От глубокого кризиса спасла его армия. Год своей жизни он провел в Мурманске. Да, дорогие мои, морфлот. А вернувшись, поступил в Технологический Институт пищевой промышленности (после армии все было проще) и устроился на работу в одно из заведений Ярославля. Уставал, как тысяча чертей, но добился таки и диплома и отличной работы в ресторане пятизвездочного отеля Ярославля.

Потом открыл свой собственный ресторан, потом, все же продал квратиру, бизнес и отправился в Москву. По дороге ему крупно повезло, но об этом чуть позже, ладно?

Все смотрели на него, ожидая первых его слов, будто вопрошая: «Ну, с чем пришел?».

– Добрый день, – и все.

Новые соседи помолчали, видимо ждали продолжения, но, не дождавшись, нестройно приветствовали Широкова. Сам Митька поглядывал на девушку-старушку и поражался ее сияющим глазам, добродушной улыбке. Она так славно поздоровалась, так просто и мило, что он заподозрил ее в желании подбодрить его, здорового мужика. Умилился и продолжил таки говорить.

– Я Дмитрий Широков, ваш новый сосед. Если у вас есть ко мне вопросы, я готов на них ответить, – как он и ожидал первой заговорила бабушка-пудель, та, что с изумрудами в ушах.

– Молодой человек, вы к нам надолго? – Если Митя и удивился ехидному вопросу, то никак этого не показал.

– Лет на шестьдесят, думаю, – ответ его вызвал легкую улыбку на лице красивой дамы.

– Ви ведь не станете устраивать оргии и дебоши? Дом у нас тишайший, лишние звуки неприятны, – господин в шапке попытался выяснить, чего ждать от него, Митьки.

– Обязательно буду, но не дома. Я много работаю и тут планирую только спать. Есть вероятность, что за шестьдесят лет соседства, мы с вами ни разу не увидимся, – после этих слов господин внимательно посмотрел на Митю и кивнул, скорее одобрительно, нежели с осуждением.

– А зачем тогда нужен дом, если в нем только спать? Спать можно там, где дебоширишь и безобразничаешь, – гранд-дама с любопытством ждала ответа.

– Для детей. Они точно не смогут спать там, где дебоширят и безобразничают, – да, Митя был честен, помня о мамином совете.

– У вас есть дети? – девушка даже дышать перестала от восторга.

– Пока нет, но обязательно будут. – Услышав его ответ, она слегка расстроилась, но постаралась скрыть это за улыбкой.

– Яков Моисеевич Гойцман, – господин протянул руку Широкову, получил ответное рукопожатие.

– Меня зовут Ирина Леонидовна Шульц, – еще одно рукопожатие, – А это Фира Рауфовна и Дора Рауфовна Собакевич. Ну и Юленька Аленникова.

Фира и Дора кивнули, а Юля протянула узкую ладошку, на которой Широков заметил ожёг и как опытный повар, понял сразу – от сковороды. Он сам постоянно обжигался. Это часть профессии и ее риск. Так же, как и порезы.

– Я из пятой квартиры. Слева от Вашей, четвертой. Ирина Леонидовна Ваша соседка справа, из третьей, а Яков Моисеевич из шестой. Мы соседи по площадке, – Юля улыбалась и указывала на двери, – Дора Рауфовна и Фира Рауфовна над нами, в седьмой.

Потом она спохватилась.

– Простите, я много болтаю. У вас усталый вид. Вам нужно отдохнуть. – В ответ на ее слова Митя кивнул, но не рассказал,что давно уже перестал замечать усталость свою.

– Я выживу, честно.

Юля немного подумала над его словами и ответила:

– Да, вы сказали, что еще лет шестьдесят точно будете живы.

Все заулыбались, и Широкову стало понятно, что знакомство скорее удалось, чем провалилось.

Любопытная Фира подошла ближе к Митьке.

– А чем это вы так сильно заняты, Димитрий? Настолько, что дома только спать планируете.

– Фира Рауфовна, я занят любимым делом.

Дора, тоже любопытная, но не такая быстрая, как сестра, решила вставить свои пять копеек:

– Дебошами и безобразием, да? – ну, старушки Собакевич не были лишены некоторого ехидства и чувства юмора.

– И этим тоже, но реже, – Митьке захотелось посмеяться, но он сдержался.

– Ви, молодой человек, не говорите при сестрах о безобразиях. Замучают вопросами. Кстати, а как ви отличили одну бабушку от другой? Гойцману до сих пор это тяжело дается. Хоть и знаю я их побольше вашего, лет так на сорок пять.

– По серьгам, – за Митю ответила Ирина, которая всегда была наблюдательна.

Скажем так, в свое время это было ее профессией. Она никому об этом не рассказывала, потому и весь дом полагал, что дело ее жизни связано было с магическими буквами «КГБ».

– Серьезно? Все так просто, что я готов посмеяться. Ирина, радость ви моя, могли бы и раньше помочь несчастному еврею. Я уж хотел одну из них зеленкой мазнуть.

Мадам Шульц шутку оценила и заулыбалась юристу Гойцману.

А вот Митя уже не слушал болтовни соседей. Удивляясь самому себе, он снова глазел на Юленьку. У той с головы сполз таки, окаянный капюшон. На фоне стены красивого жемчужного цвета профиль его соседки смотрелся, ни много ни мало старинной камеей, его, Митиной, матери. Тонкая, длинная, какая-то беззащитная шея. Над ней тяжелый узел шикарных пшеничного оттенка волос. Полные губы. Длинные ресницы.

Юленька между тем, совершенно женским жестом, поправила волосы, пробежавшись тонкими пальцами по прическе, проверяя, не выбился ли непокорный локон. На пальце ее Митя приметил обручальное кольцо. Приметил и слегка обиделся? Расстроился? Чепуха. Ему не было никакого дела до соседки, пусть даже и привлекательной.

Замужняя Юленька. А чему тут удивляться? Молодая, милая, небедная. Разумеется, нашелся герой. Пожалуй, Митя порадовался за приятную соседку. Почему? Потому, что глаза у нее сияли, вот почему. А коли так, стало быть барышня счастлива за мужем. Кто бы он ни был.

– Димитрий, наверно Юленька наша права. Пойдите и отдохните уже. Вы засыпаете стоя. Я уже минуту пытаюсь узнать, кем были ваши родители, а вы молчите и смотрите в стену, – Фира обиженно глядела на Широкова.

– Простите, задумался. Моя мама работала корректором в ярославском «Вестнике». Об отце я бы говорить не хотел.

Москвичи промолчали, усваивая информацию.

– Добро пожаловать, Димитрий. Надеюсь, мы неплохо уживемся под одной крышей, – Ирина Леонидовна дала понять, что беседа окончена и все могут расходиться.

Так и поступили. Яков Моисеевич ушел пить свой коньяк, бабушки уползли на третий этаж. Юля и сама гранд дама, разошлись по квартирам.

Митька открыл свою дверь и огляделся. Ну, новичку дизайнеру удалось сделать из жилища то, что хотел увидеть Широков. Все просто, удобно и неброско. Дорого, но оно того стоило.

Решив, что разборка личных вещей подождет, Митя принял душ и упал в свою огромную кровать. Три часа сна и снова на работу. Да, такой и была жизнь ярославского (теперь московского) шеф-повара.

Отдохнул и в путь. Уже на выходе, Митька увидел Юленьку. Снова в куртке ее дурацкой и с тяжеленными сумками, шла она по лестнице. Из под скособоченного капюшона свисали волнистые пряди, мешая ей видеть. Руки-то у нее две, обе заняты сумками, потому и не было возможности смахнуть с глаз пушистую завесу. Широков в два шага оказался рядом с приятной соседкой.

– Давайте, Юля, – сказал так, для проформы, а сам уже цапнул тяжелые вьюки (с продуктами) и понес к ее двери.

– Что вы, Дмитрий Алексеевич, я сама прекрасно справлюсь, – он уже поставил баулы на пол возле квартиры, – Спасибо большое.

И снова ее улыбка, чистая, детская, почти святая. Это изумляло. Чем? Искренностью. Она улыбалась от души, никакой фальши не было в ее губах и глазах. Откуда столько благодарности за обычный поступок? Любой сделал бы так же на его месте. Или нет….? Митька удивился, но виду не показал.

– Не на чем, Юля. Доброго вечера, – и ушел.

«Ярославец» полон был гостей. Вечер предстоял не из легких, поскольку публика собралась взыскательная. Капризная. Стало быть, нужно постараться! И Митька старался. Заказы на блюда от шеф-повара сыпались непрестанно. Разные. С претензиями. Но, ему не привыкать. Большие руки, крепкая спина, надежная команда на кухне и любовь к своей работе.