– Это от спешки. А мы торопиться не будем. У нас лошади отдельно, кухарки отдельно.

– Смотри, я небрежности не терплю. Ты либо пиши как следует, либо сейчас увольняйся.

– Пожалуйста, давайте начнём, мне самому уже интересно.

– Ладно. Только схожу за табачком, – Жозеф вздохнул, скрипнул креслом и вышел из комнаты. Ветер гремел на крыше, звенел в окнах и выл в трубе, заставляя огонь в камине дрожать и метаться. Жилище Жозефа представляло довольно скучный образец холостяцкого дома. Да, он был женат давным-давно, но его жена умерла, когда он был далеко отсюда, а детей у них не было. Дом был слишком мал, чтобы сдавать хоть часть его людям, так что жил он в одиночестве. Но нелюдимым или угрюмым не стал, редких гостей встречал радушно. Да, все эти едкие шуточки, словечки, от которых в приличном обществе краснеют щеки даже у юношей, не говоря уже о девицах, споры до потери голоса, да, всё это и было его радушием, это понимали мы, его ближний круг знакомых, его старые друзья или дети его друзей.

– В общем, если с самого начала, то так, – Жозеф кашлянул. – Это не пиши, это не надо.

– Я понимаю, вы продолжайте, Я потом напишу, как надо.

– В нашей деревушке появился один человек… можно назвать его странником. Никто его не знал, даже не знали откуда он, поэтому понапридумали про него в деревне таких небылиц, что смешно…

Жозеф начал рассказ. Не всё из этого он видел своими глазами, но обо всём знал довольно точно со слов других людей, достаточно уважаемых, чтобы им верить. Кроме того, я тоже являлся участником этих событий, так что кое-что знаю не понаслышке.

Странник этот действительно появился в рыбацкой деревушке некоторое время назад, в разгар осени, и сразу пошёл про него слух, что он обладает какими-то секретами, древними тайными знаниями. Отчасти эти небылицы можно было бы списать на необыкновенную сентябрьскую жару, которая мучала жителей деревни и напрочь отбивала охоту мыслить здраво. Кроме того, когда видишь, что у человека нет при себе ничего ценного, но он держится, не как бедняк или нищий, а с чувством собственного достоинства, то возникает зависть ещё большая, чем если бы он и вправду был богач. А зависть порождает сплетни, в этом-то жителям деревни нет равных.

При себе у странника было несколько мелочей – бумажка, будто из старинной книги, с текстом на языке, который никто здесь не знает, медное колечко, стеклянный шарик размером с вишню, сухой корешок, да семечко, неизвестно от какого растения. С этим богатством странник пришёл в деревню, стал проситься на ночлег.

– Не помню, кто первый это придумал, но сказали про него, будто он знает секрет вечной жизни, – продолжал Жозеф, сдержанно кашляя. – Да мало ли чего придумают люди от скуки и от жары, но нашлись те, кто поверил…

Жозеф продолжил рассказ, а я продолжил записывать.

* * *

– Мартин, иди открой дверь! Не слышишь, остолоп? – усталая женщина лет сорока отвлеклась от стирки и крикнула своему сынишке, чтобы поторопился открыть дверь. – Если по поводу долга, скажи – отдам не раньше, чем послезавтра; пусть хоть что говорят, сегодня отдавать нечем.

– Не-е, это к нашему новому постояльцу, – ответил Мартин и стал с грохотом подниматься на второй этаж вместе с хорошо одетым человеком. – Здесь! – он ударил кулаком в дверь так, что щеколда звякнула.

– Добрый день, – хорошо одетый человек стоял в дверях и оглядывал с любопытством комнату, сжимая в руках свою шляпу. – Добрый день, – повторил он в задумчивости. – На улице духота, сил нет.

– Доброе утро, так было бы точнее, – странник ответил вежливо. Его голос звучал тихо, но совершенно ясно.

– Понимаю, понимаю. Но я уже обедал, а когда я пообедал, я говорю людям «добрый день». Такой у меня порядок, – незнакомец продолжал искать что-то глазами в комнате.

– Ну, если порядок, то добрый день. Я не из тех, кто спорит по пустякам.

– А когда ж спорить, если не по пустякам? – весело парировал незнакомец.

– По пустякам спорить неинтересно, впрочем, мы уже спорим, и как раз из-за пустяка.

Незнакомец зажал свою шляпу под мышкой и подошёл к страннику.

– Меня зовут Лешад. Я – торговец, – Лешад протянул руку и слегка кивнул, и, будто спохватившись, добавил немного суетливо: – Не их тех торговцев, которых вы встретите на улице, я человек успешный, у меня есть магазин, у меня большая торговля.

– Очень приятно познакомится. Но чем обязан встрече? Я не продаю, не покупаю.

Лешад лукаво улыбнулся, как улыбаются, когда поймают кого-то на неискренности.

– Но не говорите, что у вас нет ничего, что не могло бы заинтересовать меня.

– Разве? Не понимаю.

– Люди говорят, – многозначительно произнёс Лешад.

– Одни люди говорят, другие верят, третьи от этого страдают.

– Правильно заметили, мне нравятся ваш прямой ход мысли. Если ближе к делу, то я человек, в общем-то, счастливый, но одно беспокоит меня – время. Его мало, как у всех людей. А сколько бы я мог сделать, если бы жил вечно, – Лешад вытащил шляпу из-под мышки и стал искать глазами место, куда бы он мог её положить, но всё в этой комнате казалось ему недостаточно чистым, как бы недостойным того, чтобы там лежала его шляпа. – Я говорю, разумеется, о делах благих, которые нам завещано творить, насколько хватит сил.

Странник по-доброму улыбнулся.

– Вы о вечной жизни? – спросил он.

– Да. Если вы обладаете таким секретом, то, наверное, хотели бы вручить его человеку достойному, чтобы умножать добро, а не зло.

– Верно. Но как отличить человека достойного?

– Это не так трудно, – его лицо стало ещё более довольным, красный румянец распространился уже на пол лица. – Вот поглядим на кого-то, кого мы знаем. Скажем, Марта, у которой вы снимаете эту комнату. Я ничего не имею против бедности, но вы видели, сколько она подаёт нищим? Я подаю вдвое от её милостыни. Видели, со сколькими людьми она не в ладах? Я не буду вам все подробности рассказывать, но умножь её года, умножится ли добро? Я лично не уверен.

– Вы ожидаете, что она будет помогать другим в её нынешнем положении? А если предположить, что у неё появились деньги и возможность помогать другим?

Лешад не ожидал такого поворота и на мгновение смутился.

– Знаете… Поверьте моему опыту, люди, которые никогда не имели больших денег в своей жизни, не сумеют ими распорядиться, даже для помощи другим. Тут нужен особый склад ума, ловкость, если хотите.

– Ловкость, чтобы помогать другим? О чём вы?

– Нет, я не это хотел сказать. Я стараюсь распорядиться деньгами так, чтобы всем было хорошо. Я эти деньги заработал, своим, заметьте, честным трудом, это не возбраняется, иметь много денег. Ведь так? – Лешад вопросительно посмотрел на странника.

– Не спорю. Продолжайте.

– Я подаю милостыню, но не просто так. Я никогда не подаю много за один раз, это часто не приносит никакой пользы, у людей бывает такая жадность, когда дело касается денег.

– Да, бывает, это точно.

– Вот. Когда я подаю, я хочу, чтобы мои деньги послужили нищему, чтобы он был сыт в этот день, а сыт, значит и благодарен дающему. Если я вижу, что мои деньги не будут на пользу нищему, то уж, извольте, я подавать не буду, поскольку не хочу вредить ему. Такой у меня порядок. Если я начну подавать без всякого порядка, если нищий сможет купить что-то кроме еды на мои деньги, то кто разберёт, где я, где нищий, не будет никакой благодарности, всё смешается. Я ведь говорю разумно? – казалось, что Лешад мог рассуждать об этом вечно, но время от времени ему необходимо было чьё-то одобрение.

– Я не мастер таких рассуждений, я оставляю вам решать, что для вас разумно, а что нет, – странник встал и прошёлся по небольшой комнате. – А что, если дать нищему больше денег, столько, скажем, сколько вы бы подали ему за полгода, но одной суммой? На эти деньги он смог бы устроить свою жизнь, купить одежду, возможно, найти работу. Это не меньшее доброе дело, чем давать ему каждый день, но это бы принесло ему большую пользу в будущем.