Легко поднимаясь по ступенькам, он скользил рукой по прохладному дереву перил, но мгновенно остановился, как только его ладонь соприкоснулась с чем-то липким и влажным. Венский брезгливо отдернул руку, морщась и шумно выпуская воздух из легких.

– Ну что за гады? – негодующе прошипел он, просматривая сверху донизу лестничные пролеты.

Запах машинного масла отчетливо ударил в ноздри.

– Ну что за люди? – каким-то плаксивым тоном повторил Венский.

Дальше он поднимался не торопясь, внимательно осматривая перила, а на четвертом этаже остановился и некоторое время изучал информативную надпись, выцарапанную на побелке возле одной из квартир: «Здесь живет Катька».

Венский покачал головой, хотел было произнести слова осуждения, но вместо этого у него получилось длинное:

– За-а-ануда…

Он глубоко вздохнул, расстроенный противной противоречивостью собственных мыслей. На секунду закрыл глаза… открыл… еще раз шумно и резко выдохнул, и уже не останавливаясь и ни на что не заглядываясь, в несколько прыжков преодолел последние два лестничных пролета и с силой нажал на кнопку звонка нужной ему квартиры.

В квартире долго ничего не происходило, затем из ее глубины послышались тяжелые, медленно приближающиеся шаги, потом долгая возня с замком, и, наконец, дверь медленно приоткрылась. Из-за нее на полкорпуса высунулся небритый и сильно помятый здоровенный детина.

– Чо-о-о надо? – спросил амбал, даже не взглянув на гостя.

Венский криво усмехнулся. Ухватившись рукой за край двери, он резко потянул ее на себя. Амбал не успел среагировать и вывалился из квартиры, потеряв опору, но тут же вскочил и, приняв угрожающую позу, уставился на Венского. Тот стоял спокойно, и довольная улыбка расплывалась по его лицу.

– Саня! Венский! – радостно, срываясь на визгливые нотки, прокричал здоровяк и распростер руки для объятий.

Венский перестал улыбаться и сурово сдвинул брови:

– Давно пьешь?

– Да ты ч-о-о? Я… нет… несколько дней.

Он еще сильнее взъерошил и без того лохматую голову и виновато пожал плечами. Венский снова улыбнулся и покачал головой:

– Ну ты чудовище. У тебя похмелиться-то есть чем?

– А как же! – радостно произнес амбал, и глаза его заблестели.

– Ну тогда пригласи войти.

– Конечно, заходи – какие вопросы, командир! Я ж тебе всегда… ты ж знаешь… в любое время, – он заговорил быстро и невнятно, бурно жестикулируя здоровенными ручищами.

Квартира Миши Данилина, носящего кличку Медведь, выглядела, как настоящая берлога. По сравнению с ней в жилой комнате нежилой квартиры Венского царил образцово-показательный порядок. Александр не торопясь проследовал сквозь заваленный непонятным хламом коротенький коридор и оказался на кухне, где Миша рьяно принялся разгребать стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками.

– Командир, ты иди погуляй по комнатам, а я за пять минут наведу здесь блеск, – сказал он, не прекращая складывать в уже переполненную раковину посуду с засохшими остатками трапезы.

– Наведу блеск! – иронично передразнил его Венский. – Ну наводи.

Александр обследовал квартиру Данилина. Одна комната оказалась заперта на ключ, другая, по-видимому, выполняла все функции сразу, являясь и спальней, и гостиной, и кладовой. Кровать была не заправлена, и затхлый запах постельного белья ударил в ноздри. В углу располагался телевизор – вероятно, один из первых цветных аппаратов, произведенных за рубежом. У одной стены было сложено несколько больших коробок, другую почти полностью занимали шкафы и полки, плотно уставленные книгами. Пыльный стол был завален то ли исчерканными, то ли исписанными листами бумаги и книгами с многочисленными закладками.

Венский задержался у стола. Элифас Леви «Книга Мудрецов», Карлос Кастанеда «Путешествие в Икстлан», Елена Блатавская «Разоблаченная Изида»… Александр прочитал еще несколько названий книг – все они являлись произведениями эзотерическими и отчего-то немного пугающими: «Бхагавад Гита», Михаэль Лайтман «Вавилонская Башня».

Венский издал цокающий звук языком, поражаясь странным увлечениям своего товарища, и вынес вердикт:

– Допился!

По возвращению на кухню он был удивлен неожиданно быстрому выполнению, казалось бы, неразрешимой в такие сроки задачи. Кухня преобразилась. Нельзя сказать, что окна стали чище или шкафы заблестели, но ноги к полу уже не прилипали, стол был протерт, и грязная посуда исчезла из поля зрения.

– Оперативно, – одобрительно произнес Венский.

Данилин сиял.

– Давай, командир, присаживайся. Есть будешь? А пить?

Венский сухо зыркнул на Медведя, и того немного передернуло от сурового взгляда бывшего командира.

– Да ты ж сам про похмелку спрашивал…

Венский продолжал молча смотреть на него.

– Да что не так-то, Сань? Ты чего меня, как перед казнью, рассматриваешь?

– Я пытаюсь разглядеть, что в тебе от прежнего Медведя осталось, и пока ничего не вижу.

Данилин запустил здоровенную пятерню в длинные непромытые волосы. Склонил голову и так просидел несколько минут, изредка вздыхая и даже тихонько постанывая. Александр не торопил его с ответом – он собирался ждать ровно столько, сколько потребуется его бывшему сослуживцу, чтобы вспомнить, кем он на самом деле является, и сравнить с тем, кого он в данную минуту из себя представляет. Но вместо осознания, Данилин молча потянулся к бутылке – сначала робко, затем смелее, и наконец решительно скрутил ядовитой твари горло. В стакан потек сладкий яд, с помощью которого он давно и упрямо пытался отравить свою память, так безжалостно возвращающую его к прошлому и заставляющую отрицать настоящее. Данилин никак не мог найти себе места в новом мире, впрочем, как и многие. И тогда он вновь обращался к спиртному, действующему эффективно, но недолго, поэтому приходилось повторять процедуру снова и снова… Он уже переставал понимать, что есть прошлое, а что настоящее, и это скорее устраивало, чем обременяло.

Данилин с показательной небрежностью, отрицающей победу рутины над его разумом, опрокинул в себя стакан.

– Мощно! – прокомментировал Венский его выступление с бутылкой и стаканом. – Станиславский был бы в шоке. Верю, Миша! Верю! Жизнь – дерьмо! Вот только долго ли ты так протянешь, боец?

– А я и не претендую, – прохрипел Медведь, смачно занюхав локтем горькую.

– Ну-ну, – с укором хмыкнул Венский. – Значит, я ошибся и зашел не в ту дверь.

Данилин звериным взглядом впился в Александра. Порция яда возымела желаемый эффект.

– Да нет больше Медведя! – взревел он. – Издох он в берлоге, как шавка на помойке. Залег и издох. И не нуждается он больше в нравоучениях и наставлениях, и в помощи тоже не нуждается.

Данилин вскочил и навис над Венским, как зомби, готовый в любой миг наброситься на обидчика и сломать его тело в стальных тисках могучих лап. Венский по-прежнему стоял, подпирая собой дверной косяк, и лишь взгляд его сделался металлическим, холодным и чересчур спокойным.

– Дурак ты, Миша, хотя и не был таким. Но, вероятно, оказался слабее, чем я думал. Извини за беспокойство. Продолжай собственные похороны… Приду на поминки! – Венский разочарованно улыбнулся и направился к выходу.

Тяжелые шаги за его спиной угрожающе быстро приблизились. Александр сделал шаг в сторону и боковым зрением уловил стремительный полет кулака-кувалды, пытающейся воткнуться в его голову. Он еще больше сместился в сторону и коротким резким движением вмиг погасил неадекватное сознание Медведя.

Через минуту Данилин открыл глаза, вернее, один глаз, так как второй затек от образовавшейся гематомы. Он сидел на полу в коридоре, а рядом как ни в чем не бывало на корточках сидел его бывший командир и очень близкий товарищ.

– Сволочь ты, Саня, – буркнул Данилин, трогая заплывший глаз. – Ко мне же сегодня дама должна прийти – что я ей скажу?

– Хорошая дама? – Венский проявил искренний интерес.

– Хорошая – не такая, как ты представляешь. Помоги встать – не видишь, мне здесь тесно.