Ей вдруг неистово захотелось побольше узнать о незнакомце, за которого она вышла замуж. Что сделало его таким? Со временем, наверняка, ей это станет известно. В конце концов, они живут под одной крышей.
Краем глаза Ариэль уловила какое-то движение, и, повернувшись, увидела входящую в коридор чёрно-белую кошку, которая неестественно передвигалась из-за отсутствия передней лапы. Тем не менее, кошке, казалось, это ничуть не мешало. Ариэль присела на корточки и принялась её подзывать.
– Это Трёхножка, – сказал Фальконер. – На сенокосе ей случайно отрезали лапу.
Бросив презрительный взгляд на Цербера, кошка подпрыгнула к Ариэль и потёрлась о её протянутую руку.
Ариэль улыбнулась.
– Спасибо, Трёхножка, что снизошла до знакомства со мной.
Пёс подбежал, ревниво требуя внимания.
– Какой ты забавный! – потрепав его висячие уши, пробормотала Ариэль. – Напоминаешь овцебыка, которого я как-то видела на картине.
– Этот дом - прибежище для всех уродливых существ, – тихим голосом проговорил её муж.
Ариэль на мгновение замерла, поняв, что совершила ужасную оплошность. Поднявшись на ноги, она спокойно сказала:
– Весьма великодушно с вашей стороны, Джеймс, давать приют бездомным и беспризорным. В сущности, и я одна из них. Спокойной ночи.
Затем она направилась наверх, в очаровательные покои, в которых в одиночестве проведёт свою первую брачную ночь.
Фальконер видел её собственными глазами, общался с ней за ужином, но ему с трудом верилось, что она находится под его крышей. В мыслях он никогда не называл Ариэль по имени. Для него его жена была "она", как будто являлась единственной женщиной в мире.
Но он и подумать не мог, что её присутствие станет настолько мучительным. Прошло десять лет с тех пор, как он в последний раз спал с женщиной, и монашеская жизнь его вполне устраивала. До сих пор. Пусть Фальконер всё ещё носил рясу, но теперь он изнемогал от страстного желания. Ему хотелось прикоснуться к гладкой, как лепесток, коже жены, запустить руки в её шелковистые волосы, вдохнуть её сладкий женский аромат. Он желал большего, но не позволял себе выразить словами свои низменные мысли.
После того, как она легла спать, он вышел из дома и бродил из одного конца Бельтера в другой, пока сумерки не сменила ночь. Позади послушно трусил Цербер, готовый защищать своего хозяина от смертельно опасных кроликов и фазанов.
Когда достаточно стемнело, Фальконер, радуясь прохладному ночному воздуху, откинул капюшон, потому как весь горел словно в огне. Он презирал своё тело за слабость. Уму непостижимо, что такое чудовище ляжет в постель с ангелом, на котором он женился. По крайней мере, в отличие от Гордстона, Фальконер знал, что является монстром. Но в глубине души, не в силах удержаться от желания, понимал, что сам ничуть не лучше Гордстона.
Когда Фальконер вернулся в дом, было уже очень поздно. К его удивлению, под дверью спальни его жены виднелась полоска света. Ариэль тоже не спится? Возможно, ему стоит поговорить с ней о её новой жизни, успокоить её.
Понимая, что обманывает себя о своих намерениях, но, не сумев сдержать порыв, он прошёл по коридору и постучал в её дверь. Ответа не последовало. Повернув ручку, он отворил дверь, пересёк комнату и подошёл к кровати.
Ариэль заснула за книгой и теперь лежала, склонив голову набок, а её светлые волосы водопадом рассыпались по подушке. В плиссированной ночной рубашке с завязками она была самым красивым созданием, которое ему доводилось видеть в жизни.
Фальконер взял книгу, которую Ариэль уронила на одеяло. Это оказался один из томов Уильяма Блейка, мистического поэта и художника. Хороший выбор для девушки, которая тоже была художником. Он положил книгу на столик рядом с вазой с розами, погасил свет и велел себе выйти из комнаты.
Но прежде бросил последний взгляд. Шторы в спальне были не задёрнуты, и в лунном свете Ариэль казалась статуей, созданной из слоновой кости и серебра. Фальконер смотрел на неё с упоением, понимая, что больше никогда не сможет себе этого позволить, потому что не мог доверять себе, находясь к ней так близко.
Когда её образ запечатлелся в его памяти на всю оставшуюся жизнь, Фальконер повернулся, чтобы уйти. На полпути к двери его решимость поколебалась, и он снова обернулся. Невольно его рука поднялась и потянулась к ней.
Фальконер всю жизнь подавлял в себе ярость, и оттого сейчас проявилась вся её мощь, левой рукой он выхватил розы из вазы и, не обращая внимания на вонзающиеся в пальцы шипы, правой рукой сорвал соцветия. Затем принялся медленно осыпать Ариэль нежными алыми лепестками, будто язычник, поклоняющийся своей богине. Падая в лунном свете, они походили на чёрный бархат.
Один лепесток, коснувшись её щеки, скользнул по плавному изгибу и замер на её шее, именно так Фальконер жаждал к ней прикоснуться. Воздух наполнялся опьяняющим ароматом роз, лепестки сыпались на её золотистые волосы и тонкую муслиновую сорочку, которая поднималась и опускалась в медленном ритме её дыхания.
Когда в руке ничего не осталось, Фальконер, судорожно вздохнув, повернулся и навсегда покинул её комнату.
Осень
Ариэль добавила в смесь ещё немного жёлтой краски, провела кистью по черновику и критично осмотрела результат. Да, этот оттенок подойдёт для основного цвета переливающихся буйными красками осенних листьев.
В течение двух часов она сделала несколько акварельных набросков леса. Ей хотелось скорее передать впечатление от яркого пейзажа, чем создать точную копию. Как сказал Джеймс, теперь, когда фотографы могут достоверно воспроизводить изображения, у художников больше свободы для экспериментов и абстракции.
Во многих отношениях акварель - самый трудный и капризный материал, поэтому работа поглощала всё внимание Ариэль. Наконец, оставшись довольной картиной, она принялась убирать свои принадлежности в седельные сумки, которые конюх в Бельтере изготовил специально для их перевозки по поместью. На поляне царило безмолвие. Высокие вязы над головой Ариэль шумели на ветру, словно плыли в небесной реке.
Её жизнь легко и быстро вошла в привычную колею. Как и обещал муж, у неё были покой, свобода и всё, что можно купить за деньги. Фальконер выдавал ей впечатляющее содержание. Она с восторгом заказывала самую лучшую бумагу и холсты, дорогие кисти и краски, совершенно не задумываясь о стоимости.
Кроме того, иметь в своём распоряжении такое богатство оказалось довольно познавательным. Купив художественные принадлежности, Ариэль поняла, что ей больше не на что тратить деньги. Едва ли стоит приобретать книги, поскольку библиотека в Бельтере была лучшей из всех, что ей довелось видеть. И не нужно тратиться на одежду, ведь после свадьбы муж подарил ей целый гардероб.
А ещё он подарил ей превосходную благонравную серую кобылу по прозвищу Наперстянка, настолько красивую, что на её фоне остальные животные в поместье выглядели довольно странно. Они вполне справлялись со своей работой, но у них были костлявые ноги, свислые уши и грубая шерсть, которая не смягчится даже после самой тщательной чистки. Лошади в парных и четверных упряжках совсем не подходили друг другу. Ариэль подозревала, что здесь им, как Церберу и Трёхножке, дали приют, потому что их не оценили по достоинству в мире, где внешность ставилась выше способностей.
Ариэль умиляли разношёрстные лошади в упряжке, и тот факт, что муж купил для неё Наперстянку, вызывал в ней некое возмущение. Неужели он думает, что она не способна оценить что-то неидеальное? Вероятно. И всё же он хотел её порадовать, едва ли она могла жаловаться.
Да, Джеймс подарил ей обещанную мирную и свободную жизнь. Она могла рисовать сколько душе угодно, ведь ей больше не приходилось тратить большую часть времени на тщетные попытки следить за запущенным поместьем отца. Качество её работ улучшалось, и отчасти в этом была заслуга мужа, потому что за ужином они часто обсуждали искусство. Его превосходные познания в живописи и проницательность оказались весьма полезными, поскольку её способности являлись скорее интуитивными, чем аналитическими.
