Так я и делал. В течение года в восьми штатах. Летом я спал в кузове грузовика, когда только мог. Когда копы стали любопытствовать, я отправился в лес с палаткой. Зимой, ну, я все еще спал в багажнике. Я выложил стены, потолок и пол изоляционными листами, чтобы зафиксировать температуру своего тела. Я ложился на утеплитель. И я молился, чтобы не лишиться пальцев на ногах или руках из-за обморожения.

Я не лишился.

К тому времени, как я добрался до Джерси, у меня было достаточно наличных, чтобы позволить себе еженедельное проживание в мотеле. Оттуда, приняв свой первый настоящий душ за год, я вышел на улицу и стал искать работу. Я устал бегать. Я был слишком доволен ощущением настоящего матраса подо мной ночью вместо тонких одеял. Мне нравилось иметь кондиционер, чтобы не потеть до смерти. И мне действительно чертовски нравилось иметь телевизор, нормальную ванную комнату и женщин.

Во второй половине дня я обнаружил, что заключил контракт с местной строительной компанией, на выполнение любой работы, в которой им требовалась дополнительная опытная рука.

Это не была гламурная жизнь. Но она не была грязной и наполненной ненавистью.

Я остался в месте с оплатой за неделю, потому что это было то, к чему я привык. Я работал. Я копил деньги. Я выпивал. Я трахался. Я пытался найти новый вид нормальной жизни.

И так было в течение нескольких лет.

Затем, как назло, в один прекрасный день, много лет спустя, меня вызвали на работу в какое-то место под названием лагерь Приспешников. Владельцу понадобилось добавить пару дополнительных комнат к и без того массивным жилым помещениям, все стены были укреплены и полностью лишены окон.

Работая у них, я увидел то, чего раньше не замечал. Я видел сообщество. Я видел братство и верность. Я видел людей, которые готовы были умереть друг за друга.

И я чертовски скучал по этому.

И это было нечто другое — видеть, как он существует без границ ненависти.

Даже если то, что они делали, было не совсем законно.

Соглашение было достигнуто, и, прежде чем я смог отговорить себя от этого, я стал кандидатом клуба.

Это был гребаный Кэш, который указал мне на кого-то, чтобы удалить мою татуировку, сказав, что он не только считает, что мне было бы полезно снять это дерьмо с моей кожи для моего собственного спокойствия, но и что он не хочет, чтобы кто-то думал, что он и его люди связаны с какой-либо расистской ерундой, такой как Арийское братство.

У меня было два сеанса, и он уже наполовину исчез, линии были толстыми, а чернила черными, что делало его сложным для удаления.

Я просто так и не удосужился сделать третий сеанс и, вероятно, последнюю процедуру.

Думаю, я очень быстро понял, насколько глупо было это дерьмо.

Глава 13

Пенни

Я не могла ясно мыслить.

Мне показалось, что я поняла эту фразу, но я не поняла. До тех пор, пока я не вышла из душа и не попыталась сосредоточиться на основных, простых задачах, таких как сушка тела и расчесывание волос. Потому что я, черт возьми, не могла ничего сделать, кроме как застыть на месте, невидящим взглядом уставившись на свое отражение в зеркале под звуки Дюка, все еще находящегося в душе.

Дюк со своей долбаной нацистской татуировкой.

Дюк был сторонником превосходства белых?

Добрый, милый, заботливый Дюк, который держал меня, несмотря на швы, и облегчал мои страхи, и кормил меня, и отгонял от меня мужчин, был тем, кто мог поверить в такой мерзкий идеал?

Затем, когда я услышала шум за дверью спальни, мне пришла в голову еще одна ужасная мысль.

Все они были расистами?

Были ли МК Приспешники какой-то группой ненависти? Может быть, поэтому у них были враги, которые хотели их застрелить?

Потому что, на самом деле, я отчасти это понимала.

Не то чтобы я потворствовала насилию, но, если кто-то и заслуживал его, так это люди, которые могли ненавидеть и причинять вред людям только на основании цвета их кожи, или того, кого они любили, или из какой нации они происходили.

Это было подло.

И я просто была голой в душе с кем-то, кто верил в эту чушь.

Я застряла в лагере с кучей других мужчин, которые тоже могли быть такими.

Что это говорило обо мне всем остальным?

Грязный по свое сути, помнишь?

Именно это сказал мне Дюк, и это была чистая правда.

Мне нужно было найти выход из этой ситуации.

Я нанесла крем на лицо, обнаружив, что он тяжелый и давящий, как будто мои поры не могли дышать. Но какое это имело значение, я чувствовала, что мои легкие тоже не могут. Закончив, я надела свою одежду, слегка вздрогнув, когда моя рубашка коснулась швов, но не желая просить Дюка забинтовать меня обратно.

— Ты в порядке? — вмешался голос Дюка. Он был тихим, но он прозвучал в тихой комнате и в моем безумном уме, как туманный горн.

Моя рука взлетела к сердцу, когда я увидела его отражение в зеркале позади меня, полотенце было так низко на его бедрах, что я могла видеть глубокие линии его пояса Адониса (прим. перев.: Пояс Adonis — это V-образная мышца, которая идет по диагонали от бедер к области таза). Капля воды скользнула по центру его груди и живота, чтобы скользнуть под полотенце, привлекая мое внимание, и я почувствовала, как мое тело отреагировало немедленно и бесконтрольно. По-видимому, сообщение о том, что Дюк — худший из плохих парней, еще не дошло из моего мозга до промежности между бедрами.

— Пенни, — повторил он, привлекая мое внимание к своему лицу в зеркале.

— Я в порядке, — сказала я, но это было ни в малейшей степени не убедительно. Мои глаза были большими, брови сдвинуты, тело напряжено. — Я просто… Я нервничаю из-за того, что моя бабушка поймет, что что-то не так, — солгала я. — Она довольно проницательна. Мне, э-э, нужно надеть обувь, — сказала я, поворачиваясь и почти выбегая из комнаты.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — пробормотала я себе под нос, роясь в поисках носков и обуви. Я не очень-то любила ругаться, но если когда-нибудь и возникала такая ситуация, то именно сейчас.

Отпустят ли они меня вообще?

Я знаю, Дюк все время твердил мне, что я не пленница, но разве это было только для того, чтобы успокоить меня? Что будет, если я скажу ему, что уезжаю? Я имею в виду… он перенес все мои вещи в свою комнату в своем огороженном и охраняемом вооруженными людьми лагере.

Я услышала, как комод позади меня закрылся, и чуть не выпрыгнула из своей кожи, тихо вскрикнув, когда я упала на задницу.

— Уверена, что с тобой все в порядке? — спросил Дюк, нахмурив брови, наблюдая, как я поднимаюсь.

— Я в порядке, — сказала я, отворачиваясь от него и засовывая ноги в носки, а затем в обувь. Я вернулась в одну из своих коробок, нашла запасной бумажник, в котором хранила наличные, и сунула его в карман джинсов. Моя сумочка так и не нашлась. Я не хотела думать о том, что мне придется идти в департамент и получать новые кредитные карты, когда или если я когда-нибудь вернусь к своей нормальной жизни. — Я, э-э, пойду подожду тебя в главной комнате, — сказала я, хватаясь за ручку двери и выходя, прежде чем он успел что-либо сказать.

Я вышла в главную комнату и обнаружила, что Кэш сидит там, а Ло сидит рядом с ним, закинув ноги на него, улыбаясь друг другу, как молодожены.

И меня поразило, насколько они оба были блондинами.

Конечно, не все байкеры были блондинками. Рейн была темноволосым, а Ренни — рыжеволосым. Но, да, я знала, что все они были белыми. По крайней мере, я не видела никого из другой расы вокруг.

Это не совсем помогло закрученным мыслям о клубе белых сторонников превосходства.

Здорово.

Просто замечательно.

— О, ты приняла душ? Как выглядят швы? — спросила Ло, сосредоточившись на мне, и я поняла, что стояла там и смотрела, как ползучая тварь.

— А, они хорошо. Дюк сказал, что они заживают.

— Хорошо. Я рада. Не успеешь оглянуться, как мы их вытащим, и ты будешь как новенькая.