Лысый атериадец обрадовался сверх всякой меры, потому что получил возможность карать по своему усмотрению любого, кто посмеет нарушить клятву, данную Старшому. Правда, юноша строжайше запретил пытать и тем более убивать беглецов, пойманных в первый раз, однако он понимал, что обожающий чужие страдания Философ найдет способ потешить свои извращенные чувства.

Юноша метался, точно лев, запертый в клетке. Он понимал, что империя, кажется, действительно нанесла удар, однако без веских свидетельств, более серьезных, чем болтовня заезжего торговца, действовать не мог.

И он получил их ночью, когда на взмыленных, хрипящих и исходящих пеной конях, прискакали разведчики. Элаикс в это время забылся недолгим тяжелым сном, или, скорее, дремой, а потому, едва только скрипнула дверь, проснулся, но не торопился вставать. Лежал, сжав пальцы на рукояти ножа и глядя из-под полуопущенных ресниц.

— Старшой. — Это был Грантар. — Дело есть.

— Что такое? — Элаикс моментально вскочил.

— Давай к нам, все узнаешь.

«К нам» — было небольшим, но уютным помещением, устланным коврами и заставленным мебелью, которую неутомимый Крыса натаскал из разграбленных районов. Именно тут Элаикс со своей Пятеркой планировали, обсуждали, и просто отдыхали от тяжких трудов. Сейчас здесь было тесно — помимо его офицеров в комнате стояли сидели трое обессиленных мужчин, в которых тимберец сразу же узнал разведчиков.

— Фарийцы? — сразу же догадался он.

— Они, суки, — прошипел по-змеиному Бартих, после чего совершенно не по-философски выругался. — Идут с юга, два легиона.

— Стало быть, десять тысяч человек, — прикинул Элаикс. — Максимум, двенадцать. Кто-нибудь еще знает об этом?

— Если и знает, то не от нас, — ответил лысый. — Страх передо мной надежно побеждает жажду золота. Вот только это не имеет значения — думаю, прочие Сильные тоже отправляли лазутчиков.

— Стало быть, торговцы не лгали.

— Было очевидно, что император прореагирует.

— Что делать будешь, Старшой? — обратился к нему Грантар.

Элаикс не задумывался. Зачем, ведь все решения приняты.

— Драться. У них не будет стен, а в поле мы уж как-нибудь сладим и с магами. Пошлите сообщение Сильным, вдруг кто-нибудь все же не в курсе. Да, — он скривился, точно от зубной боли, — Грантар, выбери сотню надежных парней. Они должны укрыться в одном из лагерей, которые ты подготовил, если хочешь, обсуди вопрос с Бочкой.

— Будет сделано, — просиял Крыса, прочие же, если и имели что против, возражать не стали.

Утром Сильные собрали экстренный совет. Ливитар выступал против сражения, правда, достаточно вяло, видимо, понимая, что отговорить товарищей не удастся. Так и оказалось — Сильные единогласно согласились выступить в поход.

Суета поднялась страшная, и неудивительно — идти на юг собирались почти тридцать тысяч человек. Причем, что бы там ни говорил Бочка, армия эта была отнюдь не простой толпой. Почти все знатные ганнорцы привели слуг для того, чтобы дать долгожданный бой проклятым захватчикам. И в войне эти люди разбирались!

Выступили на удивление быстро — к обеду, оставив в городе сравнительно небольшой отряд, который должен был блокировать засевший в крепости гарнизон. Ганнорское войско стремительно продвигалось навстречу фарийцам, разослав во все стороны конные дозоры. Когда северяне оказались в родной для себя стихии они приятно удивили Элаикса. Шли быстро, почти не останавливаясь на привалы, держа некое подобие строя и соблюдая, опять же, до определенной степени, дисциплину. А потому он ну совершенно не понимал пессимизма Бочки, который, как ни странно, отправился вместе со всеми, решив, видимо, что успеет сбежать в нужный момент.

Правда Элаикс был готов поставить свою жизнь на то, что армия Ливитара недосчиталась примерно двух сотен воинов. Но ведь это такая мелочь на общем фоне, не так ли?

Еще одним приятным открытием оказался невысокий уровень дезертирства. Да, действительно, кое-кто сбежал, узнав о том, что планируется большая драка, однако большинство ганнорцев ждали ее и восприняли приказ о выступлении с радостью.

Эльра с Аладаном объяснили, что ганнорцы никогда не любили осады. Этим прямодушным людям претило лезть на стены и брать города измором, зато они всегда уважали «честное дело». Так на языке варваров именовалось сражение.

— Скажи, Аладан, — обратился юноша к однорукому воину, — чего нам ждать? Когда мой город брали фарийцы, отец не пустил на стены.

— Ждать? — задумчиво переспросил северянин. — Порядка. Имперцы — не люди, а какие-то живые механижмы. Штоят под штрелами как один. Идут как один. Бьют как один. У каждого легиона ешть маги и ошадные машины. Их шледует ломать в первую очередь.

— А Сильные в курсе?

— Да. Но не радуйшя. Каждый иж них штанет воевать шам. Мы тоже.

— Но это же глупо!

Кажется, он сказал это громче, чем следовало, потому что несколько человек повернули головы, с любопытством прислушиваясь к словам южанина, и следующую фразу Элаикс уже прошептал.

— Так мы ослабим себя. Нужно перед боем выработать план, и придерживаться его.

Аладан фыркнул.

— Это для шлабаков.

Элаикс несколько мгновений смотрел на него, надеясь, что гладиатор сейчас рассмеется над своей крайне удачной шуткой, но ничего такого не происходило — Аладан был убийственно серьезен.

Он вздохнул.

— Возможно, Ливитар все-таки понимает соплеменников лучше, чем я, — пробормотал юноша себе под нос.

«Ладно, чего травить душу? Скоро все решиться — либо мы, либо они. Так или иначе, но багровая дорога получит свою порцию живительной влаги. А я…» — тут его посетила новая мысль. — «Я выживу в любом случае. Что бы ни произошло с остальными!»

Мысль эта — склизкая и вонючая, точно сдохшая змея, никак не желала исчезать из головы, и Элаикс не понял, откуда она в ней вообще оказалась.

— Не нравится мне все это, — прошептал он. — Совершенно не нравится.

Еще меньше ему понравился лагерь фарийцев, до которого они добрались спустя четыре дня. Большой и квадратный, он был обнесен частоколом, за которым виднелись дозорные вышки, и валом. Вокруг на триста шагов не росло ни одного деревца или кустика, лишь простиралась ровная, утоптанная земля, обрывающаяся рвом, в котором торчали заостренные колья.

Уставшее ганнорское воинство расположилось на привал прямо на дороге. Никто не занимался фортификациями, ограничившись лишь дозорами. На предложение Элаикса хотя бы соорудить баррикаду, прочие Сильные ответили презрительным молчанием.

Поэтому Элаикс по своему почину усилил стражу и почти не спал, то и дело проверяя караулы, но, к счастью, все обошлось — фарийцы не решились на ночную вылазку.

Утро выдалось мрачным и сырым. Природа как будто бы чувствовала, что вот-вот свершится, а потому небеса затянули густые облака, и закапал мерзкий мелкий дождик. Его сил не хватило, чтобы превратить землю в непроходимое месиво, однако испоганить солдатам настроение он мог отлично, чем и занимался. Впрочем, кажется, ганнорцы не испытывали ни малейших затруднений. Все утро они были заняты размалевыванием собственных тел и лиц краской, заточкой мечей и чисткой доспехов.

Сам Элаикс облачился в чистую рубаху и чистые же штаны, которые заправил в сапоги. Поверх рубахи он надел плотную кожаную безрукавку, на которую в свою очередь, натянул кольчугу, подобранную специально для него еще в Раэлине. Доспех этот выглядел чудно и непривычно — в родной Тимберии такими не пользовались. И все же юноша не мог не восхититься умению северных мастеров. Состоящая из тысяч заклепанных колец, броня была надежной, достаточно легкой и очень гибкой — почти не стесняла движения. На голову южанин нацепил простой овальный шлем, снабженный металлическими нащечниками. После этого накинул на спину клетчатый плащ и в результате стал весьма похож на благородного и очень богатого ганнорца.

На пояс он повесил дубинку, ножны с мечом и кинжал, а в левую руку взял щит — Элаикс прекрасно понимал, что бой предстоит нешуточный, и дополнительная защита пригодится.