***

Бритоголовый, как и было ему велено, пошёл провожатым. Шли коридорами, спускались и поднимались по ступенькам, вокруг ни одной живой души. Тишина, запустение, точно в Тихом. Прошли мимо коморки Носатого, а она под замком. За грязным стеклом не горит лампа, стало быть давно и надолго заперто. Попытался спросить, куда подевался Носатый? Дело к нему имеется. Мордастый даже ухом не повёл, толкнул меня плечом и пошёл вперёд.

Возле баньки мы и распрощались. Провожатый поглядел на меня с прищуром, улыбнулся недоброй улыбкой и побрёл к большой куче поленьев. К нему выбежал Воха в новой холщовой рубахе. Говорили они недолго, Воха часто кивал, прятал взгляд, нервно почёсывал щеку. Когда мордастый ушёл, хозяин баньки заспешил ко мне.

– Велели отмыть, накормить, и на чистые простыни уложить. – На одном дыхании выпалил Воха, присел рядышком на лавку что прикопана тут же у самой баньки. – Слышь, Бродяга? – Банщик пожевал губу, громко вздохнул. – Откуда они взялись? Командуют точно у себя дома. Каждый день новые правила, порядки. Лично мне наши вояки как-то больше по душе. Держались они обособленно, в наши дела не лезли. А эти везде нос суют. – Воха махнул ручищей, потянулся к ведру с водой, сунул в него почерневший от времени деревянный ковшик. Выловил букашку и выплеснул на земляной пол. Глянул на меня, вздохнул и поведал. – Уж больно щедры пришлые, патрон горстями сыплют. Как бы чего не вышло? А ты что думаешь? Чего ждать-то?

– Я не провидец. Не знаю.

– Жаль. – Воха поскрёб шею.

– Не думай о плохом и всё обойдётся. – Посоветовал я. Странно устроен человек. Сам-то в это не верю, а Вохе присоветовал.

– Да я и не думаю. Гоню прочь гадкие мысли, но что-то не выходит. Тревожно как-то. – Пожаловался Воха. – Вчера Махута собрал вещички и драпанул через дыру. Пенчуки всем семейством следом за ним ушли. Днём раньше Ташкан с Куцым сбежали. Вот и Карлуха дал дёру. Приходили тут двое, искали Коротуна, стало быть и он сбежал. Драпает народец, бежит со всех ног.

– То-то я гляжу, тихо в Бочке. Совсем не весело.

– Да какое тут веселье? Все наши беды с Пуздро и начались. Обходит люд Бочку десятой дорогой. Охотники и те сторонятся, а куда мы без мяса? Пропадём.

– А сами то что, безрукие или стрелять разучились? Зверья полна округа.

– Да кто нас пустит? – Воха махнул рукой. – Заперты ворота.

– С чего вдруг?

– Для безопасности. Неспокойно за стенами, банда в лесу прячется. Душегубы Пуздро порешили.

– Кто сказал?

– Дык. – Воха пожал плечами. – Пришлые и сказали.

– И ты поверил?

– Да, поверил. Зачем им врать? Вон и на вояк кто-то напал. Заставы попалили, кучу народа перебили. Уж если и вояк начали бить, жди беды.

– Ожирели Вы, обленились. Приросли к Бочке.

– Приросли. – Согласился Воха, плюнул под ноги и ткнул меня локтем в бок. – Слышь, а сам-то ты что думаешь? Чего нам ожидать?

– Да что с вами будет? Стены крепкие. Позабыл, как лиходеи с Туманной долины к вам наведывались? Постреляли их, тем всё и закончилось. Мор по округе лютовал. Два поселения вымерло, а вам хоть бы что. И в этот раз обойдётся.

– Так-то болезнь, травники зельем отпоили. Да и разбойников мы знали где отыскать. – Воха сжал мясистые кулаки. – Сейчас всё по-иному. Ничего не известно, одни догадки.

– Уходи, пережди в другом месте.

– Как уходи? – Воха уставился на меня точно увидел привидение. – Куда?

– Да куда угодно.

– Не могу. – Воха зачерпнул ковшиком воды, хлебанул. Смачно крякнул, вытер губы рукавом рубахи. – На кого я баньку брошу? Моя она. Да и идти особо-то не куда. Разве что к Минькиной тётке в Приболотье. – Воха поскрёб шею, призадумался и выдохнул. – Не пойдёт Минька. Хозяйство оставить не на кого.

– Вот и оставайтесь, может что-то и высидите? Банька у тебя хорошая, славная банька. Будешь и дальше, своих и пришлых парить, патроны горстями загребать. Разбогатеешь.

– Ой, не знаю, не знаю. Как бы бедой нам это богатство не вылилось? – Глядя на повидавшее виды ведро, с тревогой в голосе поведал банщик. – Сердцем чую, добром это не закончится. Но как своей бабе разъяснить? Она от этих патронов да консервов, совсем умом тронулась. Шутка ли, за последние дни столько заработали. На год, а то и на все два безбедной жизни хватит.

– Ответь мне Воха? Как считаешь, покойникам нужны консервы и патроны?

– Ты чего? Тьфу на тебя. – Воха вскочил. – Правду говорят, Тихий у вас мозги сушит. Да кто на такое отважится? Мы чай не в болотах, не в лесу. Порядки у нас другие.

– Растапливай баньку.

– Чего? – Воха захлопал глазами.

– Велели помыть?

– Ага. Велели. – Воха закивал.

– Начинай. Да скажи Миньке, пусть Гуньку кличет, на стол накрывает. Сколько тебе за мою помывку да кормёжку патронов отвалили?

– Ничего не дали. – Воха пожевал губу. – Пообещали – сотню не меньше.

– Подорожала банька. – Я повернулся, хлопнул рукой по чёрным брёвнам сруба. – Долг не позабыл списать? Что же ты Воха честных людей в должники зачисляешь?

– Так я не знал. – Банщик виновато опустил голову и проворчал. – Нет долга. Списал всё подчистую.

– Ступай, готовь баньку. Рассола принеси, башка раскалывается.

Мыться совсем не хочется, вернулось похмелье. В голове гудит, спину ломает, кости выкручивает. Во рту неприятный привкус вчерашнего, нет, сегодняшнего веселья. Прилёг я на лавку у баньки и задремал. Наверное, так бы и проспал до самого вечера. Не дали, пришёл Гунька. Я успел пожалеть, что велел позвать приятеля. Шумный он.

Уговорил меня Гунька попарится. Сказал – это поможет, и оказался прав. Спирающий дух пар, веники и умение Вохи хлестать без устали прогнали похмелье. Ломал меня банщик своими ручищами, охаживал вениками. Думал помру. Не дали, окатили холодной водой и выволокли из баньки, усадили на лавку, напоили рассолом. Полегчало, голова прояснилась. Набравшись наглости и помня щедрость пришлых, попросил Миньку сбегать в лавку Гундосого. Принесла хозяйка чистое бельё мне и приятелю.

Оделись во всё новое, сели к столу, там же у баньки. Минька накрыла стол. Посмотрели мы на закуски и переглянулись. Два пересушенных куска вяленого мяса, пяток клубней белой сомнительного вида, бочонок пасты. Из выпивки, два недолитых кувшина кислой.

– Вот те на? – Вымолвил Гринька, искоса поглядывает на Миньку. – И как это всё понимать?

– А как хочешь так и понимай. – Грубо ответила Минька, упёрла руки в бока встала стеной по ту сторону стола

– Ты чего? – Гунька глядит на Миньку, та на него. – Тебе что было велено? А ты что притащила?

– А что нашла, то и притащила.

– Где нашла, на помойке? – Гунька ткнул пальцем в клубень белой. Ковырнул ногтем кусок почерневшего, не первой свежести мяса. – Тащи жаренное с пылу с жару.

– А кто заплатит? – Хозяйка вытерла руки о свежий фартук и подалась вперёд. – Цены нынче взвинтили, колечки да серьги просят. У меня нет. Сам сходи и обменяй, я приготовлю.

– Не желаю с тобою говорить. Зови Воху. – Строго заявил Гунька и ещё строже добавил. – Клич хозяина.

– А нет его. Ушёл.

– Куда? – Гунька скривил кислую рожицу.

– Куда нужно, туда и ушёл.

– Тащи мясо, колбасу, соления. – Потребовал приятель, толкнул меня в плечо и заверил. – Притащит, никуда не денется.

– Ага, щас. – Минька кивнула, сунула руку под вырез, поправила грудь. – Уже бегу, аж упрела. – Объявила жена банщика и дунула на непослушный локон. Тот поднялся и вернулся на прежнее место, прикрыл глаз. – Своими девками командуй, а у меня сиди тихо. Ешь что даю. Не нравится, так я тебе. – Хозяйка поправила волосы и пригрозила кулаком. Гунька вскочил, ретировался за баньку и оттуда прокричал.

– Знаю я! Всё знаю. Как в кислую, бродилку льёшь. И о твоих похождениях, тоже наслышан. Расскажи мужу про сеновал, поведай как с Гундосым хороводы водишь? И про Кузяку, что с тобою за ягодой ходит, тоже расскажи. А может Карлуху позвать? Он-то тебе соврать не даст.

– Врёт недомерок. – Брякнула Минька и выпучила глаза.