Слухи о судьбе Лигеи распространились далеко впереди марширующей колонны, и местные жители спешили заявить о своей верности Радамисту и предложить лучшую еду и вино ему и его солдатам, а также римлянам, шедшим с ними. Продвижение вскоре приобрело карнавальный вид: крестьяне, жители поселений и небольших городов бросали в руки солдат яркие цветы, а многие мужчины делали из них венки, которые надевали на голову. Бурдюки с вином и мясо покупали у местных жителей за горсть бронзовых монет и свободно делились ими, потому что они были такими дешевыми. Хотя в воздухе вдоль дороги все еще висела пыль, мужчины болтали и шутили, и время от времени одна центурия за другой подхватывала походные песни, и солдаты с удовольствием подпевали, как это было принято, когда их голоса усиливались до оглушительной громкости в такой местности.

- У них хорошее настроение, - усмехнулся Макрон, присоединившись к Катону, который сидел в тени кедровых деревьев, когда колонна остановилась на отдых в полдень на третий день после перехода через реку Аракс. Он поднял свою флягу и сделал глоток выдохшегося вина, после чего протянул ее Катону.

- Спасибо. - Катон сделал глоток и в кои-то веки обнаружил, что Макрон разбавил вино настолько, что оно стало приятным на вкус. «Или он просто привык к этому напитку?» спросил он сам себя.

- Хорошо, что так, - сказал Катон, возвращая флягу Макрону. - Завтра мы должны добраться до Артаксаты. Думаю, в конце дня, так что мы разобьем лагерь и начнем осаду на следующее утро. Как только Тиридат будет отстранен от власти, остальная Армения должна встать на сторону жителей столицы и поклясться в верности Радамисту.

Макрон кивнул, затем осмотрел окрестности. Далекие патрули иберийских конных лучников усеивали пейзаж по дуге в трех с половиной километрах впереди колонны. - Забавно, я подумал, что мы увидим парфян, учитывая, как близко мы находимся.

- Я думал о том же. Можно было предположить, что Тиридат захочет попытаться предпринять какие-то действия, чтобы утомить наших людей, прежде чем они достигнут столицы. Это то, что я бы сделал на его месте.

- Возможно, он такой же самоуверенный, как наш друг. - Макрон кивнул в сторону деревьев вдоль дороги, где сидел Радамист со своими дружками и лакомился закусками, которые приготовили для них рабы. - Может быть, Тиридат думает, что городские стены нас не остановят.

Катон покачал головой. - Думаю, мы можем быть уверены, что он знает о наших осадных орудиях. И, судя по тому, что рассказал нам Радамист, стены не крепче, чем в Лигее. Поэтому удивительно, что он не препятствовал нам на всем пути от реки. В какой-то момент его люди должны были оказаться среди повозок осадного обоза и получить возможность сжечь некоторые, если не все, наши онагры. Тогда у нас не было бы никакой надежды прорвать стены Артаксаты. Без рытья подкопов под башнями, а ты знаешь, сколько времени это может занять. - Катон потер челюсть. - Это просто загадка. Я бы хотел знать, что задумали парфяне... Лучше удвоить дозоры на валах сегодня ночью. И пусть центурия Николиса стоит наготове за валом.

- Ты думаешь, это необходимо, господин?

Катон задумался на мгновение. - Лучше перестраховаться, ведь мы знаем, что враг что-то замышляет. Лучше быть осторожным, и пускай это не пригодится, чем думать об осторожности, ничего не предпринять.

Макрон моргнул, переваривая сказанное, и нейтрально хмыкнул. - Я сообщу Николису.

На мгновение они замолчали, каждый предавался своим мыслям. Макрон думал о конце кампании. Как только столица Армении будет взята, а Радамист вновь займет трон, Вторая когорта вернется в Сирию, и он снова увидит Петронеллу. Макрон улыбнулся. Никогда прежде он не испытывал таких чувств ни к одной женщине, даже к той свирепой девушке из племени иценов, с которой у него была короткая связь. Петронелла была смелой и могла постоять за себя в столкновении с любой женщиной или мужчиной, перешедшим ей дорогу. И умной. Возможно, даже слишком, поскольку часто она опережала Макрона по крайней мере на шаг. И свирепой, как львица, когда ей это было нужно... И в постели тоже. «Не позволяй себе думать об этом снова», мысленно укорял он себя. По правде говоря, она также была хорошим другом. Они смеялись над одними и теми же вещами и могли сравниться друг с другом в количестве употребленной выпивки.

Он сделал здоровый глоток из своей фляги и переключил свое внимание на рутинные обязанности, которые он должен будет выполнять, когда колонна остановится и разобьет лагерь.

Мысли Катона были более тревожными и зловещими, когда он устремил свой взгляд на Радамиста и его свиту. Он никогда не чувствовал себя комфортно в обществе иберийца, даже до откровения Берниши о его ответственности за смерть Петиллия и его людей. С тех пор присутствие Радамиста вызывало у него тошноту от подавляемого гнева и тревоги. Он боялся выдать себя и стать мишенью для интриг иберийца. Кроме того, Катон беспокоился за своих людей, учитывая то, на что оказался способен Радамист. В настоящее время ему нужны были римляне, чтобы поддержать его притязания на трон. Но как только он будет благополучно утвержден в Артаксате, что тогда? Удовлетворится ли он тем, что позволит им вернуться через границу, или потребует, чтобы они остались в качестве его «гостей»?

Чем дольше Катон будет вынужден оставаться, тем больше риск, что Радамист узнает о том, что ему известно. Он отчаянно хотел завершить миссию и как можно скорее покинуть Армению. Если бы на карту не было поставлено так много, то он бы взял реванш, и ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем предать Радамиста смерти тем же способом, каким иберийцы убили солдат Катона.

«Жаль»,- подумал он. В Радамисте было столько же поводов для восхищения, сколько и для презрения. Он был смелым и отважным, и вел за собой вперед. Он также был честолюбив, безжалостен и хитер - прекрасные качества для любого деспота, полагал Катон. Но эти же качества делали его опасным для любого, кто осмеливался помешать его амбициям. Таковы были правители, с которыми Риму приходилось иметь дело, чтобы поддерживать баланс сил над своей огромной империей и разросшимися границами. Порой Катон удивлялся тому, что Рим мог оказывать такое влияние при относительно скромном количестве солдат, даже с учетом веса своей репутации в умах союзников и врагов. Они могли быть уверены, что если Рим заключит союз, то никогда не допустит, чтобы союзник потерпел поражение. От этой гарантии зависела его репутация. Именно поэтому долг Катона – обеспечить победу Радамиста над Тиридатом и его парфянами, и именно поэтому он должен нести бремя знания о предательстве союзника Рима. По крайней мере, до поры до времени.

Он зашевелился и тяжело поднялся на ноги. - Пора двигаться дальше. Пусть прозвучит сигнал сбора.

- Да, господин. - Макрон встал, перекинул ремень фляги через плечо и пошел искать буцинатора когорты среди деревьев. Мгновение спустя сквозь негромкий гомон разговоров прорезалась серия медных нот, и раздался гул стонов и охов, когда преторианцы и вспомогательные войска поднялись на ноги, взяли в руки свои походные фурки и зашаркали обратно в строй вдоль дороги. Катон подошел к солдату, державшему его лошадь, и вскочил в седло. Дальше по дороге Радамист и его последователи только-только зашевелились, и их предводитель сделал паузу, чтобы допить кубок вина в вялом темпе, после чего поднялся на ноги и направился к своим лошадям. Римские солдаты и иберийские копьеносцы нетерпеливо наблюдали за ними, пока все они не сели на коней и не направились в голову колонны. Когда они наконец заняли позицию, Катон указал на буцину.

- Подай сигнал к выступлению.

***

На следующий вечер, когда укрепления лагеря были завершены, на валу собрались солдаты с любопытством, желая осмотреть оборону армянской столицы, расположенной менее чем в пяти сотнях шагов. Артаксата была построена в русле небольшой реки, достаточно широкой и глубокой, чтобы обеспечить полезную естественную защиту с двух сторон города. Хотя это и облегчало защиту Артаксаты, это также означало, что защитников было легче запереть. Макрон и Катон взобрались на платформу над воротами, выходящими на город. Солнце еще стояло над горизонтом, и длинные тени от крепостного вала тянулись по открытой местности к стене, окружавшей Артаксату.