поисках возлюбленного. Но в тайне от всех. Слишком стыдно было посвящать посторонних в семейные дела.

Всякий раз Йоханнес возвращался, толком не протрезвев, весь перепачканный, и заваливался в постель дня на полтора. Зато потом чувствовал себя очень виноватым и становился таким милым, что нельзя было его не простить. Родриго всегда казалось это ничтожной ценой за то счастье и благополучие, которое Йоханнес принес в его жизнь. За исключением самых неприятных моментов. Хуже всего было ощущение, что Йоханнес исчезнет из его жизни. Что их взрослое и счастливое совместное бытие закончится. И тогда ему придется уйти и привыкать к свободе.

Родриго позвонил в очередной раз. Снова автоответчик. Он налил себе еще вина, поднялся, дошел до туалета и перед зеркалом сбрызнул заплаканное лицо ледяной водой. Буквально накануне Йоханнес подошел к нему после душа и на этом самом месте обнял его – их прекрасные нагие тела отразились в зеркале. Красивая пара. Родриго поднял сиденье унитаза, его вырвало: белое вино с желчью, слезы, слюна.