Повсюду валялись обрывки разорванных женских журналов. Однако она знала, что это работа ее брата. Он был очень странным, когда дело касалось порнографии. Она никогда до конца не понимала его навязчивой ненависти к этому, но знала, что это как-то связано с тем, что их мать была городской проституткой. Кроме того, вероятно, эта ненависть рождалась после поздних ночных визитов их матери в его спальню.

Его телевизор и проигрыватель компакт-дисков оказались сломаны. Она открыла маленькую дверцу, в которой хранились компакт-диски, ожидая что ничего не обнаружит, но это оказалось не так. Вытащив диск без опознавательных знаков, она засунула его в свой рюкзак. Затем забралась в кровать и натянула на себя его заплесневелое армейское одеяло.

Элли крепко зажмурилась. Ей нужно поспать, чтобы набраться сил и снова подумать. Чтобы разобраться в большом хаосе мыслей, которые давили на ее мозг, угрожая разорвать его надвое. Но страдая от боли в животе и боли в сердце… она не могла уснуть.

Она лежала там, свернувшись калачиком, несколько часов, пока солнце не село, и луна не поселилась на небе. Пока древесные лягушки не начали свои вечерние песни.

Затем эти песни закончились.

Она была почти уверена, что всех остальных шестнадцатилетних подростков в этом районе позвали домой, накормили и сейчас они лежат в безопасных кроватях. Что она, Элли — исключение.

Не осталось никого, кому было бы небезразлично, в безопасности она или нет. На самом деле, никого никогда не волновало, дома ли она, надежно укрытая в постели, или бегает по улицам, занимаясь этим с водителями грузовиков, просто чтобы выжить.

Никому, кроме ее брата, никогда не было дела до того, жива она или умерла. За несколько месяцев до смерти перестал беспокоиться и он.

Когда она наконец заснула, в ее голове крутились воспоминания ночи, когда ей было пять или шесть лет. Первый раз, когда она увидела, как ее мать тащила тело мужчины по дому. Она все еще помнила запах смерти и тошнотворные звуки, издаваемые телом, когда оно соскользнуло с ковра на линолеум, а затем вылетело через заднюю дверь.

Всего лишь один из многих случаев, когда она инстинктивно знала, что нужно притвориться, будто ничего не видела. Но иногда ее мать все равно приходила и «разговаривала» с ней. В эти моменты Элли требовался весь ее характер, чтобы не показать, что она боится. Чтобы убедить свою мать, что она никому не расскажет.

Ее мать всегда была параноиком в отношении закона, и это справедливо. Но она и шериф заключили сделку. Он и его заместитель посещали дом пару раз в месяц в обмен на то, что закрывали глаза на ее карьерный путь. Но когда дело дошло до убийств, она вообще перестала их принимать. Она была очень красивой и умной женщиной. А еще невероятно хитрой.

В самые страшные ночи Элли забиралась в постель к брату, и они вдвоем слушали дикость, происходившую в стенах дома. Лежа так близко к нему, она чувствовала, как колотится его сердце в груди. Каким-то образом знание того, что они проходят через это вместе, помогало легче выживать. Элли почувствовала облегчение, когда он наконец убил их мать — и часть безумия прекратилась.

С тех пор как она была маленькой девочкой, все, о чем Элли когда-либо мечтала, — это возможность жить нормальной жизнью. Чтобы не бояться все время. Быть нормальной. Быть желанной и любимой. Но вся случившаяся боль сказалась на ней, и теперь она желала только быстрого, безболезненного избавления от всего этого.

Независимо от того, заслуживала она этого или нет.

Воспоминание о нападении водителя грузовика несколькими часами ранее — третьего из четырех мужчин, которые помогли Элли вернуться в Луизиану, — всплыло в ту ночь в кошмарах Элли.

«Ты выглядишь ужасно измученной, — сказал водитель грузовика, его щеки розовели, глаза казались добрыми. — Почему бы тебе не забраться в мое спальное купе и немного не поспать, пока я веду машину?»

Ее желудок убивал ее, так что это казалось несложным делом. Но через несколько секунд после того, как она заползла в загроможденный отсек, он заполз за ней.

Она брыкалась и кричала, когда его губы коснулись ее лица, и он прошелся своими большими мозолистыми рукам по ее шортам.

«Убирайся к черту от меня!» — закричала она. Но он не послушал. Вместо этого он зажал ей рот большой ладонью.

«Ты знаешь, что хочешь этого, — усмехнулся он. —Если бы ты этого не хотела, ты бы не носила эти сексуальные маленькие шорты из которых торчит задница. Разве нет?»

Ей удалось оторвать его руку.

«Слезь с меня, старый извращенец!»

Это слово, казалось, задело за живое. Он остановился и пристально посмотрел ей в глаза.

«Я не извращенец», — сказал он, сверкнув глазами.

«Помогите! — закричала она. Кто-нибудь, помогите мне!»

Кто-нибудь ее услышит. Кто-то должен услышать…

Мужчина схватил ее за плечи и встряхнул, выбивая воздух из легких. Он швырнул ее на матрас и снова зажал рот рукой.

«Еще раз крикнешь, и я убью тебя. Это ясно?»

Она кивнула.

Он прижал ее и пинком раздвинул ноги. Она лежала неподвижно, зная, что продолжать борьбу не только бесполезно, но и опасно. Может быть, если бы она позволила ему поступить по-своему, он бы потом не сердился и просто ее отпустил.

Она зажмурила глаза и обмякла, вдыхая кислый пот и моторное масло. Подавив рыдание, заставила себя мысленно перенестись в какое-то далекое место. Она поклялась себе, что если выживет, то никогда, никогда больше не будет спать с мужчиной, особенно за деньги. С нее было достаточно: постоянного отвращения, которое она испытывала к себе, нападений, откровенного уродства всего этого.

Внезапно кто-то громко постучал в окно кабины.

Глаза мужчины расширились. Очевидно, ее крики были услышаны.

Выругавшись, он скатился с нее. Она пробралась на переднее сиденье, затем открыла дверь и вылезла из кабины. Прищурившись от яркого солнца, она поняла, что несколько человек были привлечены ее криками. Другие водители грузовиков, случайные клиенты заправочной станции. Женщина, прижимающая к себе кричащего маленького мальчика. Они все стояли в нескольких футах от грузовика, уставившись на него.

Мужчина, постучавший в дверь, протянул руку, чтобы помочь ей сойти на тротуар, но она увернулась от его прикосновения.

Половица в маленькой спальне скрипнула, вырывая ее из сна. Под одеялом Элли распахнула глаза.

«Где я?» — подумала она, пытаясь сориентироваться. Потом вспомнила. Она была в доме своего детства. В спальне брата.

И… она что-то слышала. Или же это был сон. Да, наверное, сон.

Но она должна убедиться. Элли неохотно откинула одеяло с лица.

Над ней нависла чья-то фигура.

Ее сердце замерло в груди, и она закричала.

Глава 7

Элли сидела, ссутулившись на пассажирском сиденье «Камри» с зажмуренными глазами. Дородная соцработница из Департамента по делам детей и семьи двигалась по извилистым проселочным дорогам с ужасающей скоростью.

Окна были опущены, и длинные темные волосы Элли хлестали ее по лицу, обжигая щеки. Она потянула за хлопковую рубашку, которая прилипла к ее коже от пота. Было так жарко и влажно, что, казалось, она даже вспотела.

— Ты в порядке? — спросила работница соцслужб.

— Я была бы в порядке, если бы ты просто притормозила, — пробормотала Элли, все еще крепко зажмурив глаза. — Водишь как идиотка.

— О черт, я могла бы ездить по этим дорогам с завязанными глазами, — сказала женщина и продолжила набирать скорость. — Извини за жару. Мой кондиционер вырубился пару часов назад.

Сотрудница социальной службы сказала Элли, что ей очень повезло. Что пожилая женщина — «кадиллак» приемных матерей, как она ее называла, — собирается взять ее к себе и воспитывать, пока они не смогут найти ей «постоянный дом».

Очевидно, женщина ее не знала, потому что Элли никогда не везло. Удача не была роскошью, доступной таким девушкам, как она.

Они ехали минут десять или около того, когда женщина наконец нажала на тормоза и вывела машину на ровный ход. Элли открыла глаза и наблюдала, как они свернули на гладкую бетонную дорогу, ведущую к просторному дому в стиле ранчо, выкрашенному в бледно-желтый цвет с голубой отделкой. Лужайка была зеленее, чем любая лужайка, которую она когда-либо встречала. Дом выглядел так идеально, что казался почти фальшивым.