Она покачала головой. «Москва - моя столица», - сказала она окончательно.

  Он мог бы поспорить с ней. Сибиряки славились своей независимостью. Но это не имело значения.

  "Ты пойдешь со мной?" спросила она. «Мне нужно съездить на следующей неделе. Мы могли бы остановиться на Байкале… »

  Он говорил медленно и грубо. «Моя обетованная земля, - сказал он, - это Израиль. Если сионизм - предательство, то я предатель ».

  Она отпрянула от него, тихо застонала и побежала в гостиную, волоча за собой простыню. Он слышал, как она заперла дверь.

  «Все кончено, - подумал он. Я совершил свое первое убийство.

  Через двор кто-то выбросил тарелку из квартиры, где проходил праздник; он разбил фару нового «Мерседеса», принадлежащего первому секретарю Германии.

  * * *

  Найти гопника было несложно. Если бы он был в москвезатем он присутствовал на научной конференции во Дворце съездов в Кремле.

  Он нашел его во время утреннего перерыва в кофейне огромного ледникового зала. Он скользнул в кресло рядом с ним и сказал: «Доброе утро, профессор».

  Гопник обернулся и пролил кофе. «Привет, Виктор», - сказал он, тревожно оглядываясь по сторонам. Казалось, он сжался и стал больше походить на черепаховый панцирь, чем раньше.

  «Как продвигается кампания?» - спросил Павлов. Он заказал кофе. Их окружали ученые; бледные лица, преобладание очков, поношенная одежда, мозги советского научного прогресса.

  "Какая кампания?" Гопник с тревогой посмотрел на него.

  « Поход. Причина. Большой побег."

  «Пожалуйста, - умолял гопник. "Не здесь. Никогда не знаешь." Он действовал как беглец. «Я должен увидеть тебя, Виктор», - сказал он.

  "Должен?"

  "Это очень важно."

  «Так важно, что ты был в городе пять дней и не удосужился разыскать меня».

  «Я…»

  «За исключением, конечно, того, что вы видели мою жену».

  - Значит, она тебе сказала.

  «Да», - сказал Павлов. "Она сказала мне."

  «Завтра», - сказал гопник. «У космического обелиска. Одиннадцать часов." Он проглотил свой кофе и убежал от невидимых преследователей.

  Обелиск представлял собой высокое сияющее здание с космической ракетой, установленной на вершине, исследующей облака, и вся конструкция взмывала вверх, как нос корабля. Это было на территории выставки, где они впервые пообщались, возле Останкинской телебашни.

  Гопник ждал его в помятом легком костюме, на обманчиво низком лбу выступил пот. Онигулял по зеленым берегам, укрепляющим основание обелиска.

  Павлов указал на нее. «Неужели Анна выбрала это место - чтобы напомнить мне о героическом советском подвиге?»

  «Нет, это была моя идея. Я никогда не отрицал достижений россиян », - сказал он с тревогой.

  «Я тоже». Павлов ускорил шаг. «А теперь расскажите мне, как продвигается кампания».

  «Это то, о чем я хотел с тобой поговорить», - сказал Гопник, пыхтя рядом с ним. «Я подал еще пять заявок с тех пор, как увидел вас. По крайней мере, теперь есть надежда ».

  «Итак, - заметил Павлов, - вы еще пять раз пресмыкались».

  «Последний раз был на Лубянке. С двумя сотрудниками КГБ меня допрашивали шесть часов. Почему я занялся антисоветской деятельностью? Почему мне не понравилась эта страна? Неужели я думал, что в Израиле все намного лучше? Знал ли я, что по статье 70 УК РСФСР я подлежал наказанию от двух лет ссылки до семи лет лишения свободы плюс пять лет ссылки? 'Зачем?' Я спросил. «За антисоветскую агитацию и пропаганду», - ответили они ». Гопник слегка пошатнулся и сел на скамейку. «Все шло без еды и питья. Я думал, что упаду в обморок, и мне пришлось просунуть голову между колен. Потом внезапно все кончилось. Они просили меня - фактически просили - сказать моим друзьям, что в допросе нет ничего антисемитского ».