– Всем пока, – бросил он через плечо и вышел.

Как только Дэвид оказался в коридоре, напряжение в теле сразу же понемногу стало стихать. Он прошел по длинному коридору и спустился по лестнице. Выйдя на улицу, глубоко вдохнув, он медленно поплелся вдоль дороги.

– Мам, пап, я дома, – открывая входную дверь, Дэвид вошел в дом.

Никто не ответил. Дэвид обошел гостиную и понял, что дома никого нет.

Неохотно поужинав, он направился в свою комнату и обессиленный, плюхнулся на диван. Работа изматывала его морально, и к вечеру сил не оставалось уже ни на что. Всё, чего он сейчас хотел, это просто полежать и расслабиться. Вытянувшись на диване, он погрузился в мечты о том, как он наконец-то уходит с ненавистной работы, открывает в себе талант музыканта и писателя, находит девушку-красавицу, и они вместе уезжают далеко отсюда. Мечты мечтами, а как воплотить это всё в реальность Дэвид пока не имел и понятия. Каждый день он тщательно продумывал план и варианты по своему спасению, но всё заканчивалось тем, что под тяжестью своих мыслей, он, сам того не замечая, погружался в сон, а когда просыпался, от них не оставалось и следа. Вот и сейчас он не заметил, как задремал. Проснулся он от стука входной двери. Дэвид поднялся с дивана и посмотрел на часы.

«Да уж, опять целых два часа на сон потерял» – злясь на самого себя, подумал он.

– Дэвид, ты дома? – донесся голос матери из гостиной.

– Ну а где же ему еще быть-то? – послышался голос отца. – Разве он куда-нибудь выходит…

– Дома, – крикнул Дэвид.

Сам Дэвид и рад был куда-нибудь пойти поразвлечься, да некуда. Друзей у него не было, потому что у всех его знакомых были совершенно другие интересы и вкусы, начиная от дрянной музыки и заканчивая культурой общения, а идти у кого-то на поводу, вразрез самому себе и своим принципам, он просто не мог. Лучше уж быть одному, чем сбиваться в это стадо, ругаться матом и распивать алкоголь по подворотням, думал Дэвид. В этом маленьком городке оторваться можно было разве что только в каком-нибудь дешевом клубе, да и из развлечений-то там только алкоголь и пьяный мордобой. Исходя из того, что Дэвид был категорически против курения и алкоголя, этот вариант сразу же отпадал. При всем этом, Дэвид никогда не был ботаником, в плохом смысле этого слова. Просто, наверное, он был так воспитан, что не мог воспринимать ненормативную лексику, и обходил стороной тех, кто этим злоупотребляет.

– Оуэн, Дэйви, к столу, – позвала мать из кухни, – ужинать, я накрываю.

– Идем-идем, – ответил отец.

Спустя минуту все трое уже сидели за кухонным столом и молча поглощали суп с индейкой – Оуэн и Мэри напротив друг друга, Дэвид между ними.

– Ну как прошел день, – поинтересовалась Мэри, переводя взгляд с сына на мужа и обратно.

– Тебе правда это интересно? – уткнувшись в тарелку и пережевывая мясо, равнодушно спросил отец, – Да всё как обычно, что с нами будет.

Он никогда не был многословен и предпочитал больше делать, нежели болтать. Из-за этого у отца с матерью часто возникали недопонимания и как следствие того – постоянные споры.

Мать покосилась на отца.

– Ну не хочешь не говори, – сказала она.

Снова повисло молчание. Тишину нарушало лишь постукивание ложек.

Дэвид доел суп и, подняв голову, увидел на себе пристальный взгляд матери. Она с улыбкой на лице молча наблюдала за ним.

– Что? – вопросительно вскинул брови Дэвид.

– Когда же ты уже женишься-то а? – вдруг спросила она.

Дэвид поперхнулся. Такой вопрос застал его врасплох и заставил перемениться в лице. Дэвид вообще старался всячески избегать этой больной темы. Он не хотел жениться, ему было мало найти одну единственную. Дэвид хотел всех девушек, и сразу.

– А что если я не хочу? – неуверенным осипшим голосом сказал Дэвид, стараясь побыстрее покончить с ужином и скрыться в своей комнате, чтобы избавиться от этого неприятного разговора.

– Ну как так, все нормальные люди женятся, а ты что? – пытаясь придать мягкости голосу, не унималась мать. – Двадцать пять лет всё-таки уже, пора.

– Только для этого для начала надо из дома выйти, – усмехнулся отец, – иначе потом поздно будет.

– Так, понятно, – резко ответил Дэвид и, быстро допив свой чай, поднялся, – я не «все», уж как-нибудь сам разберусь.

Он вышел из-за стола и скрылся в дверном проеме.

– Спасибо, мам, было вкусно! – бросил он через плечо. – Я спать.

Оуэн и Мэри переглянулись.

– М-да уж, разговора опять не получилось, – нахмурив брови, сказал Оуэн.

– Иногда мне кажется, что это наша вина… – Мэри опустила глаза в стол, – Мы воспитали слишком «правильного» сына для этого злобного мира…

– Мэри, не вини себя. Отложим этот разговор на следующий раз, – успокоил ее Оуэн.

Дэвид стоял за углом и всё слышал. Ему стало не по себе от того, как родители так близко к сердцу воспринимают его одиночество. Он поспешил в свою комнату, бесшумно ступая, чтобы не выдать себя.

Наверно они правы, подумал Дэвид. Человек изначально обречен быть чем-то кому-то обязанным. Это выгодно тем, кто на данном этапе становления, стоит выше – родителям, учителям, работодателям, возомнивших себя вершителями судеб, государству, в конце концов, обременяющего простых граждан большую часть жизни жить кредитами. Ведь когда у человека есть обязанности, он становится зависимым от обстоятельств, мозг отключается, сознание начинает работать по уже запланированному сценарию «свыше» и человеком становится проще управлять. Простому гражданину чтобы выжить приходится всю свою сознательную жизнь ходить на ненавистную работу от звонка до звонка. На раздумья и попытки изменить свою жизнь к лучшему просто не остается времени и сил. А когда, под давлением окружающих и по правилам якобы «нормального» общества еще появляется и семья, а за ней в придачу еще и жилье в ипотеку, потому что, со своей работой иначе никак, человек превращается в кусок глины, из которой власть может лепить всё что им самим угодно. Человеку остается лишь подчиняться всем принципам навязанных стереотипов о правильной жизни и по вечерам, за кружкой пива в кругу своих друзей, таких же неудачников, громко молчать и гомерически плакать.

По большей части общество само виновато в этом. Ведь оно само поддерживает и распространяет из поколения в поколение миф о навязанных семейных ценностях, загоняя тем самым себя собственноручно в эту ловушку. Это удобно, ведь кто знает, что на уме у свободного и независимого человека с чистым и трезвым разумом, не порабощенного долгами? Он непредсказуем, думает иначе, а значит и неугоден обществу, ведь никто не знает, чего от него ожидать в следующее мгновенье.

*****

На часах семь часов утра. Снова играет мерзкая мелодия будильника. Дэвид с трудом открыл слипшиеся глаза и огляделся. Он полностью одетый лежал на своем диване.

«Это ж как меня так вырубило вчера-то» – подумал он, стараясь поскорее выключить традиционную утреннюю какофонию. На этот раз он встал с первого раза и сразу же пошел в ванную. Родители уже были на кухне и завтракали. Быстро приняв водные процедуры, он присоединился к ним.

– Доброе утро, – поприветствовал их Дэвид, приготовив себе бутерброд.

– Доброе, – откликнулась мать.

На протяжении всего завтрака никто больше не сказал и слова, но Дэвид-то знал какие мысли сейчас у них в головах. Они определенно хотели бы продолжить вчерашний разговор, да, похоже, не знают с чего начать, чтобы снова не спугнуть его.

– Ладно, давай собирайся, – обратился Оуэн к Мэри и встал, – пойду пока выгоню машину.

– Хорошо, – ответила Мэри и ушла в спальню.

Дэвид покончил с завтраком в одиночестве. Из прихожей раздалось традиционное напутствие от матери:

– Всё, Дэвид, мы уехали. Не забудь закрыть за собой двери.

– Хорошо, – дежурной фразой ответил он.

Входная дверь захлопнулась. Раздался звук отъезжающего автомобиля. Дэвида вот уже который месяц не покидало ощущение повторяющихся событий. Как будто это был один сплошной, длинный день, поставленный на повтор, который никогда не заканчивался.