- Быстрее, и не слишком шумите, ленивые задницы! – поддержал соратника сэр Этьен, до этого молчавший.

Он приблизился к испуганной Мабель, и невзирая на ее слабое сопротивление, усадил ее на коня впереди себя. Девушка стиснула зубы, чтоб не разрыдаться. Ясно было, что романтические мечты о прекрасном и благородном воине, который спасёт её, а после на благородном скакуне умчит в страну эльфов и розовых единорогов, несколько утратили связь с реальностью. Она со страданием во взоре обернулась к отцу, которого надёжно связали и посадили позади одного из пажей. Так же связали и служанку, участь которой отличалась от участи остальных слуг лишь тем, что копейщик, которому она досталась, откровенно ухмылялся и тискал несчастную, будто курицу перед ощипыванием.

Впрочем, сэр Этьен, несмотря на насмешливое выражение лица, обращался с девушкой максимально вежливо, даже пытаясь развлечь ее подобием галантной беседы.

Хамона тоже связали и посадили верхом, оставив, впрочем, шуту лютню, но пригрозив ему разбить её, при попытке издать любой громкий звук. Сэр Осберт кое-как дотащился до носилок и не без помощи Доминики, почти упал в них. Она была благодарна уже тому, что ей позволили остаться с ним, хоть и плохо представляла себе их дальнейшую участь. Впрочем, тяжёлые условия последних лет закалили её, а природное жизнелюбие и оптимизм не позволяли девушке окончательно пасть духом.

Отряд двинулся в сторону замка Паэнгард, даже не позаботившись о своих и чужих убитых, оставляя их тела на поживу местных “санитаров леса”.

Однако за то короткое время, прошедшее между окончанием битвы и отправкой “копья” и пленников, расторопные слуги и наемники прибрали все, имевшего хоть малую ценность, и перевязали своих раненных. По просьбе Доминики, ей даже вернули ее сумку с бинтами и лекарственными травами и бальзамами.

Ехали быстро и почти молча, разве что изредка перекликаясь между собой. Лошади тихо похрапывали, да и кое-кто из пленников тоже – сказалась усталость и треволнения дня.

Сен Клер гнал отряд что было духу, не останавливаясь на привалы. Надо признать, что дисциплина была отменная – каждый воин или паж знал свое место и роль, послушание командирам было беспрекословным – чувствовалось, что эти люди много и часто воевали вместе, привыкнув, таким образом, мыслить и действовать как отдельный организм.

Сам тамплиер ехал сразу позади своего оруженосца Джослина, внимательно вглядываясь в окружающую темноту. Что уж он там видел, было малопонятно, впрочем, судя по выучке и повадкам рыцарь был опытным воином, готовым практически к любой неожиданности. Сэр Этьен же, казалось, был гораздо более легкомысленен, целиком и полностью занявшись успокоением своей пленницы. Внимательный зритель, однако, мог бы заметить, что несмотря на напускную беспечность, глаза его так же были в основном сосредоточены на окрестностях.

Сэр Осберт снова уснул, положив голову на колени своей спутницы, отчего ноги у нее быстро затекли, но она боялась пошевелиться, чтоб не помешать его отдыху, надеясь, что проснувшись, он сможет гораздо более эффективно заступиться за своих спутников.

Она и сама чутко дремала, понимая, что день будет долгим и усталость не будет для нее помощником.

Появление Паэнгарда они проспали, очнувшись лишь тогда, когда шум спускаемого моста возвестил о прибытии к цели.

Протерев глаза, послушница высунула голову из носилок, с немалым интересом разглядывая замок.

Паэнгард, как и другие твердыни тех времён, строился много лет назад, хотя был не таким уж и старым. Он, как и другие замки такого типа, стоял на небольшом возвышении. Стены его были прочны, а башни – весьма высоки и заметно было, что их периодически ремонтируют. На башнях развевались флаги его бессменных хозяев – семейства де Макон – серебряный лис на черном поле, а по бокам от него – два дуба. Геральдически правильная, но странная поза лиса частенько приводила к тому, что, кстати, владельцев Паэнгарда иногда, хотя и тихо и с оглядкой, называли “помечающими свои владения”.

Вокруг замка шёл глубокий ров, наполненный водой из соседней речушки, через который был перекинут широкий мост.

Приблизившись к замку, тамплиер громко и нетерпеливо затрубил в рог. Ясно было,что он ни единой лишней минуты не желает находиться на открытом пространстве. Да и его люди периодически оглядывались на оставшийся позади лес, как бы опасаясь того, что может оттуда выйти.

- Сэр Осберт – послушница осторожно тронула рыцаря за плечо. Тот медленно раскрыл свои глаза, небесно-голубого цвета и попытался сфокусироваться на её лице.

Девушка только мрачно вздохнула. Рыцарь выглядел совсем больным. Она и раньше видела его в похожем состоянии, но сейчас головная боль донимала его уже более двенадцати часов. Сколько ещё он сможет выдержать?

Она не сказала всей правды Томасу Рокингемскому и его восторженной дочке. Рыцарь действительно был ранен при взятии Акры, точнее, на устроенном после взятия турнире, но его головные боли усиливались после обильных возлияний. Так случилось и вчера – перебрав на пиру, который устроил отец Осберта, сэр Адальберт ле Дюк после турнира, он с большим трудом дотащился до опушки леса.

Доминика действительно была послушницей в монастыре святой Ирменгильды. Она и вправду отправилась на турнир с целью лечить там раненных. Но, как любая женщина в те времена, одна она могла доехать лишь до ближайшей к монастырю уборной.

Они отправились в обратный путь, не мешкая, сразу по окончанию пира. И втемяшилось же не слишком протрезвевшему Осберту решить, что без его сопровождения отряд монахов и послушниц непременно затеряется в лесу!

Так и получилось, что отстав от остальных, полупьяный рыцарь, его странноватый шут и пожалевшая воина девушка оказались одни.

Пока Доминика размышляла, носилки ввезли в замок и практически вытряхнули оттуда пленников.

Всех повели в разные комнаты, слуг просто заперли в нижней оружейной (впрочем, кроме пары куч проржавевшего хлама, оружия там не было), Мабель и ее служанку Бланш куда-то увел один из пажей сэра Этьена. Она плакала и рвалась к отцу, но ей отказали, вежливо, но неумолимо.

Хозяин Рокингема громко кричал, призывая в свидетели всех святых и папу демонов, что мерзавцы без чести и совести, похищающие людей и отделяющие ребенка от отца (тут его красноречие достигло пределов, даже у наёмников вытянулись лица), заслуживают несомненной строгой кары. От требовал сию же минуту представить ему хозяина замка, сэра Жеро де Макона, иначе его жалоба дойдет до самого принца Иоанна.

Хамона и плохо стоявшего на ногах сэра Осберта заперли отдельно, причем Хамон громко распевал что-то про песню, которую невозможно задушить или убить. С чего он взял, что кто-то собирается с ним это делать, было непонятно. Слуги на всякий случай старались держаться от него подальше, справедливо полагая, что безумие может быть заразно.

Доминике досталась крошечная келья чуть ли не под самой крышей. Пока ее вели туда, она старалась запоминать повороты или считать ступени, но это оказалось напрасным трудом – замок был столь велик и запутан, что казался сотами – коридоры вели то все в одно место, то в тупики, башенки и комнатушки лепились друг к другу безо всякого склада и лада.

Ещё при въезде в Паэнгард, девушке показалось, что на верхней галерее промелькнул странный силуэт.

“Женщина?” – гадала она про себя, сидя на низкой лавке в той келье, которую ей определили тюрьмой. – “Пожилая женщина, да ещё и с младенцем? Откуда бы ей здесь взяться?”.

Доминика чувствовала, что голова у нее уже идёт кругом от множества событий, случившихся за последнее время.

Она открыла сумку и принялась бездумно перебирать лежащие там пучки трав, пытаясь собраться с мыслями и занять руки. Так, горечавка, полынь, наперстянка, арника, кориандр, мята, пижма…. А это ещё что ?!

В руках у девушки заблестел странного вида мешочек, украшенный золотистой нитью. Что-то восточное было в нём, и девушка вспомнила, как перед отъездом из Акры собирала кое-какие мелкие вещи. “Слаб человек и суетен, хочется ему обладать безделушками”, с неудовольствием подумалось ей. Видимо, так с тех пор в сумке и валялся.