Эарендил шёл по Заповедному лесу, привычно ступая на многолетний ковёр из палой листвы так, чтобы не треснул под ступнёй ни один сучок. Он любил бывать здесь, как любил в этом лесу каждое дерево, каждый куст, веточку или листок. И ни капельки не уставал, а, наоборот, словно заряжался энергией природы, любуясь на буйную зелень дикой природы и пересекая широкие солнечные столбы, прорывающиеся сквозь ветви вековых деревьев. Стрёкот рассерженной сойки сразу привлёк внимание и заставил насторожиться. Эарендил присел, оглянулся, дёрнул острым ухом, прислушиваясь, и, не найдя ничего подозрительного, осторожно двинулся на стрёкот.

Вообще-то, по уложению эльфийской караульной службы, он должен был выпустить сигнальную стрелу в сторону заставы и дождаться подкрепления, но слишком сильны были неугомонный, совсем не эльфийский нрав и жажда подвига. Да и не в карауле он сейчас. Ещё с утра он попрощался с родичами и отправился навстречу с приключениями. Поэтому, Эарендил решил выяснить, что произошло, самостоятельно и, если это будет нарушитель, в одиночку задержать его и прославиться. А, как же иначе, если он покинул свой дом, именно, в поисках подвига и вечной славы?

Вообще-то, такие поступки не совсем в характере эльфов, в большинстве своём, предпочитающих не покидать завораживающую тишь Заповедного леса. Но, как говорится, прецеденты случались. Об этом напоминали имена героев, высеченных на зелёных скрижалях на Поляне Совета Родов. А, чем Эарендил хуже?

– Вы ещё гордиться мной будете, – прошептал он, вспомнив вечно недовольное лицо старейшины Алдонадара.

Словно в ответ, из кустов на краю оврага раздался рык. «Орк!» – подумал эльф, а рука уже выхватывала из заплечного колчана стрелу и накладывала её на тетиву автоматически, подчиняясь вбитому с детства инстинкту, вскинутого лука. Кусты шевельнулись, и оттуда донёсся храп, сопровождающийся причмокиванием и тихоньким повизгиванием. Эарендил приспустил тетиву, не опуская лука, тихонько, приставными шагами, приблизился, и, заглянув поверх ветвей, тихонько выругался. Вместо свирепого орка, прямо на краю оврага, спал гном. И он был мертвецки пьян. Даже сюда доносился мерзкий сивушный запах. В густой, широкой, чёрной как смоль бороде запутались веточки петрушки и ошмётки квашеной капусты, от чего она выглядела неопрятно. И что, теперь, с ним делать?

По-хорошему, конечно, нужно сопроводить его на заставу. Но, во-первых, тащить на себе невысокого, но широкого и крепкого, да ещё и мертвецки пьяного гнома, как-то не улыбалось. Во-вторых, происшествие, доброго слова не стоящее, повлечёт за собой долгие и муторные склоки со старейшинами подгорного народа, и, вряд ли, за такую находку тот же Виарель ему спасибо не скажет. Ну и, в-третьих – Эарендил только что сам нарушил уложение эльфийской караульной службы, распространяющейся не только на пограничную стражу, но и на каждого члена Рода. И, ладно бы, подвиг совершил, тогда бы никто его не ругал. Наоборот, хвалили бы, да, в пример другим ставили. А, сейчас, с этой находкой, не избежать ему наказания.

– Эй! – потыкал эльф гнома носком сапога в бок. – Вставай!

– Ум-гум, – промычало тело в свою бороду, повернулось на другой бок и, сорвавшись с края, скатилось в овраг.

– Ну, всё, – горестно вздохнул Эарендил, провожая его взглядом. – Сейчас голову сломает, а мне – доказывай, что не я его столкнул. Шума будет! Подгорный народ просто так с рук не спустит такое. Ой!

А ойкнуть было от чего. Достигнув дна, гном треснулся головой о валяющийся там ствол дерева, получил сверху по макушке скатившейся следом котомкой, но заворочался, встал на четвереньки, а, потом, кряхтя, поднялся на ноги. «Да у него чугунок вместо головы!» – подумал эльф, глядя, как бородач трубно высморкался, пошатываясь, обвёл мутным взглядом овраг, а, потом, поднял глаза наверх.

– Ты, как там? – не нашел ничего лучше, чем спросить, Эарендил. – Не ушибся?

– Ты чего дерёшься? – обиженно прогудел в бороду гном.

– Я не дерусь. Ты сам упал.

Гном шумно пыхтя, выбрался из оврага, таща за собой котомку, и, тяжело отдуваясь, уселся в траву. Эарендил успел заметить, как его обширный зад опустился прямо на кучку заячьего помёта, но, ничего не сказал, только неопределённо хмыкнув. Сам, в конце концов, виноват. Нужно смотреть, куда садишься. Похоже, падение благотворно повлияло на бородача. По, крайней мере, он протрезвел и посмотрел на эльфа, уже осмысленным, ясным взглядом.

– Гномы никогда не падают. Видел бы ты, по каким скальным уступам нам приходится передвигаться. Не чета этому оврагу.

– Вы же, вроде, под землёй живёте, а не высоко в горах, – усмехнулся эльф.

– Под землёй своих гор завались. И ущелий, тоже. А мы не падаем.

– Трезвые не падают. А пьяный и на ровном месте упадёт. Ты почему границу нарушил?

– Какую границу? – Гном повертел головой и озадачился. – Где это я?

– Ты в Заповедном лесу. Это владения эльфов.

– А, как я сюда попал?

– Это, тебе виднее должно быть.

– Ничего не понимаю. Помню, пил в корчме у Синего Носа. А потом… Ничего не помню, что потом было.

– Что же тебя родичи бросили? Или, один пил?

– Один. А, что?

– Просто, странно.

– Чего тут странного?

– Вы же, обычно, по одному не ходите, – вспомнил Эарендил шумные и неприятные компании гномов, которые довелось видеть у того же Синего Носа в корчме.

– Обычно – да. Но я – странствующий гном.

– Что-то я не слышал про странствующих гномов. По-моему, это всё равно, что сухая вода, или тёплый мороз.

– Теперь, услышал, – буркнул гном и отвёл глаза в сторону.

– Ой, что-то ты темнишь, борода!

– Ничего я не темню! Странник я. Чего не понятно!

– И, как зовут тебя, странник?

Гном встал, весь напыжился, словно индюк, важно, с достоинством посмотрел на эльфа сверху вниз и расправил свою бороду.

– Камнегрыз из рода Громобоев, – солидно кашлянув, представился он.

Как бы потешно ни выглядел он с остатками капусты и петрушки в спутанной бороде и с заячьим помётом на заднице, но этикет требовал оставаться серьёзным. Эльф, тоже, поднялся на ноги и церемонно раскланялся, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.

– Эарендил из рода Семи сосен.

– Вот, любите вы, остроухие, всякие заумные имена. Эарендил! Язык сломаешь, пока выговоришь. И, что ты делаешь тут? На пограничную стражу ты не очень похож.

– Тоже странствую.

– Странники, кстати, у эльфов, тоже редкость.

– Редкость, но есть. Друлаван из рода Ясного озера, Рибиэльсирит из рода Светлых осин, Нимрхосс из рода Плакучих ив… Много, короче. А про ваших, что-то, не слышно. Может, хоть одно имя назовёшь?

– Много ты про нас знаешь!

– И, где, кстати, твой топор? Насколько я знаю, вы с ними не расстаётесь, когда из горы выходите.

– Нету его, – опять отвёл глаза Камнегрыз. – Временно нет.

– Потерял, что ли?

– Почему, сразу, потерял? На сохранение Синему Носу оставил.

– Вот те раз! Гном свой боевой топор пропил! Расскажи кому – не поверят!

– Ничего я не пропил! В залог оставил!

– А не за пару ли кувшинов клюквенной настойки? У Синего Носа она забористая.

– Почему это за пару? Я, что, слабак, что ли? За четыре, – возмутился гном, и, вдруг, поняв, что проговорился, смутился. – Ну, да, пропил я свой топор. Но, у меня причина была.

– Какая?

– Ты, что, Каменный Бог, чтобы я перед тобой свою душу раскрыл?

– Не хочешь, не говори, – обиделся эльф. – Больно надо!

– Выгнали меня, короче, – потупился Камнегрыз.

– Это, что нужно натворить, чтобы из рода выгнали? – ужаснулся Эарендил.

– Есть у меня грешок, – гном смущённо ковырнул каблуком кочку. – Подворовываю я.

– Так, ты – вор?

– Нет! Просто, сам не замечаю, как такое получается. Куда не зайду, руки сами, против моей воли, что-нибудь, да и прихватят. Вот, например, на, держи. Твой? – Камнегрыз протянул Эарендил гребень из рога оленя, который всегда висел у него на поясе.