- Нет, отсюда он поедет в Чан-Сан. Туда отправились Председатель Тарн и секретарь Чилит. Но не надо об этом особенно распространяться.
- Ну разумеется, - сказал Ногин. - Передай королю мой горячий привет. Если во время разговора с тобой его хватит кондрашка, пошли за мной.
- На следующей неделе?
- А зачем спешить?
Ногин закрыл глаза и принялся рисовать в своем воображении соблазнительные округлости женского тела.
Равнина простиралась во все стороны и скрывалась в дымке на горизонте. Хану подумалось, что под прикрытием этой дымки вся карпанская орда могла на цыпочках пройти мимо лагеря и ее никто бы не заметил.
Он шагал между двух рядов палаток, щурясь от солнечного блеска. Трава была вся вытоптана, и при каждом порыве ветра с оголившейся земли вздымались облака рыжей пыли. Мимо Хана пробежал трусцой взвод солдат, бряцая оружием и думая черные думы. Потом проехала упряжка мулов, которые везли в лагерь припасы. Штрафники копали яму для нового нужника. Лагерь навевал уныние. Нельзя заставлять войско столько времени стоять на месте и чего-то ждать.
Показать Гексциону Гарабу письмо или только рассказать о нем? Если эта жирная скотина не увидит письма, он вряд ли поверит. А если зацапает, так наверняка не отдаст - сохранит для целей шантажа.
Что это за отряд, который в письме предлагается перебить до последнего человека? Хан не верил в басню о заговоре между Нурцем и Моктом против Веснара. Но Гексцион вполне может ей поверить, потому что сам склонен к предательству. И ему очень хочется заполучить муолграта. А смерть тридцати-сорока ни в чем не повинных людей для него безделица.
Человек, сочинивший это третье письмо, коварен как гадюка. За Лабранцей он такого не замечал.
Лагерь представлял собой квадрат из рядов палаток, в центре которого находилась резиденция короля. На королевской территории, тоже квадратной формы, еще сохранилась трава и кусты. Посреди этого небольшого парка, на значительном расстоянии от солдатни, стояли шатры из алого шелка и золотой парчи. Над ними реяли разноцветные флаги. Ткань выцвела на солнце и пропиталась пылью, но главным предназначением всей веснарской армии была роль черепа-брони, защищающей этот мягкий драгоценный мозг. Здесь жил король со своими приближенными, гетерами и мальчиками услад.
Вход в королевские покои располагался с противоположной стороны, и Хан решил обойти парк. Собственно говоря, он легко мог бы перешагнуть через подвешенные на столбиках шелковые канаты, которые отделяли королевскую территорию, но это грозило большими неприятностями. По всему периметру через каждые три шага стоял вооруженный мечом и щитом Череполикий. Пятки на траве, пальцы ног - на голой глине. Порой ветер шевелил мех набедренных повязок, словно доказывая, что эти застывшие фигуры не высечены из камня. Часовые, казалось, отрешились от кипящей вокруг жизни лагеря. Сохранять полную неподвижность в такую жару было, наверное, адски трудно. У Хана уже слезились от пыли глаза - а он вышел из палатки всего несколько минут назад. По крайней мере он мог вытирать со лба пот, отмахиваться от мух, выплевывать изо рта песок. Часовым же все это было запрещено.
Увидев Череполиких, Хан вспомнил, что ему поручено найти Полиона Тарна и поговорить с ним по душам. Гвин Тарн, приславшей этот приказ из милого цивилизованного Рарагаша, где всегда цветут цветы и поют птички, наверное, кажется, что нет ничего проще. Но на самом деле, во-первых, одного Череполикого очень трудно отличить от другого, а их больше двух тысяч. Во-вторых, они редко снисходят до разговора с простыми смертными. И в-третьих, мало кого из них можно считать нормальными людьми в обычном смысле слова. Они потому и наводят такой ужас на противника, что нисколько не дорожат жизнью. Сами они этого, возможно, и не сознают, но Хан, джоолграт, знал, что кроется у них в глубине души.
Тем не менее, хотя Полиона по внешности узнать уже было невозможно, джоолграт умел опознавать людей по мыслям. Хан слышал мысли по крайней мере ста воинов. В мозгу у него обычно стоял шум от смешанных мыслей толпы, однако ему ничего не стоило этот шум подавить, и обычно он так и делал. Но сейчас, собравшись с духом, словно перед прыжком в холодную воду, он открыл мозг этому шуму. И услышал рев тоскливой злости. Мысли Череполиких прорывались сквозь него дикими воплями. Их ум был изуродован так же, как и лица.
Содрогаясь от отвращения, Хан попытался уловить в этой круговерти безумия что-нибудь знакомое. Он почувствовал близость Воителя Зорга и быстро прошел мимо. Нет, это безнадежно - он сам лишится разума. Хотя... В кошмарном хоре Хан вдруг различил свой собственный образ. Кто-то думал о нем. Полион? Видимо, заметил его приближение - значит, его надо искать среди часовых вдоль ближней стороны королевской территории. Вот уж повезло так повезло!
Дрожа, как от холода - хотя стояла невыносимая жара, - Хан А-Лит пошел вдоль ряда живых статуй, словно офицер, проводящий смотр своим солдатам. На лицах Череполиких не дрогнул ни один мускул, но покрасневшие от пыли глаза в провалившихся глазницах замечали его приближение, и ум каждого переполнялся презрением - к его возрасту, дряблости, отсутствию выправки. В нем не было ничего, что ценили зарданские воины. На самом-то деле за их пренебрежением скрывалась зависть, но они этого не знали. Конечно, они завидовали человеку, которому не пришлось выдержать тех жутких испытаний, которые уже выпали на их долю и выпадут еще. Но Череполикие отгораживались от этих мыслей, чтобы правда не разбила тонкую скорлупу иллюзий. Они сами учили себя быть идеальными воинами - тело сверхчеловека, управляемого мозгом недочеловека.
Только один из них мог узнать в Хан А-Лите непосредственного виновника своих страданий. На миг джоолграт потерял поток ненависти, исходивший от юноши, потом, встретившись с ним глазами, ощутил эту ненависть физически. При помощи одного зрения Хан никогда бы не узнал Полиона. Юноша раздался в плечах, у него наросли мускулы на руках и ногах. Но он явно все еще был новичком. Набедренная повязка сшита из двух кроличьих шкурок, кожа на лице еще не оправилась от выщипывания волос и татуировки и местами гноилась под белой краской, по которой ползали мухи. Тело покрыто коркой рыжей пыли и высохшего пота, и над ним вилась туча насекомых. Глаза казались кровавыми ранами - такими же страшными, как и дыра на месте отрезанного носа.
