Мог бы я не выполнить обещание после абордажа, наверное, тоже нет, так как с этим мне пришлось бы жить. Слово офицера, даже если оно дано вынужденно и врагу, не должно быть нарушено…
В общем, мы с пиратами разлетелись в противоположных направлениях. Я повёл крейсер к центральной планете системы, Го Фэнь поспешил к ближайшему переходу от того, с которого мы недавно прыгнули, чтобы успеть покинуть данный сектор, пока в нём не собралось еще большее количество боевых кораблей. Дальше, скорее всего, хунхузы постараются вообще оставить российские пограничные системы и уйти в нейтральное пространство. Но их дальнейшая судьба меня мало интересовала, я был рад уже тому, что мой корабль и экипаж выбрались из этой страшной переделки практически невредимыми.
Однако Военная следственная комиссия была другого мнения и выставила мою передачу трофейного корабля третьей стороне, отдельным пунктом обвинения. Что ж, если следовать букве закона, они имеют на это основания. Ай, одной расстрельной статьей больше, одной меньше, сейчас это уже не важно… Но обвинять меня в уничтожении «Измаила»! Этого я вам господа не забуду…
Что касается военных действий. Османские корабли, вернувшиеся из «Тавриды», подоспели вовремя. Они вышли из портала как раз в тот момент, когда русская гвардия уже начинала теснить Корделли и Озкана. Появление у себя в тылу нескольких тяжёлых крейсеров, пусть даже без «Абдул Кадира», стало для Самсонова неожиданностью, и тот прекратил атаку. Противоборствующие стороны, потеряв по несколько вымпелов каждая, разошлись на безопасное расстояние для перегруппировки и выработки планов, что делать дальше.
Союзники решили не рисковать в данной ситуации. Многие из американских и османских кораблей нуждались в ремонте, к тому же захват «Абдул Кадира» стал для них шоком, для экипажей султана уж точно. Поэтому на совете, Корделли, который в отсутствии капудана-паши Каракурта, теперь уже окончательно взял на себя бразды командования авангардом, решил начать отход от межзвездного перехода, к планете Тира-7, для соединения с остальными кораблями своей эскадры.
Сектор сражения остался за Самсоновым, который тут же разослал приказы всем резервным подразделениям Черноморского флота, находящимся в системе «Таврида», идти к нему в «Бессарабию». Так же он первым делом послал срочное сообщение вице-адмиралу Белову, находящемуся во главе трех дивизий, на расстоянии в четыре звёздные системы от нас, немедленно идти на соединение с основными силами флота. Вся заварушка в «Бессарабии» произошла в первую очередь, потому что американцы хотели разрубить Черноморский флот пополам, отсекая именно группу Белова от остальных дивизий…
В общем, спор за данную звездную систему был еще далек от завершения, и стороны начинали бешено копить свободные силы для решительного сражения…
Что касается меня, то, как видите, я без нагрудного знака, благо пока не в наручниках, стою сейчас перед столь уважаемыми людьми, лишённый командования собственным кораблем. Звания, как я понимал, похоже, также меня собирались лишить, да и жизнь потерять по таким обвинениям в условиях военного времени не стоило особого труда. Сколько же таких расстрельных пунктов расписали эти кляузники Веригин и Гуль.
Ладно – первый, он военный прокурор и за это его хлебом кормят. Странно было бы не получить от Веригина по голове. А вот контр-адмирал Аркадий Эдуардович Гуль, почему так яростно взялся меня топить? Нет, я знаю, что повод для этого у него имелся и не один…
С самого начала приписки «Одинокого» к 27-ой линейной дивизии, которой командовал данный адмирал, между нами пробежала кошка. Ни он мне, ни я ему, не понравились с первой нашей встречи. Причём особого повода для взаимной ненависти не было, но если вы знаете, бывает такое, посмотришь на человека и чувствуешь необъяснимое отторжение и неприятие. То ли это внешность, то ли запахи какие, черт его знает…
Господин Гуль сразу подтвердил мои догадки в его сторону своим поведением и действиями. В общении первое время он был вежлив и подозрительно обходителен. Но по мере того, как Аркадий Эдуардович узнавал меня и между нами происходили словесные перепалки, свою ненависть и презрение ко мне этот персонаж уже не скрывал.
Дело в том, что командующий 27-ой дивизией был плоть от плоти служака в самом плохом смысле этого слова. Устав, чьи бесчисленные пункты описывали, как мне казалось, абсолютно все, являлся для контр-адмирала Гуля настольной книгой. Въедливый до жути, пунктуальный там, где в пунктуальности не было необходимости, Гуль прикрывался предписаниями Устава когда ему это было выгодно. Очень удобно если других способностей у тебя не наблюдается. Можно тыкать остальных в буквы этой книжицы и чувствовать себя вечно правым…
Как дивизионный командир Аркадий Эдуардович был очевидно слаб. Это не только мое мнение, но и мнение большинства каперангов и кавторангов кораблей 27-ой дивизии. Как досталась ему эта должность – история умалчивает. Знаю только, что кто-то из ближайшего окружения императора тянул карьеру Гуля наверх. Что ж, не мне быть судьей в этом деле, ибо связей и у меня при дворе и во флоте было и есть немало…
Хуже то, что подобные контр-адмиралу Гулю пролезали на высокие посты, не обладая теми качествами, которые требуются на этих должностях. Так, мне кажется или я действительно становлюсь похожим на ворчливого, вечно чем-то недовольного деда?
В общем, он и я любили друг друга, как кошка с собакой, уже давно. А после моего демарша с самовольным отбытием в систему «Бессарабия» и оставлением расположения дивизии, Гуль попросту приписал меня к врагам народа и своим личным. Видимо, после того, что произошло, мне не отвертеться и мой смертельный друг уже потирал ручки… Ладно с этим тоже всё ясно, прощения от него не жди. А кто же являлся пятым из сегодняшних вершителей моей судьбы и карьеры?
Ну конечно, беда не приходит одна. Пятым членом Комиссии был ещё один мой старый знакомец – его императорское высочество, великий князь Михаил Александрович. Этого только мне здесь не доставало. Хотя находился князь в данном секторе пространства закономерно, ведь Семеновская дивизия была подчинена именно ему, как командующему и шефу императорской Гвардейской эскадры. Не знаю, куда князь Михаил подевал вторую половину гвардии, а именно 1-ю Преображенскую дивизию, но присутствовал на этом заседании он вполне законно.
То, что от великого князя ожидать для себя не стоило ничего хорошего, я знал наверняка. В отличие от контр-адмирала Гуля, с которым нелегкая меня свела менее года назад, с Михаилом Александровичем мы были знакомы столько же, сколько я знал и Таисию. И знакомство это не отличалось взаимной любовью и уважением. В отличие от своего родного брата, великий князь, всегда державшийся холодно и пренебрежительно в отношении с нижними по званию чинами, заслуженно был нелюбим в среде флотского офицерства.
Наш конфликт начался с того, когда я в жёсткой форме, без лишнего пиетета в отношении «царственной» особы, поставил его на место в присутствии большого количества людей. Ссору удалось погасить, сам император вступился тогда за меня и перевел все в шутку, сохранив лицо своему брату. Как не интерпретировать эту фразу, сохранил он ему лицо в обоих случаях. Но как вы понимаете, высокие персоны, почему-то мнящие себя избранными и какими-то особенными, не забывают подобных оскорблений в свой адрес. И всё последующее время, как я знаю великого князя, от него постоянно прилетала в мой адрес какая-нибудь пакость. Спасало всегда меня то, что Михаил Александрович был ума недалекого и натурой ветреной и непостоянной, поэтому все его гадости не приводили к желаемому результату. Я и сейчас невольно улыбнулся, смотря на него и вспоминая моменты, когда князь пытался мне в очередной раз насолить.
Итак, что мы имеем? Четверо из пяти членов Комиссии являются моими мягко сказать недоброжелателями. При одном, вернее одной, защитнице. Хотя, наверное, зря я приписываю Самсонова в свои враги… Просто мне не вериться, что этот отважный и уважаемый адмирал опустится до добивания упавшего. К упавшему я причисляю себя, как вы понимаете. Единственное, я боялся, что командующий, прикрывая свои промашки и несостоятельность, смалодушничает и переведет все стрелки на меня.
