Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На пороге одной из хат, уперев руки в бока, стояла высокая крепкая красивая баба в расшитой кичке, сорочке, пёстрой юбке и сарафане, лихо, прямо под пышными грудями, подвязанном цветастым гашником*. Она глядела на двух всадников открыто, смело, слегка приподняв кончики губ, будто бы прицениваясь. Молодой усатый кавалер с красивым чуть горбатым носом, в красном золоченом офицерском мундире и невиданных высоких сапогах получил высочайшую цену и по этой причине был сразу отставлен в сторону – сколько ни торгуйся, а сто рублей не собьёшь. А вот его спутник, мужчина хоть и в услужении, зато свойский – с приличной бородой, в добром коричневом кафтане и яловых сапогах – этот был красавице, как говорится, по карману и потому получил от неё самую лучшую, самую безотказную из улыбок, каковых в её арсенале хватало.

Оба путешественника женщину заметили, да и мудрено было такую пропустить. Но офицер в ответ на её взгляд лишь коснулся тремя пальцами треуголки. А вот Тихон, ему сразу стало неспокойно, руки его начали попеременно хвататься то за отвороты кафтана, то за бороду. Глаза также пришли в движение и, хотя честно пытались смотреть в лицо прекрасной хозяйке, все время скатывались куда-то ниже – ближе к гашнику.

– Ваше вы-со-ко-благородие, – медленно и внушительно, как ему казалось, начал Тихон, не отрывая от женщины взгляда, – господин капитан, дозвольте обратиться.

Такое длинное именование всегда предваряло какую-либо просьбу из разряда «дайте воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде».

– Нет, Тихон, на постой мы останавливаться не будем.

– Да я вовсе не о том хотел сказать!

– А о чем же?

– Да вот, теперь уж и забыл, – раздосадованно буркнул тот.

Сзади, будто в ответ на эти слова, послышался смех ехидной обольстительницы.

Чем дальше вглубь поселения продвигались всадники, тем уже становились улицы, сменившие лёгкий, открытый наряд плетней на строгий мундир заборов и тынов. Солома на крышах уступила место дранке и тёсу. Менялись и сами дома: от квадратных тёмных изб с крохотными мутными оконцами – до высоких теремов с подклетями, крылечками, резными наличниками и венцами.

Улицы, добравшись до центра, упирались в площадь неправильной формы, где расположился примечательный архитектурный ансамбль из деревянных торговых рядов, неказистого казённого кабака, трактира, церкви и дома дворянского собрания. Последнее строение разительно отличалось от прочих: каменное, двухэтажное, с колоннадой в четыре столпа, с высокими окнами и двустворчатыми дверьми, оно как бы венчало собой всё поселение. Впрочем, было, скорее, венком, нежели венцом, причем сплетенным девицей, которая хотя и видела, как следует составлять цветки, но сама еще не набила руку.

Весьма также возможно, что девица эта была несколько ленива и воровата. Так, лестница имела уже вид скорее затрапезный, чем парадный: многие ступени разошлись и нахватали в зазоры меж собой всякого сора. Перед лестницей когда-то начинали укладывать брусчатку, но до конца дело так и не довели, и замощено было только шагов пять. Остальные же камни, обтесанные и готовые, лежали чуть поодаль большой, поросшей травой, кучей. И конечно, на площади, в виду окон городской короны, раскинулась на все четыре стороны широкая, малость обмелевшая по сухому времени, лужа. Сей водоём являл собой пасторальную картину, лишь ждущую своего живописца: на правом его краю гусыня учила своих детей держаться на плаву, с левого края лохматая дворняга лакала воду, при этом лукаво поглядывая на птичье семейство.

По обеденному времени, людей вокруг почти не было, лишь трое торговцев скучали у своих прилавков, да несколько женщин обсуждали свежие сплетни у входа в церковь.

Всадники преодолели лужу вброд и подъехали к дому дворянского собрания, приковав к себе внимание всего имевшегося населения, включая гусыню с собакой.

– А что, Тихон, как думаешь – на месте исправник? Ставлю тельца против яйца, что там пусто!

– С вами, Георгий Петрович, об заклад биться, что по миру пуститься, да и не бывало ещё на Руси такого, чтобы высокий чин до обеда на службе засиживался.

Внутри выдающегося строения, на первом этаже, располагались присутственные кабинеты, а на второй этаж вела широкая лестница, намекая на празднества и ассамблеи, проводимые наверху, от суеты повыше. Перед дверью кабинета исправника, в окружении запертых шкафов, за крохотным секретарским столом с множеством ящичков сидел лишь тощий длинный писарь, облаченный в чистые нарукавники и запачканную чернилами жилетку. Служебные дела требовали от него сегодня сосредоточенности, по крайней мере такой вывод можно было сделать по согбенной его фигуре. И правда, ведь почистить ногти таким тупым перочинным ножом, какой имелся в его распоряжении, дело непростое.

Услыхав хорошо знакомый скрип открываемой двери, чиновник от занятия своего не отвлекся, так как справедливо полагал, что наперёд следует завершать дела важные, а выбор между «la manicure» и мычанием очередного просителя был очевиден. Однако ж уверенные шаги и звон стальных шпор насторожили его и пробудили то чувство предначальственного трепета, каковое имеется у всей чиновничьей братии. Ещё толком не разглядев вошедшего, писарь подскочил и вытянулся в струнку.

– Коллежский регистратор Причкаляев, чем могу служить-с?

– Где я могу видеть капитан-исправника?

– Его высокоблагородие Александр Фёдорович в сей час обедают-с.

– Когда же он будет?

– Я, право, затрудняюсь, случаются дни, когда неотложные государственные дела требуют от него…  – Чиновник развел руками и изобразил на лице глуповато-удивленную гримасу, каковая должна была, по его мнению, досказать за него, что как раз сегодня дела требуют многого, очень многого.

– Где же он имеет обыкновение обедать?

– Сегодня среда, стало быть, в трактире сегодня дичь-с, дикая утка или заяц, бывают и куропатки, посему его высокоблагородие может быть там, да-с. Также его высокоблагородие по средам заглядывает к помещику Изюмину. Смею заметить, что баранина с изюмом у этого помещика всегда отменная, тает во рту-с. Поговаривают даже, что и именование свое род их взял от этого блюда, да-с.

Рассказывая, Причкаляев сам захотел чего-нибудь перекусить и потому, сглотнув, продолжил с жаром и чуть наклонившись к посетителям:

– Купец Афанасьев Антип Иванович нанял себе татарку из Азовской слободы, так сея магометанка готовит изумительнейший плов с травками разными, с заморскими пряностями-с. Его высокоблагородие намеревался почтить купчину своим визитом ещё на той неделе.

– Постой-ка, магометанка? Откуда?

– Э-эм, извольте видеть, в одна тысяча семьсот одиннадцатом году высочайшим указом к нам в Боброцск переселены жители крепости Азов перед сдачей оной твердыни под власть Османской империи. Всего около сотни душ-с, в том числе две дюжины инородцев, татар-с. Нынче их стало поболе, по ревизской сказке прошлого года – сорок пять человек.

– Продолжай.

– О чём-с? – сбился с мысли Причкаляев.

– Об обеде.

– Ах, да. Э-эм, извольте видеть, помещик Изюмин… а, нет, я уж говорил… Стало быть, что же? А! Промысловой артели старшина, Иванцов, да-с. Прошлого дни зазывал оный Иванцов его высокоблагородие к себе отведать свиных ребрышек на угольях. Да так славно расписывал кушанье, что, право, Александр Фёдорович мог соблазниться, мог. Добавлю ещё, что Иванцов, вернувшись из Воронежа, захватил с собой интереснейшее собрание винных бутылей зеленого стекла в сургучных пробках, но никому ничего о содержимом не рассказал, чем всех весьма и весьма заинтриговал, да-с.

Писарь так раззадорился, что позабыл, к чему может привести чрезмерное усердие и начал припоминать места обеда своего начальника и в другие дни.

– В четверг в трактире подают недурственных судаков-с, стало быть…

– Довольно. Отправляйся за своим начальником и доложи ему, что в трактире его ожидает капитан лейб-гвардии Георгий Петрович Воронцов по государеву делу.

3
{"b":"748272","o":1}