Однако моей матери было некогда. Несмотря на то, что была калека, на одной ноге, она, как ни странно, пользовалась большой популярностью у мужчин. В нашей части коммунальной квартиры частенько табунились развеселые мужские компании под водочку. Выпив, мать любила поплясать. Это был макабрический танец с прыжками на одной ноге и виртуозным вилянием зада перед воспаленными похотью глазами пьяных собутыльников. Обычно мать начинала плясать одна, и к ней по очереди присоединялись пьяные ухажеры. Они так и вились вокруг нее, а она продолжала самозабвенно скакать по комнате, а, умаявшись, повисала на мужских руках.
Меня с братом обычно закрывали в другой комнате, и я через дверную щель наблюдал за происходящим в зале. Мне было мучительно стыдно за мать, за ее пьяные неуклюжие прыжки. Мужики впадали в азарт и скакали вместе с матерью, а потом, заваливали ее на кровать. Мать высоко задирала левую ногу, а мужики, конвейером, один за другим, занимали место на ней, суетливо дергали голыми задницами и отваливали в сторону, как упившиеся клопы.
После пьянки и случки мужики нехотя расползались. Мать бродила по квартире опухшая, злая, с растрепавшимися жидкими волосами, в одной сорочке, и сзади на сорочке расплывалось неприятно пахнущее пятно желтоватого цвета. Я не понимал, что это за пятно на сорочке матери, и только когда подрос, и случились первые поллюции, понял, что так неприятно пахнет сперма.
Я с братом выгребал из комнаты объедки (то, что не было съедено, мы с братом быстро подъедали), и на деньги от сданных бутылок покупали себе мороженое. Я мечтал, что когда вырасту и стану погонщиком слонов, индийские факиры смогут вырастить матери правую ногу, а если не получится, сделают костыль в форме ноги, который будет как настоящий, и украсят его бриллиантами.
В детстве, когда вся жизнь впереди, легко давать обещания, и не имеет значения, что мать – инвалид с маленькой пенсией, и все богатство – это две комнатушки в большой коммунальной квартире. Будущее казалось прекрасным.
В соседних комнатах в квартире жила тетка, у которой мечтал слямзить слоника. После возвращения из спецшколы, узнал, что тетка померла, диван, на котором стояли слоники, вынесли в сарай, а слоники куда-то пропали. Дядь Миша, сожитель тетки, подвыпив, любил рассказывать, что едва тетка испустила дух, семь слоников разом опустили всегда поднятые вверх хоботы, спрыгнули с диванной полки, процокали подставками круг возле кровати, на которой лежал еще не остывший труп тетки, и потянулись к выходу. Дядя Миша уверял, что услышал голос, приказавший ему открыть дверь. Повинуясь, он открыл дверь, и слоники гуськом спрыгнули с лестницы, а когда вернулся в комнату, покойница лежала на полу вниз лицом, в луже крови, сорочка задрана, а на спине отпечатались семь слоников.
Дети у тетки были далеко на Севере, тетку пришлось хоронить соседям. Дядю Мишу забрала милиция, и он исчез. Явился через восемь лет, беззубый, словно подгадав, к смерти старшей одинокой сестры, жившей на соседней улице. Соседи говорили, что дядь Мишу посадили за то, что смертным боем бил тетку, требовал деньги на выпивку, а тетка не давала. Дядь Миша, вернувшись из мест не столь отдаленных, учудил. Он стал на колени перед дверью квартиры, где жила тетка, поставил на пол семь слоников, искусно вырезанных из дерева, и попытался их поджечь. Полы на лестничной площадке были деревянные, и быть бы пожару, но в этот момент из квартиры вышла моя мать, чтобы пойти в магазин. Она закричала «пожар», выскочили соседи, и совместно отбуцкали дядь Мишу. Он не сопротивлялся, был сильно пьян.
После возвращения дядя Миша не просыхал ни дня. Сначала он пропил обстановку в доме, оставшуюся ему по наследству, потом стал пропивать уголь и дрова. Когда у него были деньги, в разоренном доме клубилась пьяная карусель, и дядя Миша наливал всякому страждущему. Когда нечего было продать, дядю Мишу угощали, но чаще били. Закончилось тем, что дядя Миша отдал дом цыганам за какие-то долги и повесился на старой яблоне, росшей прямо у входа в дом.
Диван без слоников собирались выбросить аккурат спустя месяц после моего новоселья в сарае. Сначала теткин диван выставили из сарая под навес, и на нем ночевали все кошки и пьяненькие соседи, которых не пускали домой разъяренные жены. Приходилось и мне ночевать на нем, а потом, когда диван совсем одряхлел, и из него полезла начинка из драных чулков, его снесли на мусорник.
Я бы с удовольствием забрал диван себе, он сделан из хорошего дерева, у него высокая спинка, по бокам валики. Но если в детстве я на нем умещался, а когда подрос, и мои увечные ноги свисали с дивана. Поэтому вместо дивана я взял валик вместо подушки. Валик небольшой, круглый, как раз под мою шею.
Сейчас лето. Однако лето прохладное, поэтому я укрываюсь одеялом с большой заплатой посредине. Его прожгли утюгом и выбросили за ненадобностью, а я, благодарный, подобрал, вспомнил, как в армии подшивал воротнички и присобачил на дырку заплату. Получилось живописно, в духе картины «Беспредметное» А.Экстер1. С картинами этой художницы я познакомился благодаря большой, красочно изданной в шестидесятые годы прошлого века, книге "Русский авангард в живописи". Книгу я нашел на книжном развале, ее никто не хотел брать. Так я познакомился с русским авангардом. Жаль, что фотографию моего одеяло нельзя выдать за работу неизвестного художника того времени. Одеяло коричневатого цвета с разбросанными по нему зелено-синими кубиками различной величины, и ярко-красный ромб, в белую косую полоску, в виде заплаты.
Мне надо вставать. Я откидываю одеяло и вижу свое исхудалое тело. На левой ноге из пяти пальцев остался один мизинец. На правой ноге нет стопы. Поэтому у меня большая экономия в отношении обуви, которую перестал покупать.
Теперь могу передвигаться только на инвалидной коляске. С костылями неудобно. Коляска старая, тяжелая, не раз чиненная, но другую не могу купить. Нет денег. Коляска стоит рядом с моим ложем. Я пересаживаю в неё почти ничего не весящее тело, натягиваю черную рубашку, треники, на культи ног – давно нестиранные носки, и готов к утреннему променаду.
Променад предпочитаю совершать на пустой желудок, в моем сарае еды не наблюдается. Это хорошо, иначе мыши замучили своим присутствием.
Денег на еду у меня тоже нет, я живу как птичка божия, что поднесут, то и клюю. Обычно я пересекаю две улицы и выезжаю на главную, которую недавно переименовали. Раньше она называлась улица им. Ленина, теперь называется имени царственного мученика Николая Второго. К нашему городу последний царь не имел никакого отношения, лучше бы улицу назвали в честь Александра Третьего, издавшего указ о присвоении поселению статуса города. Однако Александра Третий умер своей смертью, а Николая Второго убили большевики. Согласно последним изысканиям современных историков, Николай Второй в своем тайном дневнике, который недавно рассекретили, предсказал нападение немцев на Россию и изложил гениальный план, когда врага надо было заманить до Москвы, а потом бить и гнать супостата до самого Берлина. Как следует из откровений некоего русского схимника Антиохия из Сирии (то же недавно опубликованных) в годы войны царь Николай Второй незримой рукой гениального полководца направлял наши полки на битву с немцами и подсказывал наиболее лучшие планы грандиозных битв от Москвы до Одера.
