- За что? - вопрошал старик.

Змея ответила:

- В этом мире за добро не платят добром.

Старик, чтобы отсрочить смерть, предложил спросить у кого-нибудь, так ли это. Стали змея и старик опрашивать встречных.

Яблоня ответила:

- Я даю плоды, а люди ломают мои ветки.

Вол ответил:

- На мне люди пашут, при этом меня бьют, а потом убивают.

Лиса не стала отвечать, а крикнула:

- Старик, убей змею палкой!

Старик так и поступил, а потом погнался за лисой. Та взмолилась:

- Не убивай меня, ведь я спасла тебе жизнь.

- В этом мире за добро не платят добром!

Любимая притча Сталина

На выходе от Надежды Константиновны столкнулся с Васькой.

- Пошли к отцу на Новый год отпрашиваться, - сразу запряг он меня своими делами.

После самоубийства жены Иосиф Сталин сменил свою кремлёвскую квартиру – поменялся с Бухариным и перестал бывать на даче в Зубалове, где жили дети и родственники под присмотром кремлёвской экономки Каролины Васильевны Тиль. Надзор за Василием осуществлял начальник охраны Сталина генерал Николай Власик и его подчинённые.

Ещё семилетним Вася освоил стиль агентурной переписки - писал отцу письма, больше похожие на отчеты разведки, а в конце подписывался «Васька красный». Так его, ребенка с огненно-рыжей шевелюрой, называл сам отец. Он рос не в грузинской деревне, а в кремлёвской квартире, учился в самой престижной школе Москвы, где его одноклассниками были дети видных советских деятелей. Однако его детство пришлось на период активной политической борьбы отца за власть, поэтому Сталину некогда было заниматься сыном, воспоминаниям Василия, после смерти матери его воспитанием занимались охранники отца, которые не отличались изысканными манерами, и он рано пристрастился к табаку и выпивке.

Василий проникся ко мне уважением, когда я, встретив его во дворе 25-й образцовой школе города Москвы, навалял мажорам из старшего класса. В этой школе было множество дополнительных секций — от бокса и творческой самодеятельности до фотокружков, юннатов и секции лёгкой атлетики. Сильно было развито школьное самоуправление. Школу регулярно посещали иностранцы: от учёных-педологов из США до французского премьер-министра Эдуарда Эррио. Но разборки между пацанами все равно имели место, как и в любом нормальном детском обществе. А Василий был задирой и Сыном человека, которого многие ненавидели.

«А ведь Вася не смириться со смертью отца, как не смирился в пятидесятых, - подумал я. – Будет всюду трепаться, что отца убили, правду искать. Значит, его надо валить вместе с папашей. Например, незнакомое в этом времени минирование автомобиля, когда в ней окажутся папаша с сыном. Но Васю жалко».

Живой пацан очень сдружился со старым бесом, обитавшем в теле Павлика Морозова, Шереметьев к нему испытывал чувства, как к внуку, коих не имел в прошлой жизни. Впрочем, жалость в данном случае неуместна. Ведь длительная война, в которой отчасти виновата предвоенная неуверенность Сталина и предвоенные репрессии опытных военноначальников, не только выключить из эволюции России несколько миллионов мужчин. Эта война небывало усилит экономику будущего «мирового жандарма» США[1], да и власть Сталина невероятно усилит. До того, что сами воры будут колоть его портрет на грудь – портрет тирана, разрешившего обездоленных войной детей расстреливать.

- Ну че ты застыл, - теребил меня Вася. – Отец меня ждет, ему Власик звонил. Поедем на Новый год в санаторий «Раменское», новый, только открылся на реке Гжелке в шикарном сосновом бору. Там пионерский лагерь работает, молодые вожатки (вожатые) будут.

Я в этот период установил прочные отношения с Верой Дридзо, фигуристой тридцатилетней секретаршей Крупской, которая меня по прибытию в Москву и одевала, и учила городской жизни. Конечно, не меня, а Павлика. Но разница в возрасте моего молодого тела и Веры была небольшая – всего 16 лет, а для меня истинного, помершего в 2020 и в этом теле существовавшего всего пять лет, она была молодой и симпатичной женщиной. Она, в отличии от обычных евреек в этом возрасте, следила за фигурой и модно одевалась. А главное, с ней было интересно поговорить, как с редкой в эти времена хорошо образованной женщиной.

Её отец Соломон Лозовский (Дридзо), хоть и родился в семье бедного учителя хедера — базовая начальная школа в традиционной еврейской ашкеназской системе образования, нопосещал лекции на юридическом факультете в парижской Сорбонне. Был членом Французской социалистической партии, участником французского профсоюзного движения. В будущем - заведующий кафедрой истории международных отношений и внешней политики СССР ВПШ при ЦК ВКП(б).

12 августа 1952 года в числе других осуждённых членов Еврейского антифашистского комитета будет казнён. (Что лишний раз говорит об опасности сохранить жизнь Сталину).

Дочь — Вера Дридзо переводчица, в её итальянском переводе будет впервые издан полный текст романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» а также его «Театральный роман», «Белая гвардия» и несколько сборников повестей и рассказов. Так что лучшей любовницы Шереметьеву было не найти. И по возрасту, и по интеллекту. Видел бы кто, сколь страстно она внимала стихам из будущего, приписывая их талант самому Павлику!

Впрочем, и в постели Вера была неустанна, стараясь соответствовать молодой горячности и необычной для подростка умелости…

А тем временем мы уже вошли в кабинет Иосифа Виссарионовича - большое помещение, обшитое высокими дубовыми панелями. Кабинет разбивался на две зоны — рабочий стол Сталина и длинный стол для заседаний. Из предметов интерьера были примечательны напольные часы, на которые Сталин имел привычку смотреть, сверяя точность прибытия вызванного, а также гипсовая посмертная маска Ленина на особой подставке под стеклом. На стенах — портреты Ленина и Маркса[2]. Во время войны к ним прибавят портреты русских полководцев Суворова и Кутузова.

Шереметьеву невольно вспомнилась краткая инфа, доведенная в секретной рапортичке до боевиков КГБ, когда решался вопрос о ликвидации Ельцина (потом решили дать ему возможность окончательно развалить государство, чтоб его возглавить силами комитетчиков – старый ленинский метод революционеров). Так вот, в рапортичке говорилось, что в команде с одобрения Ельцина управляющий делами разрушил кабинет: дубовые панели, паркет вывернули ломом. Потом все это сожгли прямо во дворе. Для Исторического музея не оставили ни крошки. А ведь раньше в кабинет Сталина, где творилась вся советская история, никто даже войти не решался, не говоря уже о том, чтобы что-то там переставлять.

Комитетчикам было известно, что Борис Николаевич вел себя по-царски. Ему очень нравился помпезный, имперский стиль. Особенно мебель из карельской березы с гнутыми ножками, золото и лепнина. Поскольку деньги девать было некуда, Пал Палыч специально закал у мастеров из Италии рабочий стол длиной два с лишним метра. Масштабная реконструкция затем перекинулась на весь Большой Кремлевский дворец, который его подручные частично испоганили именно в этой – плебейской, купеческой манере.

- Павлик, - оторвал меня от воспоминаний глухой голос Сталина, - поедешь с Василием на каникулы. А то, если его одного отпустить, они с Власиком там весь санаторий пропьют.

- Да как же, Иосиф Виссарионович, как я поеду – у меня работа. Только два дня выходных первого и второго января.

- Ишь ты, Иосиф Виссарионович… А чего не дядя Сталин? – вождь улыбнулся в рыжие усы. – Ты мне, вроде как, не чужой. Решим вопрос с работой. Сталин лично попросит твое начальство дать тебе отпуск без содержания.