Ум Куанг поймал себя на том, что стоит посреди отдела и теребит бумаги… Со стороны это, наверное, выглядело крайне нелепо, но никто как будто не обратил внимания. Он повернулся и быстро ушел в свой кабинет.
Через несколько дней У Киу приехала одна. Выглядела она необычно. Длинное узкое платье, сверкающее цветами радуги; волосы, собранные замысловатым узлом, придерживались черным гребнем, в серебряной оправе которого красными каплями поблескивали зерна граната; на шее колье темно-фиолетовых аметистов. Она вошла и протянутой вперед рукой плавно описала полукруг, склонила голову, застыв в этой позе на мгновение, – традиционный жест приветствия Высшему Совету. Затем, также молча, повернулась на полоборота и замерла, словно прекрасное творение бессмертного Боми, белого бога, создавшего необыкновенно живые скульптуры людей племени анга, которыми теперь украшены все храмы.
Ум Куанг, поднявшийся ей навстречу, с изумлением наблюдал за этими манипуляциями. Заметив, что эффект произведен, она улыбнулась и подошла к нему.
– Ну как?
– Довольно странная манера здороваться, – усмехнулся ученый.
– Ничуть Я только с Высшего Совета. И если мы оказываем такие почести всяким старцам, то почему бы не оказать их молодому, очень умному человеку, тем более, если он тебе нравится? Ведь так?
И снова, как в прошлый раз, ее тонкие руки легли ему на плечи, а темные глаза загорелись женским лукавством.
– Но, милая У Киу, – он осторожно взял ее за руки, чувствуя как кровь приливает к голове и сбивается дыхание. – Во-первых, ты нарушаешь правила этикета, а во-вторых, явно переоцениваешь мои способности.
Она рывком высвободила руки и отошла.
– Как скучно ты говоришь. Во-первых, во-вторых… Нарушала и буду нарушать! Всегда делаю то, что нравится.
– А я привык делать то, что необходимо.
– Старичок, – безнадежно махнула она рукой и направилась к креслу. – К нему приходит женщина. Лучшая женщина мира! А он, как те сморщенные грибы на том Совете, начинает твердить о различных условностях, на которые давно никто не обращает внимания.
– Можешь считать, что у меня нет времени на женщин. Впрочем, как у большинства людей первого круга.
– Бедняжки! И вы не имеете права даже прогуляться с женщиной?
Куанг слегка покраснел: в ее глазах создавался слишком уж идеализированный образ человека первого круга и его самого. Стоит ей узнать, что они ничем не отличаются от обыкновенных людей, она решит, что он умышленно лгал, стараясь представить себя лучше, чем есть на самом деле.
– Глупости! Мы ни в чем не отличаемся от других, в том числе и в отношениях с женщинами. Просто мы умеем ценить время, и каждый поступает, как велит ему долг и совесть.
– И что она велит, твоя совесть?
– Послушай, У Киу, я не люблю таких щекотливых тем.
– О боги! Да он совсем еще мальчик! Ты хоть с девушкой когда-нибудь встречался?
– Пока не вижу в том необходимости.
– Воплощенная святость! Так вот почему жрецы с таким вниманием выслушали твое мнение на Совете.
– Мое мнение?
– Ну да. Отец сообщил, что разговаривал с тобой по поводу испытаний в этом… В общем, там, наверху. И ты отнесся одобрительно к этой идее.
– Ты это всерьез? – и, поняв глупость вопроса, схватился за телефон.
– Совет разрешил проводить испытания, а он, как ты знаешь, не меняет решений, – медленно проговорила она, наслаждаясь его реакцией.
Ум Куанг бросил трубку и распрямился, бледный от гнева. Он подошел к ней, сжимая кулаки, и впервые за всю жизнь она испытала чувство страха.
– Ты что? – прошептала она, глядя на него расширенными от испуга глазами.
Кулаки его разжались. Он отошел к стенке, облицованной деревом, и открыл секретер. Из подвернувшегося под руку керамического илона налил полчаши и выпил. Невразумительно промычал, налил еще половину… Хотя напиток подвернулся крепкий, он не сразу почувствовал его действие. Пожалуй, впервые в жизни он столкнулся с таким вероломством, когда его имя беззастенчиво использовано для сомнительных целей, хотя он достаточно был знаком с образом жизни второго круга, люди которого не особенно стесняли себя в средствах для достижения цели. Совсем недавно первый советник по делам войны просил у него работников на отделку своего дворца деревом, вошедшим в моду с недавнего времени. Они договорились разделить краснодеревщиков поровну, и Ал Парин по-честному забрал себе двенадцать человек, оставив на корабле тринадцать, а мог бы взять на одного больше: ведь не станешь его делить! А тот, на которого, казалось, можно положиться, обвел вокруг пальца! Действие напитка сказывалось все сильнее, и Ум Куанг почувствовал, как спадает повседневное напряжение и его обида постепенно глохнет. Оставалось разочарование правителем, а заодно и его дочерью, сидящей тихо, словно испуганная мышь, не в состоянии вымолвить ни одного слова. Что же, это пойдет ей на пользу. Женщина должна знать свое место, даже если она дочь самого калхора… И еще что-то нехорошее есть во всей этой истории. Вот только что?
Куанг, привычный к самоанализу, напряг память, пытаясь найти другую причину своего гнева. Ведь сначала возникло ощущение непоправимости… Только откуда оно? Нет, сейчас не припомнишь. И переутомление последнего месяца, и эта вспышка гнева, и чаша дорогого напитка затуманили сознание. Надо отвлечься, отдохнуть… Да и гостью следует привести в чувство… Куанг поднял голову.
– Ну, ладно. Сделанного не воротишь. Птичка, как говорится, улетела. Тебе налить что-нибудь?
Голос Куанга звучал спокойно, как будто и не было этой бешеной вспышки.
– Пожалуй, – с облегчением, принимая более выгодную позу, сказала У Киу и добавила кокетливо: – Только покрепче. Ты меня так напугал!
Приняв из его рук напиток, она глотнула терпкую ароматную жидкость с запахом кальвы – сочного великана с огромными медоносными цветками, появляющимися неожиданно в любое время года, но огражденными столь же великолепными колючками. Посмотрев на свет салатно-зеленую жидкость, У Киу сказала, размышляя:
– Не понимаю, что тебя так разозлило. Ведь отец сказал правду.
– Правду, да не всю, – Куанг снова нахмурился. Что-то опять забрезжило в сознании, словно недоделанная работа или нерешенная задача, но он, настроившись на отдых, отстранился от размышлений, как всегда откладывая решение до времени, когда почувствует себя к этому подготовленным. – А, да не в том дело! Пей лучше! У меня такое настроение…
Она оставила чашу, подошла к нему и обняла за плечи.
– Знаешь что? Поедем ко мне.
Он упрямо мотнул головой.
– Нет уж! Если поедем, то ко мне.
И было столько неуступчивости в его словах и интонации, что она тотчас согласилась, боясь, что он вдруг передумает и займется своими, непонятными ей делами.
– Как хочешь.
И снова отдел провожал их завороженными взглядами: для них У Киу была еще более недоступной, чем сам калхор, почти божеством, а их руководитель – легендарным героем Сутангом, победившим, правда, с помощью огненных стрел белых богов, в единоборстве бешеного вожака ауров.
Весь вечер они пили, перепробовав почти все легкие напитки из погреба Куанга. Захмелев, он полез целоваться. Она смеялась, называла свирепым езу, а он обнимал ее упругое тело и только мычал в ответ. Словом, приручение дикого зверя все-таки состоялось, и она, довольная этим, уехала, вырвав у него обещание быть на ее дне рождения.
Стоя на вершине священной горы Харанг, название которой унаследовано одним из его далеких предков по линии отца, он пытался разобраться в том, что с ним все-таки происходит. Сегодня что-то должно решиться. В час заката соберутся гости в просторном дворце законодательницы мод У Киу, что является огромной честью для каждого приглашенного, а он, самый желанный ее гость, занят какими-то посторонними мыслями…
По преданиям, сюда, на гору Харанг, поднимались белые боги обсуждать свои дела. Говорят, воздух Ауэны был тяжел для них, а здесь, на одной из высочайших вершин планеты, им дышалось легче… С тех пор, когда кому-нибудь из рода ангов было трудно, он поднимался сюда принимать важное для себя решение. И вот сейчас, перебирая в памяти события последних недель, Куанг пытался найти ту единственную причину, которая вызвала в нем предощущение опасности: У Киу с ее дворцом, овеянным страшными легендами, или, что-то другое, более серьезное… Он верил в свой редкий дар предощущения, чудом сохранившийся в нем от диких предков и не раз выручавший в ситуациях, когда, казалось, обстановка не угрожала его жизни… Год с небольшим вместе со своим помощником Таяром Ум Куанг приехал на строительную площадку посмотреть, как продвигается обшивка корабля коваными листами. Стоя на лесах, он слушал пояснения Таяра, но, внезапно повинуясь инстинктивному чувству, взял инженера за руку и, прервав на полуслове, поспешно увел на другую секцию строительных лесов… Почти следом сверху сорвался полузакрепленный лист металла, дробя на своем пути стойки и настилы. Леса той секции, где они только стояли, рухнули, погребая под собой работавших на них людей. Таяр, увидев страшное месиво обломков досок, стропил, инструмента, металла и людских тел, содрогнулся и принялся благодарить Куанга за спасение от верной гибели… А недавний случай в лаборатории Ай Сианга? Разве кому-нибудь объяснишь, почему тогда внезапно пропал интерес к двойной реакции замещения, которую демонстрировал его друг, и нестерпимо захотелось покинуть этот зал…
