Ночной мир вампирш…ни разу любовь так ещё не пугала. Ночного Мира Вампирш нет на карте мира, но он есть в нашем мире. Он повсюду. Он представляет собой тайное общество вампирш, ведьм и оборотней женского пола, живущих среди людей.

Порождения тьмы красивы и опасны, их влечёт к смертным и те не в силах устоять перед ними. Ими могут быть кто угодно: хоть любой учитель, хоть подруга давних лет или кто-либо другой. Законы Ночного Мира Вампирш позволяют охотиться на смертных.

Можно играть их сердцами, убивать их. Для существ Ночного Мира Вампирш есть лишь два строгих запрета: нельзя смертным знать о Ночном Мире Вампирш и нельзя влюбляться в смертных. Этот ориджинал рассказывает про то, что бывает, если нарушить эти законы.

1

Волчицы-оборотни ворвались в жизнь Холли Снай, когда она находилась в кабинете у психиатра. А явилась она туда по совсем ясной причине.

– Я думаю, что рехнулась, – тихо произнесла она, лишь усевшись в кресло.

– А почему вы так думаете? – Голос психиатра прозвучал ровно и успокаивающе.

Холли сглотнула.

“Хорошо, – проговорила себе девушка. – Начну по порядку. Манию преследования пока пропущу и даже то, что кто-то явно пытается меня прикончить… да и ещё эти сны, из-за которых я просыпаюсь с воплями. Перейду сразу к по-настоящему странным вещам”.

– Я сама себе строчу записки! – выпалила она.

– Записки сами себе. – Психиатр кивнула, стуча карандашом по своему подбородку.

Молчание затягивалось.

– Хм, и что, вас это тревожит?

– Конечно! – Холли вдруг прорвало: – Всё было отлично. То есть в моей жизни всё было хорошо. Я заканчиваю колледж с хорошими оценками. Дальше планирую поступать в институт. У меня куча друзей… Но сейчас всё разваливается… из-за меня и из-за того, что я рехнулась.

– Из-за того, что вы строчите записки сами себе? – озадачась, спросила психиатр. – Хм, возможно, анонимные записки? Или типа “узелков на память”?

– Вот они, – не поднимаясь с кресла, Холли кинула на стол смятые бумажки и отвернулась.

Психиатр одну за другой изучала их содержание. Русоволосая и синеглазая, она показалась Холли славной девушкой.

“Даже очень молодой для подобной деятельности”, – подумала Холли.

“Можете звать меня просто Паулина”, – сказала она…

Какая доброжелательная и тактичная.

“И я понравилась ей”, – подумала Холли.

Девушка вспомнила, каким восхищением вспыхнули глаза мозгоправки, когда она открыла парадную дверь и увидела её силуэт на фоне пылающего заката. После, однако, когда Холли вошла в комнату и врач увидела её лицо, этот заинтересованный взгляд вдруг померк и стал каким-то безразличным. Но Холли от этого не огорчилась. Она уже привыкла к тому, что окружающие, лишь замечая большую родинку, изуродовавшую её мордашку, начинали проявлять чрезмерное сочувствие. Эта родинка блёкло-клубничного оттенка перерезала щеку Холли наискось под правой скулой – словно кто-то обмакнул палец в краску и мазнул им по личику.

Избавиться от неё не получалось: доктора два раза удаляли её при помощи лазера, однако родинка всякий раз появлялась опять.

Паулина вдруг закашлялась. Вздрогнув, Холли повернулась к ней.

– “Не доживёшь до восемнадцати”, – прочитала она вслух, перебирая смятые бумажки. – “Вспомни о Двух Реках – НЕ ВЫКИДЫВАЙ эту записку”. “Круг МОЖНО разорвать”. “Май уже близко – тебе известно, что тогда произойдёт”. – Паулина взяла последнюю бумажку. – А в этой только три слова: “Она уже идёт”. – Паулина разгладила листки и взглянула на Холли: – Что всё это означает?

– Понятия не имею.

– Вы не имеете понятия?

– Я не строчила их, – произнесла Холли сквозь зубы.

Паулина моргнула и начала стучать карандашом побыстрей:

– Однако вы сказали, что строчили их…

– Почерк мой. Это я признаю.

Главное было начать. Сейчас слова хлынули из неё лавиной.

– Я нахожу эти кусочки в таких местах, куда никто, исключая меня, не мог бы их положить… в моём ящике для нижнего белья, под моей подушкой. Когда я проснулась сегодня утром, то обнаружила, что эту последнюю записку сжимаю в кулаке. Только в действительности не я писала их.

Паулина торжествующе взмахнула карандашом:

– Всё понятно. Вы просто не помните, что строчили их.

– Не помню. Ведь я не делала этого. Я бы никогда не стала строчить ничего такого. Это полный бред.

– Э… – Тук-тук. – Это ещё как сказать. “Май уже близко” – что будет в мае?

– Первого мая у меня днюха.

– Получается, через неделю? Через неделю и один день. И вам исполнится?..

– Восемнадцать, – выдохнула Холли.

Она увидела, как психиатр взяла очередной листок – она уже знала какой.

“Не доживёшь до восемнадцати”.

– И вы уже на последнем курсе? – удивилась Паулина.

– Да. В детстве папа учил меня дома, а затем отдал сразу в первый класс вместо детсада.

Паулина кивнула.

“Возможно, решила, что я будущая карьеристка”, – подумала Холли.

– Вам никогда… – Паулина сделала паузу, – вам никогда не приходили мысли о самоубийстве?

– Не приходили. Ни разу. Я бы никогда не сделала ничего такого.

– Гм-м… – Паулина нахмурилась, уставившись в бумажки.

Молчание затянулось, и Холли стала разглядывать кабинет. Комната была обычной, только обставленная как и положено приёмной психиатра. Тут фермы разделяли долгие мили, а городов было один-два и обчёлся. Так же дело обстояло и с психиатрами – вот почему Холли пришла именно сюда. Паулина Уинфилд была одна на всю округу. На стенах её кабинета были развешаны дипломы, полки книжного шкафа были заставлены книгами и какими-то безделушками. Вот резная деревянная кошка.

Полузасохший цветок. Фото в серебряной рамке. Тут был даже диван.

“И что же, мне придётся лечь на него? – спросила себя Холли. – Нет уж, не думаю”.

Бумажки зашелестели: Паулина отодвинула их в сторону.

– У вас нет чувства, что кто-то пытается вам навредить? – мягко спросила она.

Холли закрыла глаза. Да, она ощущает, что кто-то пытается причинить ей зло. Но ведь так и положено при мании преследования. И это доказывает, что она чокнутая.

– Изредка у меня появляется чувство, словно меня преследуют, – прошептала она наконец.

– Кто?

– Не имею понятия. – Холли открыла глаза. – Что-то странное и сверхъестественное. Оно пытается добраться до меня. И ещё мне снятся сны об апокалипсисе.

Паулина моргнула:

– Апок…

– О конце света. Во всяком случае, мне так кажется. О том, что наступает некий страшный бой… некая большая последняя битва. Между силами… – Холли заметила, что Паулина внимательно глядит на неё. Она отвернулась и обречённо продолжила: – Между силами добра… – она вскинула одну руку, – и зла. – Холли вскинула вторую руку. Потом две её руки бессильно опустились на колени. – Итак, я чокнутая, да?

– Нет. – Паулина повертела в руках карандаш, а затем похлопала себя по карману: – У вас случайно не найдётся сигареты?

Холли посмотрела на неё недоверчиво, и она вздрогнула.

– Нет, вы не чокнутая. И о чём это я? Это омерзительная привычка. Я бросила курить на минувшей неделе.

– Видите ли, доктор… то есть Паулина… – медленно проговорила Холли. – Я тут потому, что не хочу быть чокнутой. Я просто хочу снова стать самой собой. Я хочу закончить колледж. Я хочу кататься летом на лошадях с моей подругой Чарли. А дальше я хочу поступить в институт и изучать динозавров. Возможно, мне удастся найти кладку утконосых ящеров. Я хочу возвратить свою прежнюю жизнь. Только если вы не можете мне помочь…

Холли умолкла, сдерживая слёзы. Она вообще никогда не ревела, для неё это означало бы окончательно потерять над собой контроль. Однако сейчас она ничего не могла поделать. Слёзы хлынули из глаз и побежали по лицу, стекая с подбородка.

Холли смущённо зашмыгала носом и стала спешно вытирать мордашку, а Паулина заозиралась вокруг, ища платок.