– Не из чего выбирать. Я люблю и страну, и народ, и семью, – прошептал Ники.

Император взглянул на портрет семьи в красивой рамке, поднялся и, подойдя к окну, отодвинул тяжелую занавесь. Романова растревожила крепость народного восстания. Его издергали последние горячие события. Весь день он с замиранием сердца ждал обнадеживающих вестей из Петрограда, но ничего не приходило. Как там его жена, дети? В голове продолжили скакать тревожные мысли. Неустойчивое душевное состояние ввергло его в плохое самочувствие. В висках появилась тупая боль. Император, оглянувшись на иконостас, вскинул широкие ладони и сдавил ими виски. Затем он с легким шорохом опустился на колени перед лампадами и стал тихо читать простую земную молитву. Добрые синие глаза императора заволоклись слезами, на лбу крупными градинами выступил пот, уголки губ низко опустились. После нескольких молитв он поднялся с колен и продолжил расхаживать в тяжелых раздумьях. Молитвы не принесли ему никакого успокоения. Беспокойные думы полностью овладели им. Он стал думать о том, что может ожидать впереди его самого, его семью и его страну. Но даже завтрашний день не просматривался под густой пеленой будущего. Романов никак не мог избавиться от горьких и безрадостных мыслей. Спаситель лишь немного унял у него внутреннее волнение…

Конец февраля выдался сугробистым и вьюжным, последние несколько дней в Петрограде вообще непрестанно шли густые сильные снегопады. Снег бесшумно валил на землю и на деревья. Он то шел, то прекращался, то вдруг снова начинался с удвоенной силой. В последние дни его выпало невиданное количество. Все пространство оказалось в снежном плену из-за обильного снега.  Снегопад как будто решил основательно засыпать город. Почти каждую ночь и день бушевали метели, образовывая непроходимые сугробы. Из-за того, что все дороги перемело снегом, в город долго не могли доставить муку. Начались перебои с белым хлебом. И тут же возникли беспорядки, что показалось императору странным, потому что Россия оставалась единственной страной, где во время войны не были введены талоны на продукты питания. Романов заподозрил, что чиновники, воспользовавшись непогодой, организовали саботаж. Потому что когда поставки хлеба возобновились и в газетах появились официальные сообщения, что теперь никаких проблем с хлебом нет, то это уже никого не интересовало. Напротив, сильное брожение среди народных масс только удвоилось. Экономические требования сменились на политические. Возникли лозунги “Долой царя”, “Да здравствует революция”. На заборах появились революционные прокламации.

Романов приказал командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову взять под охрану мосты, вокзалы, правительственные здания, почту, телеграф, перекрыл городские улицы, но это ничего не дало. Демонстранты, преодолев многочисленные каналы по льду, проникли в центр города и столица, потеряв покой, пришла в смятение. Хабалов принял дополнительные меры, произвел многочисленные аресты, но и это никак не сказалось на протестах.

В это же время министр внутренних дел Протопопов, обрадовавшись, что ему удалось все спихнуть на Хабалова, слал успокоительные телеграммы в Царское Село и Могилев, явно приуменьшая истинные масштабы революции. Он докладывал так, как будто в империи стояла тишь гладь да божья благодать. Хотя за окнами наряду с метелью уже вовсю разбушевалась революция, а на улицах города развернулись такие ожесточенные бои с применением оружия, что его звуки достигли даже стен Александровского дворца.

В конце февраля обстановка в Петрограде резко ухудшилась. Столица загорелась народным волнением как подожженная степь. Рабочие окраины ощетинились баррикадами. Демонстранты стали захватывать предприятия, государственные здания и главные улицы Петрограда. В городе начались убийства, грабежи, мародерства. Толпа стала грабить магазины и лавки. То тут, то там возникли пожары и оружейная стрельба. Полицию били и разоружали. Тех, кто пытался остановить хаос, убивали.

Сметая правительственные силы, восставшие овладели зданиями Таврического дворца, Петропавловской крепостью, Главным Адмиралтейством и Зимним дворцом. Двадцать восьмого февраля в полдень пали последние бастионы царского режима. Полиция, оставшись в одиночестве, не смогла предотвратить надвигающуюся на страну катастрофу. Восстание в Петрограде закончились полной победой революционных сил. Положение в столице стало угрожающим и очень опасным. Начались аресты людей, поддерживавших царя во время беспорядков. Подвалы многих зданий превратились в тюрьмы. Они наполнились чиновниками, полицейскими, жандармами и военными офицерами.

К первому марта к восставшим примкнул практически весь гарнизон Петрограда. Число воинских частей верных императору не осталось. А те, кто еще оставались верными присяге разошлись. Кто с оружием, кто без оружия. В этот же день под развернутыми знаменами из Александровского дворца ушли почти все русские полки, в нем остались лишь две сотни казаков и батальон пехоты…

Император, занятый мыслями, навеянными происшедшими событиями всю ночь просидел совершенно один в рабочем кабинете. Романов опустошенный и безразличный ко всему сидел на диване с потухшей папиросой, иногда он подходил к окну и, запрокинув голову не отрываясь, смотрел на яркую россыпь звезд. Ему не один раз становилось не по себе в пустой комнате. Он не понимал, почему вдруг на него посыпалось столько несчастий. И хотя можно было еще подремать, но император все курил и курил папиросы, раздумывая о своей судьбе. О чем только не передумал Романов в часы вынужденного одиночества. Ники часто возвращался в мыслях то в прошлое, то в будущее, но больше всего он думал о своей стране, которой отдал много сил и здоровья. В эту ночь Романов с безошибочным чутьем понял, что уже ничего не поможет и что уже близок конец всему привычному. Это не могло избавить Ники от постоянной тревоги. В его голове заскакали путанные и неясные мысли. Романов не скоро забылся в легкой приятной полудремоте, хотя он старательно старался делать вид, что не замечает происходящего вокруг и что относится ко всему спокойно. Он запутался в своих взаимоотношениях с окружающим миром.

Матвей Васильев тоже не смог ни на минуту сомкнуть глаз, раздумывая и переживая за государя и его семью. Молодой человек не мог остаться безучастным к жизни и судьбе царской семьи. Он твердо решил пробыть с Романовыми до самого конца. Ему хотелось бы пожелать им счастья как самому себе, но перед ним полностью открылся занавес, и трагедия царской семьи началась.

“Можно ли было здесь сделать хоть что-нибудь? Или в этой страшной истории судьба распорядилась по-своему?” – подумал Матвей Васильев.

***

Зима уже заканчивалась, но было еще по-зимнему холодно. Матвей явственно ощутил холод на своем теле. Он жалил его как острыми иголками, щипал за уши и щеки.

В эти зимние дни председатель Государственной Думы Михаил Владимирович Родзянко отправил государю несколько телеграмм, но Романов проигнорировал все его послания. Затем Родзянко позвонил брату царя Михаилу Александровичу и сказал ему, что русский народ требует отставки Николая II, поэтому он должен взять высшую власть в стране в свои руки. Удивленный великий князь вежливо отказался и добавил, что вначале должен получить на это согласие Николая Александровича. После беседы с Родзянко великий князь связался с начальником Генерального штаба Алексеевым и попросил его передать Ники, чтобы он немедленно отправил правительство в отставку, а сам бы не торопился возвращаться в Петроград.

Генерал-адъютант Алексеев явился к Романову, чтобы передать ему просьбу его брата.

– Я со всей серьезностью обдумываю вопрос об отставке правительства, – строго ответил Ники, когда он передал ему слова великого князя. – Но о том, чтобы отложить мое возвращение в Петроград не может быть и речи! Сложившиеся обстоятельства требуют моего скорейшего возвращения в столицу.

Генерал ушел от императора ни с чем, но, получив удручающую телеграмму от военного министра Беляева о катастрофической ситуации в столице, Алексеев снова поспешил явиться Романову. Государь окинул его холодным, чужим взглядом.