- Ну конечно! - Однако уверенности в нем поубавилось. - Мой отец уже на пороге смерти. Не думаю, что он стал бы колебаться. А что она за женщина, эта ивилгратка? Ожесточена? Полна ненависти? Поносит ли она Судьбы, за то что они наложили на нее Проклятие?

- Нет. Она... Ну, "нежная" звучит ужасно, но другого слова я не подберу. Добрая. Старательная. - Гвин хотела было добавить "благодарная", но не стала.

- Тогда не думаю, что опасность так уж велика. Да, есть ивилграты, не способные направлять свою силу, и они губят, когда хотят исцелить, но обычно это очень озлобленные люди.

- Ты так много знаешь о меченых?

- Я пастырь. Мы все еще бережно храним древнюю мудрость. Прошу тебя, Гвин-садж. Нельзя терять времени.

Она кивнула.

- Ну, так я пойду спрошу ее. Но не могу ничего обещать. Если она не захочет, принуждать ее я не стану.

Он насмешливо хмыкнул.

- Конечно! Не стоит сердить ивилграта. Предложи ей все, что мы способны дать ей.

Гвин повернулась и снова направилась к кухне, с облегчением заметив, что Тибал на время назначил себя привратником - во всяком случае, он расхаживал по двору, зажигая факелы. В комнатах, где устроились зарданцы, замерцали свечи.

Кухню озарили светильники; там было жарко и душно и царил невообразимый гомон. Шума, казалось, была повсюду: вопила, громыхала кастрюлями и все-таки руководила восемью помощницами. Ниад нарезала лук на уголке колоды для рубки мяса. Гвин перехватила ее взгляд и поманила к себе. Она вывела девочку в вечернюю прохладу двора.

- Старик очень болен, - сказала Ниад тоненьким голоском.

- Ты знаешь?

- Садж, мне сказала Мэй.

Мэй знала все - невероятная охотница до чужих дел, но не с помощью волшебства. Она всегда была такой.

- Его зовут Булрион Тарн. Я знакома с ним очень давно, и он хороший человек. Если ты попробуешь ему помочь, Тарны готовы приютить тебя. Их много, но земли у них еще больше, и насколько мне известно, живут они в полном достатке. И с ними ты будешь в большей безопасности, чем где-либо еще.

- И тебе уже не будет угрожать опасность, если я уеду, Гвин-садж.

- Я не это имела в виду!

- Но для меня это важно, - прошептала девочка. - И я попробую.

Ее била дрожь.

Гвин ласково обняла ее за плечи и повела к лестнице в Павлинью комнату. Они прошли мимо Тибала с факелом в руке. Он подмигнул. Можно было подумать, что все подстроил он!

У дверей они столкнулись с выходящими членами семьи, которых пастырь отправил по их комнатам. У постели отца осталась только Элим.

- Возион-садж, это Ниад.

Пастырь неуклюже поклонился служанке.

- Я почитаю тебя, Ниад-садж. Ты несешь тяжкое бремя. - Его усилия быть любезным были, возможно, искренними, но его слова звучали напыщенно и фальшиво.

- Гвин Солит! - взревел голос прямо у нее за спиной. - Где моя прекрасная голубица, мой цветок страсти, моя богатая, владеющая землей невеста?

Она резко обернулась со вздохом отчаяния. Конечно, это был Коло - Коло Гуршит, нетвердой походкой приближающийся из сумрака, точно чудовище в кошмаре. Это был Коло, настолько пьяный, что ноги его не держали. Это был Коло в дорогой тунике кремового цвета с искусно вышитым цветами и бабочками - но засаленной и рваной. Волосы у него были всклокочены, на ногах - только один башмак. Он, шатаясь, надвигался на нее с бессмысленной ухмылкой на тыквообразном лице, протягивая к ней дряблые руки. Он был высоким, он заплыл жиром, он был бесконечно омерзительным.

Тигр.

Исцеление? Ивилгратка? Коло Гуршит! Мысли Гвин словно разлетелись на мелкие осколки. Почему он явился именно сейчас? Как ей удастся сохранить тайну? Как ей справиться с этим олухом?

Но олух справился с ней. Она не успела рта открыть или пошевелиться, как он облапил ее, обдавая душным винным перегаром. И влепил ей в губы слюнявый поцелуй. Она подавилась, отвернула голову, попыталась вырваться. Они зашатались, теряя равновесие. Она вскрикнула от отвращения и ужаса.

Молодой Тарн - необычайно высокий и широкоплечий даже для этой семьи великанов-мужчин - оторвал от нее Коло одной могучей рукой, а другой ударил его в подбородок. Хлопок, вероятно, был слышен и на улице. Коло Гуршит взмыл над мозаичным полом, пролетел короткое расстояние спиной вперед, а затем вновь коснулся пола - тяжело, горизонтально и весьма впечатляюще.

- Случаем, не твой друг, я надеюсь? - осведомился ее спаситель грубым деревенским голосом. - А я Джукион Тарн, Гвин-садж, старший сын Бранкиона.

- Благодарю тебя, Джукион-садж. Нет, он мне не друг. Нет.

- Поучить его еще раз или просто выкинуть на улицу, садж?

Гвин уставилась на распростертую тушу своего нареченного, который жалобно постанывал, но не делал особых усилий приподняться. Ну как, как ей объяснить? Ее жених? Его прикосновение было невыносимым, она чувствовала, что его вонь прилипла к ней. Жить с этой мерзостью? Да стоит ли тогда жить?

"Вышвырни его вон, и дело с концом".

Она обернулась посмотреть, кто сказал это.

- Как желаешь, - весело объявил великан. - Фарион, подсоби-ка мне убрать навоз.

- Кто? - спросила Гвин. - То есть...

Но Тарны уже волокли Коло за лодыжки.

- Погодите! - Только они ее не услышали. Она снова открыла рот, но тут же крепко сжала губы. Пусть так! Коло Гуршит подождет - у нее есть более неотложное дело. Часок в сточной канаве ему не повредит.

- Великолепно! - донесся из теней голос Тибала. А-а! Гвин метнула в него сердитый взгляд.

- Это ты велел его вышвырнуть? - Но голос был совсем такой, как таинственный бестелесный голос, который она услышала накануне утром, как раз тогда, когда появился Тибал. Он не был похож на настоящий голос Тибала, однако Джукион тоже его услышал, так что уже нельзя было считать, что ей просто померещилось.

- Нет, не я.

Не доверяя невинному недоумению на его лице, она прикинула, что Тибал Фрайнит, возможно, искусный чревовещатель с очень извращенным чувством юмора. Ну а пока... исцеление. Она вбежала в Павлинью комнату и плотно закрыла за собой дверь. Тревожиться из-за Гуршитов она будет завтра.

В мягком свете единственного фонаря Булрион Тарн лежал неподвижно, наполовину утонув в пуховой перине. Ниад сгорбилась на стуле рядом с ним. Элим и Возион внимательно наблюдали из-за ее спины. Гвин приблизилась к ним на цыпочках, стараясь утихомирить свое колотящееся сердце. Она не заметила в лице больного никаких перемен.