…Шли дни, а с ними рос авторитет наших рыбаков. Теперь мы действительно были завалены рыбой по самую макушку. Ели её и на завтрак, и на обед, и на ужин. Ели во всех видах—и варёную, и жареную, и печёную. Боцман, скептически относившийся к рыболовным увлечениям наших ребят, наконец, смилостивился. Однажды он вынул свою тетрадь и против графы «поступления от рыбной ловли» вместо большого вопросительного знака поставил жирную галочку: рыболовная статья начала приносить доход.
Брыкин бор
Высокий берег реки. На пригорке столб с табличкой. На ней надпись: «Окский государственный заповедник». Отсюда начинаются владения заповедника, в границах которого река Пра течёт более чем 50 километров. Тёмной стеной стоит по левому берегу заповедный лес. Хотя внешне он ничем не отличается от правобережного, но уже одно то, что к нему категорически запрещается приставать, придаёт ему загадочный и таинственный вид. Нам почему–то кажется, что он весь так и кишит лосями, пятнистыми оленями, медведями, волками и другой живностью. И действительно, по ночам вокруг нашего лагеря раздавались какие–то непонятные звуки, слышался треск сучьев и всплески воды. Петя беспокойно ворочался в палатке и уверял, что снаружи бродят целые табуны голодных волков и медведей. Но это были не волки и не медведи. Утром недалёко от наших палаток мы увидели лосиную тропу. Очевидно, ночью сохатые ходили по ней на водопой.
Близость заповедника чувствуется по всему: и по обилию бобровых погрызов на деревьях, и по следам выдры на песчаной отмели, и по хищному полёту коршуна в прозрачной безоблачной синеве. Он долго кружил над нашими лодками, сопровождая нас чуть ли не до самого Брыкина бора.
Чем ближе к Оке, тем все больше появляется перелесков и лугов, а сосновый лес сменяется дубравами и кудрявыми берёзовыми рощами. Стрелка компаса в этих местах ведёт себя странно. Она крутится на все стороны, и по временам нам кажется, что мы плывём в обратную сторону.
На одном из поворотов реки мы повстречали рыболова. Он сидел на берегу и лениво смотрел на свои поплавки. Был полдень, и клевало, видимо, неважно.
— Далеко ли до Брыкина бора? — подъехав, спросили мы.
— А это как считать, — хитро сощурился он.
— Обыкновенно, на километры. Рыболов иронически хмыкнул:
— Так ведь разные бывают километры–то: по дороге одни, по воде другие. Ежели по дороге, так километров десять — больше не будет, а ежели по воде, то двадцать с гаком наверняка наберётся.
Есть у гидрографов такой научный термин — коэффициент извилистости реки. Это значит во сколько раз длина русла реки по течению больше, чем расстояние по прямой. Так вот в этих местах коэффициент извилистости Пры достигает двух и даже больше. Короче говоря, один километр по берегу равняется двум по воде. В пути мы развлекались тем, что заставляли работать на нас этот самый коэффициент. Вылезешь на берег, пройдёшь несколько десятков метров по лесу и ляжешь под берёзу в ожидании, пока лодка обогнёт огромную излучину и снова вернётся к тебе, но уже с другой стороны.
Наш испытанный советчик и друг–топографическая карта Менде — на этот раз ничем не могла помочь. Даже беглого взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, насколько не похожа теперешняя Пра на ту реку, что изображена на старой карте: не те извилины и заводи, не на том месте луга и леса и даже деревни и села как будто стоят не на том месте. Видно, не раз меняла Пра своё русло, не раз пробивала новую дорогу в песчаных берегах, чтобы через несколько лет снова возвратиться обратно и снова начать все сначала.
Летом Пра сильно мелеет, и во многих местах её без труда можно перейти вброд или переехать на телеге. Но встречаются и глубокие омуты, где, сколько ни ныряй, дна не достанешь. Спиннингистам здесь раздолье. Надо только умело бросать блесну вдоль травы и стараться не задеть коряг, которых здесь великое множество. Во всяком случае работники заповедника, отправляясь по служебным делам из Брыкина бора на кордон Старый, который стоит на левом берегу Пры, всегда захватывают с собой спиннинги и привозят обратно по пять–шесть здоровенных щук.
Омуты и различные участки Пры в пределах заповедника носят довольно любопытные названия: Мочи лово, Жёлтый брод, Чертопляс… Последнее название, видимо, связано с глубоким омутом, с быстрым течением и водоворотом, в котором вода пляшет, словно черти. А маленький песчаный островок на Пре недалёко от Брыкина бора почему–то прозван работниками заповедника Австралией. Так и говорят: «Сегодня я еду в Австралию» или «Черт бы побрал эту Австралию, опять там сел на мель».
В нижнем течении реки Пры очень много заливов и заводей, заросших осокой, кувшинками и водяными орехами — чилимом. Впервые мы увидели это любопытное растение возле кордона Красненького. Пристали к нему, чтобы купить молока, да разговорились со словоохотливой лесничихой: о малине, ежевике, грибах и сенокосе.
— А орехов–то наших вы не пробовали? — спохватилась вдруг лесничиха.
— Каких орехов? — удивились мы.
— Да водяных, они у нас ещё чилимом или рогастыми называются.
Мы первый раз слышали о водяных мещерских орехах и поэтому недоуменно пожали плечами.
— Ну ладно, сейчас вам Тонька покажет, где они растут. Да только попозже вам надо было бы приезжать, не поспели они ещё.
Маленькая девочка с копной светло–русых волос повела нас к небольшому заливчику, сплошь покрытому большими зеленоватыми листьями, внешне очень похожими на смородиновые. От листьев до самого дна реки тянулись длинные тонкие стебли. Если их приподнять веслом, то под листьями на стебле можно увидеть небольшие черноватые коробочки с пятью шипами–рогами. Это и есть чилим. По размерам и вкусу он напоминает каштаны и пользуется довольно большой популярностью у местного населения. Осенью его набирают мешками, сушат и даже делают из него муку.
Чем ближе к Брыкину бору, тем все выше становится правый берег реки. Песчаные холмы подступают прямо к воде, а вверх по ним, наперегонки с берёзами: и осинами карабкаются стройные сосны. Потом берёзы отстают, не желая расставаться с сырыми и низинными местами, а сосны все бегут и бегут, пока не достигают вершины и не замирают в гордом и одиноком безмолвии. На холме в чудесном сосновом бору и раскинулся небольшой посёлок, в котором находится управление Окского государственного заповедника.
Брыкин бор поражает своей тишиной, и своим воздухом, и своими соснами, и всем своим милым и спокойным деревенским обликом с задранными в небо колодезными журавлями, с мерно покачивающимися бадейками и старой деревянной бочкой на поржавевшем пожарном тарантасе, при помощи которого, наверное, тушили пожары ещё в прошлом веке. В дневные часы, когда сотрудники заповедника расходятся на работу, посёлок кажется вымершим: по песчаным дорогам бродят лишь стаи бесприютных гусей да глухо шумят сосны у берега Пры.
Вдоль оврага бежит дорожка, усыпанная хвоей и сосновыми шишками. Там, внизу, сквозь сосны блестит водная гладь реки, темнеют сырые и мрачные яры, поросшие березняком и ольшаником. Народное предание гласит, что где–то здесь, в этих глухих местах, вдали от царских воевод и исправников, скрывался в своё время знаменитый разбойник Брыкин со своими друзьями. И будто бы не было ни прохода, ни проезда дворянам да купцам ни по лесным дорогам, ни по реке Оке — везде их настигала справедливая кара неуловимых разбойников.
По народной молве был Брыкин благороден и справедлив. Раздавал отобранное у богатеев добро бедным крестьянам и оберегал их от притеснений помещиков. Но будто бы напали на его след царские ищейки, и, скрываясь от них в непроходимых мещерских лесах, закопал он часть сокровищ где–то в этих местах. Эта легенда имела в своё время широкое распространение. Целыми артелями приезжали сюда кладоискатели в поисках брыкинских сокровищ. Весь берег перерыли, но так ничего и не нашли. Насколько правдива эта легенда, сказать трудно, но уже с незапамятных времён этот маленький посёлок носит название Брыкин бор.
