– Садись и ты, Ин Куана. Поужинаем вместе.

Она присела, глотнула из его чаши напиток и засмеялась.

– Первый раз пробую напиток мужчин!

– И как?

– Вкусно.

– Ты удачно попала на сайту. Она настояна на ароматных травах и очень подходит к жареному мясу.

Ужин окончательно снял с Куанга всю напряженность Последних дней, и он с благодарностью посмотрел на маленькую девушку, обладающую каким-то гипнотическим воздействием на него…

– Сколько же тебе лет, Ин Куана?

– Двадцать пять.

– По тебе не скажешь. В твоем возрасте уже имеют детей, а ты совсем девочка.

Она покраснела.

– Это большой недостаток?

Куанг засмеялся.

– Нет. Тебе это очень идет, как все, что ты делаешь.

– А у тебя очень усталый вид. И тебе надо немедленно лечь и хорошенько выспаться.

– Да, – сказал Куанг. – Я действительно переутомился. Давай будем спать.

Он трансформировал ее кресло в кровать, достал из настенного шкафа постель и мягкое одеяло. Передав все это Ин Куане, он погасил свет и, раздевшись, улегся на свое широкое ложе. Он был уверен, что уснет, едва коснется постели, но миновали ауна за ауной, а сон не шел. В переутомленном и перегруженном впечатлениями сознании всплывали страшные воспоминания… Он ворочался, пытаясь отогнать их, но с каждой инауной они становились ярче, зримее… Он в исступлении заскрипел зубами.

– Тебе нехорошо, Великий?

– Спи, Ин Куана.

– Нет, тебе очень нехорошо. Я же чувствую. Хочешь, я лягу рядом с тобой?

– Не говори глупостей!

Но она не послушала его. Скинула с себя ночную одежду и легла рядом, прижимаясь обнаженным телом.

– Глупая ты, глупая, – сказал он, обнимая ее маленькие плечи. – Ведь я мужчина.

– Ну и что? Лишь бы тебе было хорошо.

И странно, ощущение ее маленького тела наполнило его спокойствием, и тогда появилась нежность к этому удивительному созданию, так тонко уловившему его внутреннее смятение, которое не проявлялось в постоянном напряжении последних дней, но едва наступила разрядка, как из подсознания выплыли многочисленные подробности тех трагических эпизодов, которые они с Таяром вынуждены были наблюдать, чтобы убедиться в полном уничтожении приспешников Ал Парина. Таяр сломался сразу, а он вынес всю тяжесть психической нагрузки только из сознания величайшей ответственности за будущее, но кто знает, сумел бы он выстоять сейчас, если бы не эта маленькая хрупкая девушка, уловившая истинно женским чутьем начало того страшного процесса саморазрушения, после которого человек либо топит в неистовой злобе и в жестокости проблески своей совести, либо навсегда отрешается от всего, что связано с его бывшей деятельностью… И, не раздумывая, она отдает ему все, лишь бы остановить, если не подавить, болезнь в самом зародыше…

Все двадцать с лишним суток долгого пути к Сооне они были неразлучны. Через двое суток – а на высшей точке гиперболической траектории и каждые сутки – приходилось менять режим полета, а заодно и вносить поправки… Таяр страдал неодолимым отвращением к рубке, и Ум Куанг старался не вызывать его без крайней нужды. Ин Куана обычно сидела в штурманском кресле Таяра и присматривалась к действиям Куанга.

– Можно, я попробую посчитать? – спросила она на четвертый день пути.

– А разве ты умеешь? – удивился Куанг. – Ах, да!

Отец говорил, что ты способная к математике, но ведь это сложная параметрическая машина, это даже не кристотрон!

– Мне кажется, в ее основе те же принципы, – несмело заметила Ин Куана. – А на микрокристотроне я работала. Отец поручал мне рассчитывать орбиты планет.

– Даже так? – обрадовался инженер. – Тогда, пожалуй, можно и попробовать! Только учти, что машина работает не в нашей системе счета. Ведь ее конструкция принадлежит Белым богам, и даже не в десятичной системе, которая применена ими в микрокристотроне, а в двоичной.

– Я знакома с этой системой, но до сих пор не могу понять, зачем нужна такая сложная система обозначения цифр, когда есть более простая?

– Машине проще оперировать с простыми сигналами: да, нет, плюс или минус, и так далее…

Они просидели в рубке до ужина. Ин Куана к концу занятий, хотя и не без погрешностей, выполнила несколько расчетов самостоятельно.

– Ты – клад! – радовался Куанг за ужином. – До конца полета ты сможешь делать расчеты не хуже Таяра. Конечно, это далеко не все, что должен знать хороший штурман, но и такая помощь для меня много значит. Впрочем, я не спросил тебя, хочешь ли ты быть моим помощником?

По тому, как загорелись ее глаза, он понял, что ее можно было и не спрашивать. Но вспышка радости и гордости у нее тут же сменилась смятением.

– Ой, Куанг! Мне страшно. А вдруг я не смогу? Или ошибусь?

– Сможешь! – улыбнулся ее страхам Куанг. – А от ошибки никто не пострадает. Для того и предусмотрено два человека и две машины, чтобы исключить ошибки, если они появятся.

– Тогда я согласна! Только мне еще надо многому научиться.

Она была необыкновенно хороша в своем смущении перед будущим, и Куанг подумал, что напрасно он поторопился назвать У Киу своей женой. Что в ней, кроме красивой внешности? Ни душевного тепла, ни искренности, ни этой трогательной наивности, не говоря уже о заботливости и постоянной готовности помочь ему хоть в чем-нибудь… Он ласково сжал ее руку и ощутил трепет пальцев, но тотчас девушка осторожно освободила руку.

– Куанг, а почему ты не берешь с собой У Киу?

– У Киу, – тяжело вздохнул он, возвращаясь к действительности; – У Киу – земная женщина. Ей этого не понять, да она и не стремится…

– Я не о том, – перебила Ин Куана. – Ведь, если мы будем летать вместе, мы… я…

– Ты хочешь сказать, что мы уже не сможем быть друг без друга?

Она потупилась.

– Да, Куанг. Я тебя очень люблю… И всегда любила… – Куанг промолчал. Все оказывается проще, чем думал он. Она не столько беспокоилась о нем, сколько о себе! А может, он не прав? Любящее сердце – вещее! Она ведь не заботилась о том, что он может о ней подумать. Просто пришла к нему в самый трудный момент…

– И потому ты так легко переступила…

– Нет, Куанг, нет! – она возмущенно затрясла головой, потом подняла на него свои большие, ясные глаза. – Тебе тогда было плохо. Очень плохо, Куанг.

Краска стыда и нежности залила лицо Куанга. И это для него, привыкшего управлять собой и своими чувствами, оказалось неожиданным откровением. Он приложил ее маленькую руку к пылающей щеке.

– Ты видишь, мне стыдно, что я о тебе плохо подумал. Мне тогда действительно было очень плохо. Только ты и твоя любовь спасли меня.

Он отпустил ее руку.

– У Киу так бы никогда не поступила. Она прежде всего думает о себе. Я не знаю, как будет дальше. Я не могу себе позволить оставить корабль и вернуться к земным делам, пока есть малейшая надежда спасти хотя бы часть людей с нашей Ауэны… Я не могу так сразу решить, с кем мне лучше, с тобой или У Киу. Давай оставим все как есть, ничего не предрешая… У нас с тобой будет не очень веселая жизнь, но давай думать в первую очередь о тех, кто нуждается в спасении…

– Прости, Куанг. Я никогда больше не буду об этом напоминать. Пусть все будет, как будет. Но я женщина, и если… будет ребенок, как я могу сказать, кто его отец?

– Не беспокойся, Ин Куана. Я скажу всем, что ты мне жена.

– Но ведь нет такого закона, чтобы было две жены?

– Значит, будет, Ин Куана! Или будет другой закон, по которому муж сможет оставить первую жену, если он ее разлюбил. Создавая новое общество свободных и равных, мы должны предусмотреть право людей и на это. Любовь тоже должна быть свободной.

– Но тогда и женщина должна иметь такое же право;

– Конечно, Ин Куана.

Она покачала головой.

– Ты такое говоришь… Наши никогда не согласятся.

– Кто это – наши?

– Верховные. Они и так косятся на меня. Нехорошо так, недобро. Они ведь все понимают, да мы с тобой и не скрываем своих чувств.

– Действительно, не скрываем! – засмеялся Куанг. – Но ты несколько преувеличиваешь роль жрецов. До сих пор они были всего лишь пассажирами в нашей жизни. Пусть уважаемыми, но… пассажирами! В новой жизни им придется работать наравне с другими. Они должны будут учить и воспитывать всех детей нового общества. Всех, а не только своих, как они делали раньше!