Аликпер Тапочкин
Золотой дождик
Все события и персонажи в данной книге являются вымышленными. Любое совпадение с реальными людьми или событиями – случайно.
Часть первая
Название этого местечка состоит из 11 слов и среди них есть такие как «федеральное», «управление», «по», но не обольщайтесь, это не то и я не тот. Когда нужно было накатать всё точно, приходилось брать блокнот и переписывать название с обложки, потому что там хрен пойми откуда в разнобой были не только ненужные слова, но и некоторые начинались с большой буквы. Я отмотал тут чуть меньше десятки, но так и не выучил их точное расположение. Придётся уволиться через два месяца, но я еще не знаю об этом, а пока к нам занесло директора нашей службы. Так как онных бесконечность, поясню, это тот, кто тусуется в московском здании и сидит в самом классном кабинете. Короче, такая большая шишка, что заезжал он к нам всего раз или два, не больше. Мы впихнули себя в костюмчики и старались особо не шевелиться.
Совещание планировалось на 11:00 в актовом зале, где обычно крупная крашеная диваха талдычила о бесконечных нюансах заполнения деклараций о доходах, но все должны были сидеть раньше. Мне, как и всем, вообще не хотелось там торчать, и в этот раз что-то особо, поэтому я и задержался. Погода для мартовского четверга была чертовски хороша. Машины за окнами передвигались как в шестидесятых, и кажется, я слышал крики чаек. Я запер наш кабинет в 10:55 и, крутя ключики по кругу, плёлся куда надо. В актовый зал, как и во все кабинеты, можно было попасть, приложив электронный ключ, что я и сделал.
Все уже сидели на местах. Несколько столов были прижаты друг к другу и образовывали громадную букву П. Ножки этой буквы упирались в дюжину рядов из стульев. Они стояли для сотрудников, так сказать – записывающих, так сказать – внемлющих, но на самом деле всем было вообще плевать на всё, что тут происходило.
– Данила, – встретила меня та самая диваха, – Нормальный вообще? Че опаздываешь? Садись.
– Да я…это…доделывал
– Садись, и давай быстрее… – она кивнула башкой на единственное свободное место в первом ряду, в САМОМ-САМОМ центре, прямо между ножек злополучной буквы П.
– Я туда не сяду. И не надейтесь.
– Чё? Место пустовать не будет. Давай-давай-давай.
Другого не было. Мой начальник смотрел на меня поверх очков. Так он демонстрировал, что я идиот, и это бремя взвалилось именно на его плечи. Но мне было пофигу, я знал, что меня не уволят, тут никого не уволят. Если и было сейчас в нашем пятиэтажном здании самое дерьмовое место, это было именно оно, так что об «Into the dead 2», «Crossy Roud» и «Инсте» придется забыть на несколько часов. Хотя бы есть блокнот, можно что-нибудь в него накидать.
– Хорошее место нам досталось, хе-хе, – сказали мне рядом.
– Ага, шикарное.
Первым зашёл начальник управления, затем начальница административного отдела, затем сам руководитель, потом замы и вся мишура. Встали-сели. Вообще директор у нас – ничего. Он не был ни хозяйственником, ни зубастым гэбэшником…точнее он, конечно, был гэбэшником и другом нашего Президента, но совсем не зубастым, но об этом по позже. Высокий, наверно, крепкий, седые, всегда уложенные волосы, нормальный зрелый голос. Никогда не видел, чтобы он на кого-то орал или сильно злился. Даже когда я был в Москве, на его совещаниях всегда хватало место спокойствию, чем пользовались в своих целях мелкие сошки. Директор улыбнулся и устроился прямо передо мной. Он всех поприветствовал, похвалил, затем сцепил пальцы, и началось совещание. Начальники выходили с докладами. Мне приходилось слушать нечто подобное раз 100, даже миллион раз, и всё в своей башке. Я попытался оценить на сколько это потянет. На выступление даётся минут 5-10. Но здесь такая дилемма: ему на самом деле насрать на то, что ты базаришь, но если рассказываешь слишком коротко, будут вопросы, так что крутись как хочешь. Я открыл блокнот и, стреляя время от времени на выступающего, на последних страницах пытался накатать какое-нибудь стихотворение. Эти бляди мне никогда не давались, наверно потому что я не люблю стихи. Потом я стал рисовать домик. Нарисовал из трубы дым, тот оказался ещё хуже стихотворения. Прошло минут 20. Директор вроде и не смотрел в мою сторону. Никогда мне не доводилось так долго торчать без телефона. Мне доводилось жать ему руку, принимать поздравления, грамоты, но ТАК, мы как будто торчали с ним в бытовухе и всем было невмоготу нудно. Хотелось надеяться, что на максимально паливное место, он обратит внимание в последнюю очередь. Люди такого уровня и бэкграунда обычно делятся на два вида: те, кто доказывают, что только великая дисциплина спасёт мир, поэтому надо бы всех гнобить, и те, кто устал от всего. Этот походил на последних, но только походил. Я не пытался ловить его взгляд, лишь изредка, задумчиво посматривал в его сторону, мы были друг перед другом на расстоянии 3–4 метров и ничего, кроме кислорода, выхлопных газов и пердежа между нами не было.
Многие из сидящих умели отключаться лучше меня, я же не находил себе места. У парней и девушек из первого ряда нога была закинута за ногу – некий, так сказать, уголок замыкания – «Сюда вы не зайдёте, но я как бы слушаю, всё норм».
Я ощутил что-то странное – глаза стали слипаться, а голова тянуться вниз. Я раскрылся, но это не помогло. Возможно, немного тянет отдохнуть – такое бывает. Я расслабил веки и уже через секунду с болью в шее дёрнул голову вверх. Я отрубился, какого чёрта?! Уснуть на таком дерьме почти также опасно, как за рулем. Вроде никто не видел. Но оказалось, что моему телу этого было мало, я вновь ощутил сильнейшую слабость, и мои веки стали тянуться в сладкий петтинг друг к другу, наравне с чем, внутри меня поднималась паника. Пришлось опять скинуть ногу и страшным усилием воли попытаться привести себя в чувство. Ничего не выходило, а моя дёрганность только привлекла внимание. Это было супер странно, потому что я ночью спал, не пил ни мёда, ни молока. Короче всё как обычно, даже лучше, но телу было похуй.
Мне похуй.
Голова опять шатнулась и опять дёрнулась вверх. Ебать меня в рот! Если я усну на совещании перед директором – это будет невъебенно смешной катастрофой. Не так страшно увольнение, как проявление неуважения к человеку, которого меня приучили уважать, тем более, он действительно заслуживал уважения: он не крикливый солдафон, а нормальный тип, понимающий что к чему, но тело со мной не соглашалось.
Выключаюсь.
В темноте я увидел себя со стороны: там я тычу сонное хлебало в лицо руководству, которое вчера прилетело из Екатеринбурга и теперь было свежо как огурчик-Рик. Охренеть, конечно, ребятки. Каждый раз шансы на катастрофу возрастали. Они и изначально были ого-го, но теперь моя фартовость представлялась невъебенной удачей, подарком судьбы что ли. Мне вспомнился генерал в одной из российских республик, он уснул на совещании с Главой, его подняли, унизили, уволили, уничтожили. Даже по телевизору крутили этот цирк. Не думаю, что это справедливо, скорее всего он много работал, поэтому и вырубился, но всем было понятно, почему его выперли и почему это правильно. Меня бы не выперли, но жопу разодрали. Растирать лицо и глаза было паршиво, но больше ничего не оставалось. Я принялся костяшками теребить остатки третьего века, словно меня донимала грязь. Обернулся. Здесь всё было правдивее. Половина листала телефоны в блокнотах, так, что могло показаться, будто они записывают. Но ЧТО ЗАПИСЫВАЮТ, ЧТО ЗДЕСЬ БЛЯДЬ ЗАПИСЫВАТЬ?! Иногда они вскидывали голову, будто лица и губы выступающих помогут лучше записать мысль. Остальные же держали телефоны просто в руках. И только девушка прямо за мной встретила мой взгляд и пялилась. Она была из другого отдела, чуть младше меня. Она не смеялась, не сопереживала, эта сука просто ждала, она ждала, чтобы меня выебли, и это будет не скучно, и это будет в первом ряду. Увидев моё сонное лицо, она обрадовалась, что знает куда смотреть, но не показала этого, даже бровью не повела. Я отвернулся.