Джим почувствовал слабость, уловив аромат жареной свинины. Его желудок был абсолютно пуст. Но сейчас нельзя размышлять о еде. Медленно и бесшумно он опустился на пол и вполз из-за угла в зал, стараясь, чтобы пираты его не заметили. Хотя те все равно не обращали внимания ни на что, кроме жареной свинины. Мальчику удалось незаметно пробраться в свиток тросов. Это было хорошее убежище, потому что отсюда он хорошо слышал, что говорят разбойники. А если просунуть пальцы между петлями троса, можно было видеть все помещение. Может быть, ему удасться выяснить, где находятся пленные.

Глава 24, в которой Джим заглядывает в "око шторма"

Было и впрямь удивительно, до чего эти парни походили друг на друга! На головах странные шляпы с черепом и костями, все одеты в одинаковые пестрые куртки и высокие ботфорты, за пояса заткнуты кинжалы, ножи и пистолеты. Даже телосложение и черты лица у них были одинаковыми. Крючковатые носы и свисавшие до самого пояса густейшие черные усищи, а глаза такие маленькие и так узко посаженные, что казалось, парни все время косят. Зубы у них были большие и желтые как у лошадей, а в ушах красовались тяжелые золотые кольца. Все они разговаривали хриплыими низкими голосами. Одним словом, отличить кого-то одного от всех остальных не было никакой возможности.

Покончив с едой, разбойники вновь наполнили свои кружки и быстро повеселели, насколько можно так говорить об этих мрачных личностях.

-- Братва! -- крикнул один и поднял свою кружку. -- Когда я думаю, что этот бочонок отличного шнапса "Драконова Глотка" -- последний, черти, дьяволы, громы и молнии! -- мне становится больно!

-- Чушь! -- проговорил другой. -- Мы достанем еще шнапсу, по крайней мере такого же крепкого, как этот! Пейте, братва!

-- И они вылили содержимое кружек в свои глотки, а потом запели:

Шнапс ли, золото ли, буря -- все для храбреца

Йо-хо-хо и в бочонке ром!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца

Йо-хо-хо и в бочонке ром!

Мертвец спит в гробу ночь-день, ночь-день,

а мы пьем крепкий шнапс, коль не лень, эх, не лень!...

Иногда они пели вместе, иногда каждый сам по себе, как получалось. При этом каждый пытался спеть громче, чем его сосед, и тогда вновь раздавался взрыв оглушительного гогота. При этом в пещере царил адский шум.

-- Тихо! -- рыкнул один пират. -- Я хочу кое-что сказать!

-- Тихо! -- заорали еще несколько. -- Атаман говорить будет!

Пират поднялся, широко расставив ноги. Значит, это и был атаман. Джим думалд, чем тот отличается от собратьев, но ничего особенного не заметил.

-- Братва! -- начал главный пират. -- Сегодня у нас отличный улов. А поэтому скажу я вам, на свете наверняка есть много близнецов, есть и тройни, и может быть даже четверни и пятерни, да заради бога! Но такая тринадцатерня как мы -- одна на свете! Да здравствуют 13 лютых! Ура! Ура! Ура!

Все остальные ликуя подхватили. Теперь Джим понял, почему они все были похожи как 13 капель воды. И он попытался представить, как это -- когда тебя тринадцать.. Джим был рад, что он Джим и никто больше.

Тут поднялся другой пират и крикнул:

-- Я тоже хочу говорить! Тихо! Заткнитесь!

Остальные в ожидании затихли, а парень сказал:

-- Пусть бури и смерчи бушуют кругом, "ОКО ШТОРМА" -- наш дом, мы сюда уплывем.

Его слова заглушили бурные овации.

Похоже, чересчур толковыми пираты не были, сделал вывод Джим. Теперь он знал, что скала называется "Око шторма".

И опять ему вспомнились слова "Золотого Дракона Мудрости".

-- А что будем делать с пленными? -- спросил один из парней. -- Пускай умирают там внизу от голода? -- При этом он указал на люк в углу зала.

Джим стало радостно и страшно враз. Вот он и узнал, где Ли Си, Лукас и вся команда. Но пока рано было думать, как их освободить. Сначала надо дождаться подходящего момента.

-- Чушь, -- буркнул один из парей. -- отвезем их драконше, за это получим свежий шнапс!

-- Тихо! -- громко гаркнул тот, которого поначалу называли атаманом. -- Здесь решать буду я! Дьявол, смерть и два ствола! А я решил, что пленники завтра поутру отправятся кормить акул.

Пираты зароптали.

-- Заткнитесь! -- продолжал атаман. -- Драконша больше не приходила. Она предательница, потому что никто на свете, кроме нее, не знал наших путей. Она что-то замышляет против нас, это ясно. Значит, отныне драконша -- наш враг, и больше ей ничего от нас не достанется. Разве только разрядить в ее пузо все пистолеты.

-- Браво! -- восторженно завопили пираты. -- Вот доберемся до нее, мы из нее котлету сделаем.

-- А девчонку, -- спросил один пират. -- что, тоже акулам?

-- Нет, -- ответил атаман, -- я решил оставить ее при нас, пусть ведет хозяйство.

-- Хо-хо-хо! -- заржали остальные. -- Недурная идея, атаман, мелочь -а приятно!

-- А вам не кажется знакомой эта коза? -- заворчал один пират. -- У меня такое чувство, что я эту бактерию уже где-то видел.

-- Братишка, -- сказал другой, -- мы уже столько отловили этого добра, что ты запросто можешь ошибиться.

-- Да, -- добавил третий, -- за это время мы отгрузили драконше целое хозяйство такой мелюзги.

-- И получали за это шнапс, -- пробормотал четвертый. -- До сих пор. Помните, братва, того черномазого молокососа? Как он плыл по морю в просмоленной тростниковой корзинке, и как мы его выловили? После сильного шторма.

Джим опять вздрогнул. Они говорят про него? Наверняка, про него, про кого же еще? Он затаил дыхание и прислушался.

-- При нем еще корона была и кусок пергамента с какими-то буквами, скатанный в свиток в золотую трубку. Хотел бы я знать, что это был за сосунок?

Пираты внезапно притихли и уставились перед собой. А тот продолжал:

-- На пергаменте была чертовски непонятная фраза, помните, братки? Кто причинит ребенку зло, того свяжут и лишат силы, потому что дитя сделает нечетное четным. Или что-то вроде того. Вот бы узнать, что это такое?

-- Белиберда! -- грохнул атаман. -- Это все потому, что мы как следует читать не умеем, потому что каждый из вас ослов только одну дохлую букву и знает! Наверно, там стояло что-то совсем другое.

-- Ты сам не лучше нас! -- бросил один.

-- Тихо! -- рыкнул атаман и ударил своей кружкой об пол. -- Бунта не допущу! К тому же, мы вытащили малька из воды! Без нас он бы утонул. Значит, мы сделали доброе дело.