В журналистике я работал почти 30 лет. Я был корреспондентом таких ведущих изданий, как Известия, Комсомольская Правда, Независимая Газета. В качестве репортера я побывал на всех войнах бывшего СССР. Я был хорошо знаком не только с миром российских СМИ, но был штатным сотрудником американского советологического центра, а в начале 2000-х несколько лет работал среднеазиатским корреспондентом британской правозащитной организации. Я искренне хотел изменить мир и мечтал о построении в России «свободного демократического общества».

Увы, в какой-то момент я впал в разочарование и апатию.

Не то, чтобы я разуверился в западной демократии, но у меня появились сильные сомнения, что эта модель приемлема для нынешних реалий постсоветского пространства.

Как говорил один из героев Фазиля Искандера, «хорошее начинание, но не для нашего климата».

Изменилось и мое отношение к США. После моей работы на американские западные политологические фонды я пришел к твердому убеждению, что вне зависимости от того, кто будет в России у власти, Запад не заинтересован в том, чтобы наша страна была сильным процветающим государством.

Недоверие Запада к России имеет очень давние исторические корни и возникло задолго до образования СССР.

Как иронизировал Редьярд Киплинг: «Русский привлекателен как самый западный из восточных; но если он начнет претендовать на то, чтобы его считали самым восточным из западных, то это будет казаться невыносимым».

Как шутил один мой знакомый: санкции против России начались еще со времен Ивана Третьего.

Но самое обидное, что разочаровавшись в либералах, я отнюдь не стал разделять взгляды их оппонентов: так называемых «ватников» и «охранителей». Эти одутловатые неинтеллигентные люди, с апломбом рассуждающие об особой роли России в мире, меня просто бесили.

По сути, я оказался между двух враждующих лагерей, причем не любили меня обе стороны. Но дело было даже не в этом. Когда я был «демократом», я честно пытался писать «без гнева и пристрастия», соблюдая нейтралитет в любом конфликте. Увы, сегодня такая позиция очень немодна. И «либералы», и государственники требуют, чтобы «автор определился с кем он». A я вот принципиально этого делать не хочу. Работать пропагандистом (на любую из сторон) мне просто скучно.

Тогда я решил «пойти другим путем». Я вспомнил, что в молодости мечтал уйти от цивилизации и жить среди дикой природы. Я перечитал повесть Льва Толстого «Казаки» и последовал примеру ее героя. Он, правда, все же вернулся в привычную среду; я же, как надеюсь, этого не сделаю.

Я поселился в крошечной ковбойской деревушке без электричества в горной мексиканской пустыне. Здесь, в глуши я попытался понять метаморфозы российской журналистики с 90-х по настоящее время.

В первой части книги я рассказываю о разных аспектах российской журналистики, как таковой. Я пишу о стилях российской прессы, нравах журналистов и о многом другом. Отдельная главка посвящена моему опыту работы в американском политологическом фонде. И это не случайно, так как очень многие российские журналисты из серьезных изданий в 90-е годы тесно сотрудничали с Западом.

Во второй части книги я описываю свои журналистские поездки в разные регионы мира. Но, если в предыдущих книгах я больше писал о социально-политических проблемах этих мест, то сейчас пишу именно о работе здесь журналистов.

В третьей части я описываю, как работал представителем одной западной правозащитной организации в Средней Азии. Меня могут спросить, а какая тут связь с журналистикой? На самом деле, самая прямая. Правозащитная деятельность – это всего лишь одно из направлений журналистики. Причем для российских реалий (вне зависимости от оценок) очень значимое. Поэтому, как мне кажется, читателю будет небезынтересно посмотреть правозащитную кухню изнутри.

Рукопись этой книги я показал своему знакомому, доценту факультета журналистики МГУ, специалисту по теории журналистики Александру Колесниченко. Книга ему понравилась, но он дал мне дельный совет:

«В книге много событий 25–30 летней давности, и читателю молодому либо далекому от политико-журналистской туссовки будет трудно читать. Акаева, Ковалева, Дудаева, Басаева и Набиева сейчас знают не все. Не все помнят про Косово и бомбардировки Сербии. Для тебя это часть жизни, а у кого этого не было, им желательно кратко напоминать фактуру. В рамках или сносках, чтобы не отвлекать тех, кто знает. А иначе кто не знает, будет то и дело в интернет лазить, смотреть, кто был кто, и что там было».

Я внял этому замечанию и дополнил рукопись примечаниями с личными впечатлениями о событиях – в итоге получилась еще одна небольшая книга в книге. При этом я согласен с Александром, что тем, кто в теме, не стоит слишком часто смотреть примечания, чтобы не отвлекаться от основного сюжета.

В мае 1991 года я позвонил в редакцию «Независимой Газеты».

– Добрый день, я младший научный сотрудник института Этнологии, съездил в командировку в Белоруссию и написал о ней статью. Можно я вам ее принесу?

– Конечно, приносите!

Статья понравилась, и меня сразу взяли на работу. Так я буквально с улицы стал сотрудником одной из ведущих газет страны.

Главный редактор Виталий Третьяков создал принципиально новую по своей сути газету. Вот как описывает кредо издания сам Виталий Товиевич.

«Назвав нашу газету «Независимая», мы ступили на банальный – по нынешним временам – путь. Вступили не первыми. Но наши амбиции не ограничиваются тем только, чтобы вписать это слово в первуа\ю полосу. Мы всерьез собираемся пройти путь независимости до конца, то есть до того предела, где независимость из цели превращается в привычку, в неотъемлемое качество профессии, в стиль жизни… Для нас не будет вопросов: а можно ли? а нужно ли? а вдруг эта информация возбудит кривотолки в обществе, вызовет нездоровую реакцию? Журналисты для того и существуют в обществе, чтобы собирать информацию и доносить ее до аудитории.

Вторая задача журналистики – комментирование случившегося. Казалось бы, здесь уже трудно найти что-нибудь новое. Все точки зрения отражены на страницах советских изданий. Это, конечно, так, но с одним существенным уточнением: для того, чтобы узнать о разных точках зрения на одно и то же событие, нужно прочесть разные газеты.

«НГ» собирается давать разные мнения по одному поводу не как исключение, а как правило.

Многие новые издания, возникшие в последнее время, печатают на своих полосах маленькую ремарку: «Редакция отмечает, что мнения автора статей могут не совпадать с мнением редакции. В «НГ» не может быть напечатано таких слов. Хотя бы потому, что сама редакция не может иметь всякий раз и по всякому поводу одного мнения».

И это заявление Виталия Третьякова отнюдь не было пустым звуком. Писать можно было, действительно, на любую тему, цензуры не существовало в принципе! В одном номере часто выходили статьи с прямо противоположными взглядами на произошедшее событие.

Лично у меня за 10 лет работы в «НГ» не было ни одного случая, когда бы моя статья была отклонена по идеологическим причинам. Так, например, хотя сам главный редактор поддерживал военную операцию российских войск в Чечне, он без проблем публиковал мои «просепаратистские» тексты.

С командировками в газете тоже не было проблем: езжай, куда хочешь и пиши!

Самое забавное, что хозяина у газеты реально не было – это была, действительно, независимая газета, существовавшая за счет пожертвований. Причем, мы никогда не платили за эксклюзивную информацию: политики самых разных взглядов выстраивались в очередь, чтобы слить компромат, именно, в нашу газету, считавшуюся беспристрастным арбитром.