– Послушайте, я не хочу вас отвлекать от дел. Вы только ответьте мне на один вопрос, и я отстану.
– Какой вопрос?
– Где похоронена ваша матушка?
Злость вновь пробудилась. Он смотрел в лицо тому хаму, что посмел почти два года назад задать настолько глупый и неуместный вопрос, да еще не в самый подходящий момент. Неуверенность исчезла незамедлительно, и он был готов уже твердо задать свой вопрос, как весь его настрой неожиданно сбился появлением официантки; она принесла ужин. Белокурая красавица феей промелькнула перед его глазами и тут же скрылась за его спиной. Ужин, заказанный Форсайтом – для него и Ощепкина, – дурманил своим запахом разум мужчин. Ощепкин смотрел на блюдо и мысленно с наслаждением поедал его, хотя в действительности даже не дотронулся до столовых приборов. Форсайт же тем временем уплетал еду, не задумываясь.
Ощепкин успел глянуть одним глазом в меню и увидеть те сумасшедшие цены, что стояли напротив блюд. Цифры ужасали своим богатым состоянием. Он мысленно уже принялся прикидывать, сколько у него останется до зарплаты и как прожить оставшиеся пару недель на сущие копейки. Затем он вспомнил: у него еще оставались достаточно большие запасы тушенки, макарон, гречки и риса, и тревога резко сошла на нет. С таким резервом, он прикинул, сможет продержаться даже больше месяца. А значит, волноваться не за что и он может позволить себе раскошелиться на дорогую еду.
Но уговоры потратиться на самого себя были всегда делом безуспешным. Обычно он сдавался своему мышлению нищего и оставался ни с чем. Почему ни с чем? Да, деньги он, может быть, и сэкономил, но это не означало, что они тратились после на более нужное дело. Он откладывал в обычную стеклянную банку с каждой зарплаты скудную сумму. Эти деньги скорее бы пережили их владельца – так навечно и остались бы бесполезно храниться в стекле, с каждым годом обесцениваясь.
Форсайт тут же заметил растерянность Ощепкина, когда принесли еду. Реакция худого бедолаги не стала для него откровением. Еще при входе он заметил, насколько непритязательно и бедно выглядел наряд Ощепкина. Прохудившиеся ботинки, тонкое пальто, а под ним, как роба на изнуренном узнике, скрывал тощее тело на пару размеров больше и давно вышедший из моды свитер. Все говорило само за себя, мужчина небогат, и это заведение ему явно не по карману.
– Не беспокойтесь, – начал разговор Форсайт, – я плачу.
– Извините, но я могу за себя заплатить, – уверенно ответил ему Ощепкин.
– Я не сомневаюсь, но давайте не будем строить из себя бравых ребят и выложим все карты на стол. Вы, скорее всего, сейчас уже посчитали, сколько у вас останется после ужина денег в кармане, я же так ужинаю почти каждый день и не чувствую убытка в своих сбережениях, – Форсайт в лоб, прямолинейно явил правду наружу. – К тому же это я вас сюда пригласил, а значит, имею право вас угостить.
– С этим я соглашусь, – следом произнес Ощепкин, такой простой, но истый аргумент ему нечем было парировать. Такая непредвзятая прямолинейность его ошеломила. Обычно люди скрываются за этикетом, но Форсайту очевидно претила любая облачившаяся притворством формальность. – Я верну вам деньги после зарплаты.
– Исключено! – кулак молнией опустился на стол; грохот раздался по всему кафе, посуда вслед зазвенела, когда вокруг, наоборот, вдруг все затихло. Ощепкин от испуга соскочил со стула, а вилка, которую он только-только взял, выскочила из его рук и со звоном приземлилась на кафель.
Форсайт тяжело дышал. Он держался за сердце с закрытыми глазами и что-то складное бормотал про себя. Его лицо было бледным, а на лбу появилась испарина. Вид его резко сменился со здорового человека на больного. Он сделал несколько глубоких вдохов и только потом с облегчением открыл глаза. Его дыхание успокоилось, но в глазах еще проглядывала та боль, что беспокоила его несколько секунд назад. Он вытер лоб и тут же по привычке попытался зачесать назад свои коротко постриженные волосы.
– Что с вами? – последовал обеспокоенный вопрос от Ощепкина. С одной стороны, он был взволнован из-за своего собеседника, с другой – торжествовал. И у такого здоровяка имеется ахиллесова пята, подумал он.
– Все в порядке, – спокойно отозвался Форсайт, но чуть погодя добавил: – Правда, в последнее время, мотор барахлит… Давайте успокоимся и просто поужинаем.
– К врачу обращались? – присаживаясь обратно за стол, спросил Ощепкин.
Форсайт лишь фыркнул, а затем смахнул рукой, словно отбросил в сторону непонравившуюся книгу.
Официантка, та же, что принесла ужин, словно по волшебству, вынырнула из-за угла с новой вилкой в руке. Ощепкин проводил ее грустным взглядом и с завистью в груди за того счастливца, кому досталась такая красавица; Форсайт с усмешкой оценил мальчишеское поведение своего собеседника. Взрослый мужчина, промелькнула у него мысль про Ощепкина, а опыта ничуть не больше первоклассника.
Они молча принялись за еду. Форсайт сидел угрюмый и скорее походил на обиженного ребенка, чем на взрослого. Он выставил наружу свою слабость, и теперь его тяготила эта мысль и никак не желала отпускать. Самолюбие – одно из самых слабых мест мужчин. Он корил себя, что за первые же полчаса их встречи вызвал в себе гнев, а после еще и сидел, съежившийся от боли, перед чужим человеком.
Ощепкин же уплетал пищу, которая казалась ему вкуснее всего на свете, что он пробовал за свою жизнь. Он старался быть сдержанным, но с каждой проглоченной порцией его разум все сильнее и сильнее пьянел. Чтобы хоть как-то вернуться в реальность, он сделал паузу. На тарелке еще оставалось еды буквально на три вилки, и Ощепкин с жадностью смотрел на еду. Он держал руками тарелку, словно боялся, что ее сейчас у него заберут. Он сделал паузу, так как понимал, что время для разговора наконец подошло и далее тянуть его не имело никакого смысла.
За окном поднялась настоящая вьюга. Вихрь кружил в хаосе неведомый самому себе танец и заметал таких же бедолаг, как и Ощепкин, одетых не по погоде. С бережным усердием он, точно старая ворчливая нянька, пытался укрыть совсем еще свежим пушистым и белым одеялом непослушных детишек. Резкими порывами ветер сметал отовсюду снег и со страшным воем раскидывал его вновь.
Мужчины, как и весь зал, вдруг одновременно перекинули свой взгляд на окно. Точно какой-то гигант после глубокого вдоха со свистом выдохнул и снежная волна махом разнеслась по округе.
– Кажется, мы здесь подзадержимся, – предположил Форсайт.
И словно в подтверждение его слов за окном со свистом прокатилась очередная белая волна. Форсайт испуганно, что никак не вязалось с его внешним видом, быстро перекрестился и что-то так же быстро пробубнил себе под нос. Ощепкин сопроводил весь процесс в недоумении и с приподнятой одной бровью. Он хотел уже что-то промолвить, его губы раскрылись, хотя он сам не знал, что можно сказать на подобный жест, но здоровяк его опередил.
– Не берите в голову, – Форсайт точно так же махнул пренебрежительно рукой, как и в прошлый раз, хотя теперь это выглядело уже не так убедительно.
– Тем не менее я не могу долго засиживаться с вами, – возразил здоровяку Ощепкин. – Мне завтра рано вставать.
Ощепкин почувствовал, как слабая, едва различимая, но все же уловимая в него вселилась уверенность. Он поел, согрелся, и оттого он и ощутил прилив сил, что придал ему на короткое время решительность. Он не желал выкладывать все карты на стол, сначала ему надо было выслушать все, что скажет Форсайт, и только затем наверняка бить самым старшим козырем весь его сомнительный на победу расклад.
– Итак, зачем вы задали два года назад тот вопрос? – Ощепкин на груди скрестил руки, а под столом ноги. Он максимально закрылся от Форсайта, лишь глаза его были устремлены вперед и подсказывали собеседнику, что его слушают внимательно.
– Вы верите в чудеса? – прозвучал из уст здоровяка весьма странный вопрос.
– Нет, – без раздумий ответил Ощепкин.
– Вот и я не верил примерно два года назад. Но потом… – Форсайт заерзал на стуле, тот истошно заскрипел. Казалось, еще немного – и ножки подломятся под массивной тушей, но мужчина вовремя угомонился и замер. Его пальцы были скрещены и опущены на край стола. Он смотрел на электрическую свечу, что украшала собой светильник, справа стоящий на столе, и собирался с мыслями.
