Это было так давно и так недавно. Пьянящее ощущение полной свободы, возможной только в детстве. Дружба и верность, чему примером были учащие добру книжки. Уверенность в завтрашнем дне, простые удовольствия, полная соблазнов улица и первые сильные чувства. Вне всякого сомнения, трава тогда была зеленее, солнце ярче, а девушки… Да что я вам рассказываю!

Все было сделано в лучших традициях приключенческой литературы. Два молодых джентльмена, Эндрю Троф и Джон Батлер, они же советские школьники Андрей Трофимов и  Иван Батурин, вошли в лесок  с противоположных сторон, чтобы встретиться в одной, заранее оговоренной точке, у небольшой, старательно выкопанной накануне ямки.

Сойдясь, пацаны какое то время молча разглядывали друг друга. Потом синхронно вытащили навахи, произведенные в поселке Давыдково Горьковской области. Старательно повторяя движения друг друга, каждый из пацанов взял нож в левую руку и, не поморщившись, резанул отточенным лезвием по ладони правой. Одновременно присев,  они наклонили пораненную длань над ямкой и дождались, пока несколько капель стекло в землю.

– Как эта наша кровь ушла в песок, так пусть уйдут в прошлое все наши взаимные обиды и недоразумения, – сказал черноволосый.

– И пусть будет покрыт позором тот, кто словом или делом позволит себе вернуться к прошлому и упрекнуть товарища, кто посмеет держать камень на сердце, – продолжил русоволосый, он же Джон Батлер.

Пацаны старательно засыпали ямку землей, используя навахи,  выпрямились. Выждав ещё с минуту, протянули руки, соединили их в крепком рукопожатии. Кровь заструилась сильнее.

– И пусть отныне нерушимой станет наша дружба.

– На нашу славу и врагам на погибель.

– И каждый отныне, произнося свое имя, будет мысленно добавлять имя друга.

– Ты для меня теперь – Эндрю Троф.

– А ты для меня – Джон. Просто Джонни Батлер.

  Несмотря на боль в порезах, пацаны были счастливы. Они смотрели друг на друга, улыбаясь, они были молоды, сильны, весь мир принадлежал только им.

И много, много лет впереди…

Глава

1

Я читал где-то, что мертвая собака, в отличие от человека, всегда выглядит спящей. Может, и правда, сам не знаю, не проверял. Так или иначе, но благодаря квалифицированным стараниям мастеров похоронно – погребальных дел, Ванек, то есть Батурин Иван Борисович, выглядел в гробу именно спящим. Так и казалось, что сейчас привстанет, потрет лицо ладонями и спросит удивленно у собравшихся людей: «Что это за комедия? Ошалели что ли?» «Ошалели», – было его любимым словечком, еще с детства. Нюансы в произношении отображали самые разные эмоции – от разъяренной, получив в глаз в драке, до восхищенной – одобряя забитый гол, либо меткий выстрел из рогатки.

Собравшихся, кстати, было не так уж много, даже удивительно. Не более десятка человек с Универа, примерно столько же товарищей по партии, несколько друзей детства, в том числе и я, мать и жена, точнее, уже вдова – Марина, не смотря на вуально – скорбный вид, не забывшая о тщательном макияже. Бывшая жена с сыном и супругом. Все. Маловато для столь заметной фигуры. Даже щелкоперов нет. Неужели слухи об обстоятельствах кончины стали уже достоянием широкой общественности.

– А что это за хлыщ нашу вдовушку под локоток держит? – прищурился Серега Иванов. – Не знаешь?

– Без понятия, – помотал я головой, – вероятно, слуга народа какой нибудь. Или прохфессор. Я же с покойным крайнее время пересекался спорадически. Не в курсе его нового круга общения. Или у тебя иначе обстоят дела?

– Да также, – он помолчал с минуту, – мысли есть?

– По поводу смерти? Нет. Для мыслей нужна информация. Вы что-то накопали?

– Не наш отдел занимается. Но по оперативным слухам – чистая бытовуха, несчастный случай на фоне злоупотребления спиртными напитками.

– Без иных вариантов?

– Отрабатывают, конечно, но… Велено особо не рыться и не усердствовать. Сам понимаешь – через месяц выборы. Скандалов никому не надо, особенно начальству.

– Понятно. «Помер Максим, и хер с ним».

– Тебя что-то смущает?

– Да не похоже это на Ваньку. Всегда был умеренным, даже в молодости. Не помнишь, что ли?

– Люди меняются, – пожал плечами Серега.

– Ага.

Грянувший Шопен прервал наш несколько сумбурный диалог. Гроб загрузили в шикарный катафалк, скорбящие потянулись к автобусам.

Северное кладбище, место обретения покоя горожан. Открыто было еще в начале восьмидесятых. За четверть века на нём похоронено свыше двухсот тысяч умерших. Недавно гробокопательское начальство объявило о приостановлении новых захоронений в связи с нехваткой места для могил. Стоя на пронизывающем осеннем ветру, я мысленно вернулся к мучившим меня сомнениям. Иван Борисович прервал свой земной путь из-за того, что, будучи пьян в дымину, утонул в фонтане. Крошечном, декоративном, где курице вода по колено. Успешный ученый, перспективный политик, имевший все шансы избраться в депутаты городской Думы, счастливый муж и отец. Внешне. Что там за этим фасадом – бог весть. Конечно, бывает всякое, но с какой стати Ваньке было так нажираться, да еще тащиться в таком состоянии в скверик за два квартала от дома. Хотя… Мы почти не общались крайние годы. Маринка старательно отваживала от дома друзей и знакомых Ваньки, не принадлежащих к очерченному ею в голове «высшему кругу». Аристократия, ага.  В новом, постсоветском издании.

   Когда гроб с телом опустили в предназначенную для него яму, я вместе со всеми подошёл к кучке рыхлой земли, бросил горсть. Трезвые, по случаю похорон важного лица, гробокопатели споро засыпали яму, установили временный деревянный крест. В последствии на этом месте, наверное, образуется шикарное надгробие с приличествующими надписями. Помпезное и безвкусное, как большинство в богатых кварталах.  Кто то говорил речи, кто то утешал заплакавшую, наконец-то, вдову. Бывшая жена с Ванькиным сыном и новым мужем уехали первыми, я и словом не успел с ними перемолвиться. Затягиваясь очередной сигаретой, я снова  и снова пытался сосчитать, сколько уже моих друзей и знакомых переместилось сюда, в эту обитель спокойной скорби. Все время сбивался.

– Хорош курить, всё уже в автобусе, – Серёга в своей обычной манере подкрался незаметно, как призрак, – на поминки пойдешь?

– Разумеется, – кивнул я.

   В просторной, шикарно обставленной пятикомнатной квартире место нашлось всем скорбящим. Было много речей и добрых слов. Покойному воздавали должное за его человеческие и профессиональные качества, сожалели, что он так рано покинул наш мир, при этом искусно обходя все обстоятельства ухода. Я молча опрокидывал рюмку за рюмкой, не чувствуя вкуса и не пьянея. Несмотря на ультрасовременный ремонт, взгляд мой постоянно натыкался на знакомые с детства детали интерьера. Вот в этой нише стоял диван, на котором мы с Ванькой в шутку боролись, играли в солдатиков и машинки. Либо просто сидели, восхищённо просматривая первые видеофильмы. Брюс Ли, молодой Шварценеггер, Сталлоне, Чак Норрис. Герои легко побеждали злодеев, виртуозно махали конечностями, и все на экране было предельно ясно. Плохой проигрывал, хороший побеждал, попутно переводя бабушку через дорогу и вытирая слезинку ребенку.

    Огромная прихожая – тут мы по очереди катались на редкой по тем временам игрушке – детской механической машине. Я пригляделся внимательнее. Ага, всё равно заметно. Это я много лет назад на спор сносил мешающий нам разворачиваться угол стены, используя для этих целей молоток и гантели Ванькиного отца. Мать покойного, Светлана Ивановна, или просто тетя Света, устроила нам тогда знатный нагоняй. Большая лоджия – в свое время заваленная лыжами, санками, клюшками. Там же хранилась специальная Ванькина «счастливая» палка для сбивания банок. Люстра в столовой – лет в пятнадцать, решив покрасоваться перед девчонками, Ванька пытался открыть шампанское «по-гусарски», но не справился, сшиб вылетевшей пробкой одну из ламп. Мы тогда долго хохотали…