Литмир - Электронная Библиотека

— Может быть, там лунная пыль имеет другой химический состав?

Яковлев слегка сморщил нос, будто собирался чихнуть, но передумал.

— Не надо называть реголит лунной пылью. Реголит — это комплекс частиц различной величины. Даже когда в нем преобладают частицы, соответствующие по размерам земной пыли, по своим физическим особенностям они резко отличны. И поверьте мне как химику, что существенного расхождения между нашим реголитом и реголитом из окрестностей кратера Коперник нет. Что же касается Мовшовича, то мне кажется, у него не хватало настоящей увлеченности, живой искры, что ли… Как-то слишком трезво, реалистично он все делал. Нет, с точки зрения науки, по-видимому, все как полагается! Но без души, без огонька! А растения — все-таки живые организмы. Говорят, они даже что-то там чувствуют.

— Есть такая легенда, — засмеялась Майя. — Не в смысле, конечно, чисто физиологической чувствительности. Это давно известно. А в смысле выражаемых ими чувств. И, если честно, я в нее верю!

Ей удалось навести порядок в оранжерее, и станция стала получать свои овощи, пусть не в изобилии, но в определенном достатке. И все же полезная площадь оранжереи была маловата, чтобы обеспечить потребности такой станции, как Эратосфен.

Первоначально здесь предполагался пункт астрономических и астрофизических наблюдений, но геологи, прослышав о проекте, настояли на строительстве небольшой станции, поскольку этот район по геологическому строению считался самым молодым на Луне и заслуживал изучения в первую очередь. Выбор пал на гору Лебедь. В плане, с высоты орбитального полета, она действительно напоминала летящую птицу с длинной вытянутой вперед шеей и кратером — глазом на голове. Геологи подтвердили, что гора является достаточно древней структурой среди молодых образований, связанных с кратерами Коперник и Эратосфен.

Проявлений вулканизма, опасных последствиями — развитием разломов и трещин, приводящих к катастрофической утечке воздуха из помещений станций, на Лебеде не наблюдалось. Этот фактор, гарантирующий безопасность будущих исследователей, оказался решающим. Кратер Эратосфен, расположенный в западной оконечности лунных Апеннин в двадцати с небольшим километрах от станции, дал ей название, а ближайшая, одна из самых молодых геологических структур — кратер Коперник, стал первым объектом исследования. Изучение кратера Коперник пошатнуло устоявшееся мнение о метеоритном происхождении большинства лунных кратеров. Это был типичный вулкан с вязкой лавой андезитового состава. Именно вязкость лавы, потерявшей при извержении летучие компоненты — газы и пары воды, приводила к образованию плотной лавовой оболочки над вулканическим очагом. При возобновлении активности эта оболочка долго сдерживала извержение, пока не образовалось критическое давление, разрешавшееся взрывом необычайной мощности. Именно серия таких взрывов привела к образованию сложной системы валов вокруг кратера и линейных выбросов, известных под названием «светлых лучей». Уже при затухании вулканической деятельности в центре кратера из остатков расплава магматического очага выдавливался андезитовый шпиль в виде центральной горки, подобно земному вулкану Мон Пеле.

Близость древней горной системы Апеннин, обширное базальтовое плато Моря Дождей и группа своеобразных молодых лунных кратеров — Автолик, Аристилл и Архимед, у которых, в отличие от Коперника и Эратосфена, да и многих других лунных кратеров, отсутствовала центральная горка, представляли для геологов обширное поле деятельности, поэтому очень скоро небольшая станция превратилась в базовый поселок, спрятанный в монолитной анартозитовой толще горы Лебедь. Чтобы обеспечить растущее население станции овощами, оранжерею неоднократно расширяли, и вот опять перед новой заведующей встала та же проблема. Майя прекрасно знала, что каждый лишний килограмм, доставленный с Земли, обходится баснословно дорого, и потому посоветовалась с начальником станции Яковлевым.

— У нас есть лазерные резаки. Найдешь энтузиастов — дам аварийную герметическую дверь, — погладив подбородок, сказал Владимир Кузьмич.

— А дверь зачем?

— Здесь все-таки космос, Гончарова! Забыла, чему учили? Любая работа должна обеспечивать безопасность каждого, не говоря уже о целой станции. Начнут пробивать туннель или устраивать зал… Где-нибудь трещина… И воздух начнет уходить в пространство. Хорошо, если днем. Может, и обойдется: успеют натянуть спецкостюмы. А если ночью? Все задохнутся. Конечно, я утрирую для наглядности: при перепаде давления система жизнеобеспечения подаст сигнал тревоги и перекроет отсек с утечкой воздуха, но все равно хлопот не оберешься.

Поэтому при любых расширениях станции сначала врезают дверь, а уж за ней начинают пробивать переходы. Кстати, предупреди своих энтузиастов, что каждый метр проходки они обязаны выносить на сводный план, иначе могут врубиться в какой-нибудь коридор, а то и жилую комнату.

Однако предложение Майи не вызвало энтузиазма среди работников станции. У каждого хватало своих проблем. На экстренном совещании четверки было решено поставить этот вопрос на комсомольском собрании. Комсорг Алеша Зайцев был свой, выпускник их института, тот самый блондин, который готовил их когда-то к прохождению лабиринта и встретил у выхода. С тех самых пор они прониклись друг к другу непреходящей симпатией. Одно время Зайцев даже засматривался на Майю, но, и убедившись в безответности своих чувств, не перестал опекать четверку. И здесь, на станции, он принял самое живейшее участие в устройстве ребят на новом месте. Они понимали, что влияние комсорга не бесконечно, но все-таки надеялись на удачу.

Собрание проходило бурно. Большинство высказывалось против расширения оранжереи. Особенно категорично выступала астрофизик Галина Сосновская.

— Не понимаю, как можно говорить о каких-то огурцах или картошке! Чуть больше овощей или чуть меньше. Разве мы прибыли сюда, чтобы есть? Наша группа стоит на пороге открытия закономерности образования планетных систем. Сбывается мечта ученых всего мира — получить четкий ответ на вопрос о происхождении Земли, нашей Луны, наконец! По нашему мнению, установление этой закономерности неизмеримо повышает вероятность существования других цивилизаций и решает проблему целенаправленного их поиска. Но все это надо посчитать, отбросить некорректные варианты, прежде чем гипотеза превратится в теорию. Мы отдаем этому все свободное время… А туг — картошка! Да я обходилась без нее и обойдусь еще сколько угодно!

— А я люблю картошку, особенно жареную! — поднялся со своего места Сима. — И после хорошего обеда заварить чай из свежих листьев. Мы в институте как-то привыкли к этому. Вы откуда родом, Галя?

— Какое это имеет значение?

— И все же?

— Ну, из Калинина.

— А я с Украины. И привык есть яблоки и груши. А вы пробовали абрикосы? Нет, не те, которые в банках, а прямо с дерева? Такие краснощекие, ароматные! Кстати, даю справку: абрикос — один из немногих плодов, который содержит большое количество каротина. А каротин при нашем образе жизни — во как, — Смолкин провел ребром ладони по горлу, — нужен!

— Каротина и в морковке сколько угодно! — возразила с места Сосновская.

— Сколько их можно съесть, Галя? Одну, две от силы. А абрикосов я полтора-два килограмма могу хоть сейчас. А настоящие спелые персики вы ели, Галя? Нет, конечно. Потому что спелые персики никто не повезет. Если он упал с дерева, то это уже не персик! Разбивается всмятку. Самые хорошие персики это те, которые падают в руку, когда до него дотронешься. Шкурку снимешь — и можно не жевать! Тает во рту, только косточки выплевывай. Тут могут подумать, что Смолкин ратует за оранжерею только потому, что поесть любит. Мне вас жалко. Я-то ведь всего этого перепробовал — во! — Сима опять провел рукой по горлу. — Это во-первых. Во-вторых, мы приехали сюда надолго. Работать приехали. Чтобы хорошо работать, нужно иметь хорошее здоровье, а чтобы иметь хорошее здоровье, надо иметь все, что душа желает. Она, то есть душа, желает не случайно, а то, что требуется организму. А моему организму еще и купаться хочется. Не просто помыться или там в ванне полежать, а поплавать! Вот я и думаю, закончим расширять оранжерею, начнем строить бассейн!

3
{"b":"7480","o":1}