– Вы чрезмерно утрируете, – снова заспорил Банвиль. – Не думаю, что всё так плохо. Люди ведь как-то живут.

– Ну да, – согласился Дариор, – появился нэп. Кто половчее – может заработать целое состояние, которое всё равно потом, наверняка, отберут как излишки для нужд государства. Но тем не менее нэп, конечно, – штука хорошая. Жить, видимо, стало и вправду легче. Не берусь судить об этом глубоко, ибо не живу в этой стране. Но если рассуждать логически и верить россказням эмигрантов, то нэп действительно облегчил жизнь.

Двери кабака снова распахнулись, и из мрака вынырнул молодой парнишка в залатанном пальто. Вернее, они вовсе не распахнулись, а слабо и боязливо колыхнулись. Смерив зал зашуганным взглядом, паренёк тихо юркнул к стойке и скромно уселся на край скамейки. Судя по редким волоскам на подбородке и щеках, ему было не больше шестнадцати. «Надо же – ребёнок ещё, а туда же! Воистину, кого только не встретишь в московских трактирах!» – подумал Дариор со свойственным ему скептицизмом.

– Ладно, – продолжал тем временем Мортен, – предлагаю плюнуть на политику. Думаю, сейчас важнее разобраться в своей судьбе, а не в истории государства. Что будем делать дальше?

– Вы сказали, нужно попасть на Хитровку? – немедленно подхватил Банвиль. – Как?

Дариор нахмурился:

– За всю жизнь мне доводилось бывать на Хитровке всего два раза. Скажу вам честно: это были весьма яркие, но отнюдь не самые приятные впечатления.

– Знаете, как туда добраться?

– Боюсь, что нет, – повторил Дариор. – Много лет прошло. Впрочем, любой извозчик мог бы докатить нас отсюда прямо до Хитровской площади, но, думаю, на такой глухой окраине и не найдёшь извозчика!

– А такси?

Дариор беззлобно усмехнулся:

– Может, вам ещё и царскую карету подавай? Не знаю, есть ли в Москве такая роскошь, как автомобильное такси. Думаю, пора отбросить эти мысли и топать на своих двоих.

– Но мы же не знаем дороги! – ужаснулся Мортен, который ещё не оправился от ночного марш-броска.

– Верно. Нам нужен проводник.

– И где его взять? – спросил Банвиль и с сомнением взглянул на толпы шумных посетителей.

– Это просто, – успокоил Дариор, – здесь много людей, готовых подзаработать на лёгкой прогулке по городу. Гораздо сложнее будет слиться с толпой. – Историк на миг задумался, потом кивнул, словно соглашаясь с собой, и продолжил: – Отныне забудьте дурацкую легенду о немецких инженерах. Если будем горлопанить немецкие фразы, то в лучшем случае нас назовут немчурой и проедутся по нашим европейским физиономиям. А в худшем случае попадём в руки добровольцев, которые принудительно отправят нас в «Метрополь», где мы сразу же окажемся в засаде Стережецкого.

Дариор думал, что после этих значительных слов французы вновь примутся ужасаться свирепым нравам русского народа. Однако вопрос Мортена был совсем иной:

– Что такое «Метрополь»?

– Гостиница. Там селят всех важных иностранцев, приглашённых по нуждам государства.

– Отлично, – сразу оживился комиссар, – так почему бы нам не поселиться в гостинице? В шикарном респектабельном номере. Вкусная еда, вежливая прислуга, уют, ненавязчивый сервис…

– И Стережецкий со своей шайкой! Думаю, он ещё не простил мне раненного колена.

Но Мортен, видимо, решил посвятить эту ночь спорам:

– Позвольте, но откуда ему знать, что мы прибудем именно в Метрополь? Полагаю, он станет искать нас где-то рядом с…

– Стережецкий, наверняка, не дурак, – перебил Дариор. – Он знает, что в поезде мы ехали под именами инженеров из Германии. Потеряв след, Стережецкий непременно прибудет на вокзал, но, не найдя нас там, станет проверять гостиницы, и первым делом «Метрополь». Мы обязаны забыть легенду. Теперь мы простые русские «товарищи». Причём вы – мои братья, и немые как рыбы!

Мортен и Банвиль в один голос возмущённо закричали:

– Почему братья?!

– Почему немые?!

– Спокойно, – тихо сказал Дариор, готовясь к долгим изнурительным объяснениям. – Простите, комиссар, но так будет проще со стратегической точки зрения. Бывать моим отцом вам уже доводилось – так почему бы не стать моим братом?

– И братом уже приходилось, – нехотя заметил Мортен, – на свадьбе Мещанова!

– Да, действительно, – согласился Дариор, – но тогда вы были сводным, теперь же побудьте родным. А сейчас отвечаю вам, лейтенант. Поскольку вы ещё не научились говорить по-русски, советую держать язык за зубами. Французская речь привлечет внимание. А чтобы не вызывать подозрений своим вечным молчанием, будете немыми. Причина? Скажем, неприятная история в детстве: матушка из рук выронила на пол…

Мортен немедленно засопел:

– Знаете что…

– Ну хорошо, хорошо, – Дариор снисходительно улыбнулся, – пусть будет контузия на войне. В ходе Брусиловского прорыва. Звучит банально, зато больше подобает вашему героическому настрою.

Комиссар посмаковал предложение и, кажется, остался доволен.

– Что ж, так лучше! Но нам нужно избавиться от одежды. Не думаю, что «товарищи» имеют дорогие…

Вдруг Червонец, пребывавший доселе в дремоте, отделился от своего угла и развязной походкой двинулся прямиком к столику парижан. Во всех его движениях чувствовалась непоколебимая самоуверенность. В больших медвежьих глазах читался дерзкий намёк на агрессию. Растолкав галдящую толпу, верзила приблизился к столу и замер, скрестив на груди мясистые руки. Его насмешливый взор вперился в трёх путников. Банвиль и комиссар удивлённо переглянулись.

– Bonsoir, – вежливо кивнул Мортен.

Дариор едва заметно поморщился.

– Вы же немой! – прошептал он уголком рта.

– Ох, чёрт! – Мортен запоздало хлопнул себя по губам. – Извиняюсь.

Всё это выглядело довольно забавно, однако на громилу не произвело никакого впечатления. Простояв в полном молчании ещё как минимум минуту, он снял с груди руки и сказал:

– Ну?

Мортен удивлённо потупился, Банвиль покосился на Дариора.

– Que?

Вместо ответа Червонец схватил ближайший к нему стул и что есть сил грохнул его об пол. Среди общего кабацкого шума никто из постояльцев не заметил сего манёвра. Однако на путников это произвело сильное впечатление.

– Что ему надо? – спросил Мортен слегка охрипшим голосом.

– Чёрт разберёт этих русских! – процедил Банвиль.

Тем временем Червонец подошёл ближе и потянул руку за пазуху. В ответ Дариор рефлексивно положил кисть на рукоять револьвера. Но верзила вынул из шубы лишь папироску, прикусил её и вальяжно поднёс огонь.

– Значит, так, – сказал он с ленцой в голосе, – катитесь-ка отсюда на хрен. Когда я докурю свою сигару, вас не должно быть здесь.

И отвернулся, словно ничего и не говорил. Дело дрянь – понял Дариор. С таким крепышом будет непросто справиться. В любом случае, за него наверняка вступится не меньше половины обитателей кабака. А кто захочет помогать заезжим иноземцам? Да и внимания лучше не привлекать – того и гляди Стережецкий появится. Взглянув на попутчиков, историк невольно ухмыльнулся. Оба сидели с раскрытыми ртами, не понимая, что происходит.

– Мсье говорит, что нам пора уходить, – пояснил Дариор, – иначе он надаёт нам по шее.

– За что? – ужаснулся Банвиль. – Мы что, заняли его место?

Дариор взглянул на верзилу. Тот стоял, опершись спиной на стену, и не спеша добивал папиросу. Нет, такие люди не нападают из-за какого-то места. Это особая порода индивидуумов, получающая удовольствие просто от самого акта кровопролития. С такими ублюдками лучше не связываться. Дариор прекрасно знал это из личного опыта.

– Думаю, пора уходить, – размеренно сказал он, – нечего затевать ссору на пустом месте. Мы только зря привлечём внимание.

– Почему это? – воспротивился Мортен. Вновь возобладал его бычий характер. – У меня в кобуре револьвер! Пусть только попробует сунуться!

– Вы пристрелите его, а затем или местная толпа порвёт нас в клочья, или мы попадём в лапы пролетарской милиции, и смерть от пули покажется вам настоящей мечтой.