- Так вы возьметесь за обучение нашего Трэвиса, мастер Рин? - медовым голоском осведомилась Мелия.

Круглая физиономия молодого толкователя сразу поскучнела.

- Даже не знаю, что вам ответить, миледи. Прошлой ночью мы с мастером Джемисом долго обсуждали эту тему. Дело в том, что по нашим правилам учеником можно стать только после подачи письменного прошения и одобрения оного лично гроссмейстером Орагиеном, главой мастеров Серой башни.

Мелия вспыхнула и хотела что-то возразить, но Рин жестом остановил ее и снова рассмеялся:

- Нет-нет, миледи, не нужно ничего говорить, умоляю вас! Правила правилами, но мы посовещались с мастером Джемисом и решили, что в данном случае можно сделать исключение. Мы согласны принять вашего подопечного в ученики, но с условием, что он при первой возможности посетит Серую башню и получит дозволение гроссмейстера.

- Благодарю вас, мастер Рин, - кивнула Мелия, сразу успокоившись.

Тот вежливо поклонился в ответ на ее слова и снова заговорил:

- Прошу прощения, но я вынужден вас покинуть. Меня ждут занятия. Я ведь пока еще не мастер, а всего лишь подмастерье, и потому должен сам готовиться к испытанию. А ты, ученик Трэвис, приходи сюда завтра сразу после восхода. Я тебя встречу.

С этими словами Рин повернулся, легко взбежал по ступеням, отворил тяжелую дверь и исчез внутри полуразвалившейся башни.

- Ну вот, одно дело улажено, - с довольным видом заметила Мелия, обернувшись к Фолкену.

Трэвис нахмурился:

- Эй, подождите минутку! А если я не хочу? Или у меня, как всегда, нет выбора?

- Допустим, он у тебя есть. И что же ты выберешь, дорогой? - ласково улыбнулась волшебница, насмешливо щуря свои кошачьи глаза.

Трэвис глубоко вдохнул и приготовился разразиться гневной обличительной тирадой, но в голову, как назло, не пришло ни одного вразумительного контраргумента. Он закрыл рот и повесил голову, увяв и сдувшись, как проколотый воздушный шарик.

Фолкен добродушно похлопал его по плечу рукой в черной перчатке.

- Не горюй, Трэвис! Джемис и Рин понимают в рунах много больше моего. Поверь, у них есть чему поучиться.

Трэвис безмолвно кивнул. Мелия, взяв барда под руку, направилась к воротам, ведущим на нижний двор, откуда доносился многоголосый гул базара, но, пройдя всего пару шагов, остановилась и оглянулась.

- Между прочим, Трэвис, я забыла тебе сказать, что восхищена твоими отвагой и мужеством. Ты вел себя как настоящий рыцарь, защищая леди Грейс от фейдрима. Ты молодец, Трэвис!

Они уже давно скрылись из виду за воротами, а Трэвис все еще продолжал стоять с разинутым ртом, тупо глядя им вслед.

Может быть, все-таки прав был брат Сай, утверждая, что у каждого человека всегда есть выбор? Трэвис тряхнул головой, окинул взглядом башню толкователей рун и машинально почесал правую ладонь.

Может быть...

73

Грейс сверлила взглядом массивную деревянную панель. Ей казалось, что она стоит под дверью вот уже целую вечность, хотя на самом деле прошло не больше пяти минут. По счастью, коридор был пуст, иначе ей давно бы пришлось постучать, чтобы не вызвать недоумения проходящих мимо придворных или слуг.

Так что же ты колеблешься, Грейс? Можно подумать, что по ту сторону тебя ожидает неминуемая погибель. Он всего лишь мужчина, такой же, как все.

Такой же, да не совсем, потому что эта дверь вела в покои Логрена Эриданского. Грейс снова подняла руку - и в очередной раз не смогла заставить себя прикоснуться к полированному дереву костяшками пальцев.

А виновата во всем этом Эйрин! Сегодня утром, после встречи с Иволейной, они ввалились наконец мокрые и запыхавшиеся, в королевские апартаменты. Грейс предполагала увидеть Бореаса в ярости: нетерпеливо мечущимся из угла в угол, изрыгающим проклятия и пинающим ногами столы, стулья, собак, слуг и все прочее, что попадется на пути. Но его величество, против ожидания, спокойно сидел в кресле у камина и вроде бы не проявлял никаких поползновений крушить мебель, посуду и головы окружающих. Как ни странно, спокойствие короля встревожило Грейс куда сильнее, нежели самое бурное проявление недовольства. Любой матадор знает, что всегда легче справиться с разъяренным быком, чем с тем, который намеренно уклоняется от схватки.

Аудиенция оказалась неожиданно короткой. Бореас сухо сообщил, что крайне огорчен непристойным поведением на Совете барда Фолкена и, как следствие, преждевременным голосованием по ключевому вопросу. Грейс никогда прежде не приходилось слышать слово "огорчен" произнесенным с такой интонацией, что оно звучало как смертный приговор виновнику. До следующего заседания Совета оставалось двое с половиной суток, и Бореас желал знать причины, по которым голоса разделились пополам, чтобы не допустить такого же результата при повторном голосовании. Не стоит и говорить, что выяснение причин возлагалось на Грейс.

Собственно говоря, некоторые из них лежали на поверхности, о чем она не преминула поставить короля в известность прямо на месте. Выбор Соррина легко объяснялся его душевной болезнью и постоянным страхом смерти. Тупоголовый франт Лизандир откровенно смотрел в рот Эминде и плясал под ее дудку. А вот мотивы самой королевы Эридана - помимо личной неприязни к Кейлавану и его монарху - анализу пока не поддавались, равно как и странное решение воздержаться при голосовании Иволейны Толорийской. Впрочем, поведение последней Бореас обсуждать отказался, похоже, имея на сей счет какие-то собственные соображения.

- У колдуний всегда так: сначала определят, что разумно и правильно, а потом поступят с точностью до наоборот, - проворчал он и больше к этому вопросу не возвращался.

Грейс могла бы кое-что возразить, но прикусила язык и молча выслушала пожелания его величества, больше напоминавшие военный приказ. Оказывается, несколько дней назад Эйрин сдуру ляпнула Бореасу о том, что главный советник эриданской властительницы Логрен относится к ней доброжелательно, и теперь король возжелал, чтобы она нанесла тому визит и постаралась выведать, почему Эминда так яростно противится военному союзу и объединению сил. Заодно Грейс поручалось прощупать Логрена на предмет того, какие уступки в пользу Эридана она рассчитывала выторговать по ходу Совета. Но более всего интересовал Бореаса ответ на вопрос, кого или чего смертельно боится Эминда, а в том, что дело обстоит именно так, сомнений у него, по-видимому, не имелось.