«Ревнитель» не стал созерцать их мучения. Он устранил угрозу, и этого ему было довольно. Единственным его значимым противником был завязший в кроваво-снежной жиже «Убийца». Никчемный противник, но все же рыцарь. А значит, не зазорно будет разнести его главным калибром, втоптав в землю обломки.

Гримберт попытался сдвинуть «Убийцу» с места, но тщетно. Ходовая часть, которую он истязал столько времени непомерными нагрузками, вышла из строя. Этот старый доспех отходил свое по грешной земле.

Пятидюймовые орудия «Ревнителя» повернулись в его сторону. Даже на таком расстоянии Гримберт необычайно отчетливо увидел их дульные срезы. Даже без увеличения визора они казались пещерами, в которые вот-вот нырнет его душа, растворяясь в этой непроглядной темноте без остатка. Как радиосигнал, метнувшийся в ночное небо или…

«Радиосигнал, - в этот раз в голосе Аривальда в самом деле было презрение, - Ты чертов идиотский баран, Грим».

Огненная птица надежды шелохнулась в его груди, раскрывая тлеющие крылья.

Радиосигнал.

Рутьеры повредили его радиостанцию в том ночном бою. Он не мог связаться даже со «Стражем». Он был нем. Вот почему «Ревнитель» не ответил ему. Он попросту его не слышал.

Или слышал. Но получил приказ из уст маркграфа – уничтожить любую угрозу, которая встанет на пути ценного каравана. А когда твой сюзерен, которому ты вверяешь рыцарскую честь, говорит «любую»…

Гримберт отдал приказ «Убийце» включить внешние динамики, гадая, успеет ли он это сделать прежде чем «Ревнитель» перезарядит свои пятидюймовки.

- Говорит Гримберт…

Человек, своей самонадеянностью погубивший своего друга.

Никчемный баловень судьбы, угодивший в ловушку своего самомнения.

Опозоренный пленник, безропотно отдавший все, чему посвятил жизнь во искупление своей жалкой шкуры.

- …наследник маркграфа Туринского. Прекратите огонь. Повторяю, «Ревнитель», прекратите огонь. Мне нужна помощь. Прекратите огонь. Мне нужна…

Он позабыл условные команды и обозначения, он даже сам с трудом понимал, что говорит, но что-то говорил. Это была какая-то мешанина из мольбы, просьб и невнятных проклятий. Настоящая каша, в которой человеческое ухо с трудом вычленило бы суть.

Однако «Ревнитель» не стрелял. Стоял неподвижно, хладнокровно направив на него орудия главного калибра, и молчал, чего-то выжидая. А потом вдруг пришел в движение и тяжело мотнул башней, точно человек, недоуменно покрутивший головой.

Кажется, выстрела не будет.

Он остановился в трех или четырех туазах перед «Убийцей» и только тогда сделалась по-настоящему видна разница в их размерах. Боевой рыцарский доспех и никчемная учебная машина. Могучий, закованный в сталь, воин – и никчемный сопляк, воображающий себя таковым.

Бронированная жабья морда дрогнула, исторгнув в воздух струи конденсата, на ее темени в сторону сдвинулся небольшой пласт брони, высвобождая прямоугольный люк. Несколькими секундами позже он распахнулся.

Бронекапсула «Радетеля» не шла ни в какое сравнение с тесной норой «Убийцы». Просторная и хорошо освещенная, она походила на рубку боевого корабля, в самом центре контрой можно было разглядеть ложемент с неподвижно лежащей человеческой фигурой.

- Мессир Гримберт?

«Я не мессир, - хотел было сказать ему Гримберт, - Я же не рыцарь».

Но не сказал. Не смог. Язык вдруг высох, превратившись в дохлую змею в пересохшем устье ручья.

Лицо человека в ложементе показалось ему знакомым. Молодое, безусое, немного смуглое – этот человек явно провел больше времени, глотая раскаленную пыль южных пустошей, чем морозную крупу Альб. Кажется, он где-то даже его видел. В палаццо, среди прочих отцовских рыцарей, или на охоте.

- Господи милосердный! – рыцарь уставился на него широко открытыми глазами, - Я только сейчас сообразил, что… Что за варварские украшения вы водрузили на свой доспех, ваше сиятельство? Неудивительно, что я не сразу узнал бедного старого «Убийцу»! А сколько дыр!.. Вы в порядке? Умоляю, ответьте мне!

В полном порядке, подумал Гримберт, зная, что сил на улыбку уже не осталось.

Превосходно провел время, мессир.

Как на лучшем балу.

- Я… сносно. Хотя меня порядочно потрепало. Но вот Вальдо…

- Аривальд? Ваш оруженосец? – глаза рыцаря были затуманены из-за нейро-коммутации, но быстро приобретали осмысленное выражение. - Где он? Впрочем, неважно. Вам нужна помощь, чтобы выбраться? Погодите минуту, я сейчас…

Оборвав контакт со своим доспехом, рыцарь на секунду обмяк в ложементе. Знакомый Гримберту момент. Даже бессмертной душе требуется краткий миг, чтобы переселиться из тела стального воина в слабую и созданную из мягкой глины человеческую оболочку.

Его собственная душа, изгрызшая сама себя, была холодной и мертвой, обесточенной, точно последнее напряжение окончательно разрядило какой-то питавший ее доселе аккумулятор.

- Откройте люк, сейчас я помогу вам, - рыцарь принялся поспешно вытаскивать штекера из своего затылка, - Какое облегчение, что вы живы! Ваш отец уже неделю места себе не находит, епископ Туринский каждый день служит литургию за то, чтоб вы вернулись живым. Алафрид рассылает гонцов по всем уголкам империи. А вы…

Да, подумал Гримберт. А я.

Визор вдруг мигнул, словно собирался донести до его сведения какую-то информацию. Но все показания как будто остались прежними, разве что…

Фигура рыцаря, машущего ему рукой из бронекапсулы «Ревнителя Праведности», немного изменилась. Сама она осталась прежней, но вокруг нее возник нимб, тусклая розовая окружность. Невидимая постороннему взгляду, лишь его собственному. Точно алая аура вокруг непорочной души, готовящейся взмыть в небо.

Это значило, что…

Он слишком поздно понял, что это значило.

- Нет! – крикнул Гримберт, - Стоп! Отмена! Стоп!

Пулеметы «Убийцы» ударили вразнобой, хриплыми лающими очередями. Когда-то бывшие натасканными цепными псами, работавшими слаженно и аккуратно, сейчас, изношенные и выработавшие ресурс, они терзали цель хрипло, неравномерно и грубо, точно дикие гиены, жадно терзающие добычу наперегонки друг с другом.

Баллистические показатели упали столь сильно, что он не попал бы в мишень даже на расстоянии в два арпана. Но при стрельбе в упор это не имело никакого значения.

Рыцарь из «Ревнителя Праведности» не отправился в рай и не взмыл в небо. Живущие в пулеметах «Убийцы» демоны, исторгая из стальных глоток оглушительный лай, обрушились на него, алчно вырывая из тела куски мяса и заставляя его танцевать в облаке собственной крови, стеклянных крошек и тусклых искр. Танец был скоротечен и длился всего несколько секунд, но Гримберт почему-то отчетливо видел детали. Куда более отчетливо, чем могла позволить аппаратура «Убийцы».

Когда рыцарь повалился обратно в свое кресло, от него осталось не больше плоти, чем от истлевших мощей забытого святого, скорчившихся в своей раке. Только окружен он был не полированным серебром с выгравированными изречениями на латыни, а клочьями дымящегося ложемента, искрящими проводами и лопнувшими частями приборных панелей. Перерубленные пулями руки остались лежать на развороченной груди в дымящихся клочьях гамбезона. Осиротевшие нейро-штифты беспомощно покачивались на проводах под порывами ветра - мест, к которым им надлежало крепиться, больше не существовало, как не существовало и рыцарского затылка, развороченного пулями и вышибленного из черепа, превратившегося в слизкое крошево на приборной панели позади ложемента.

И только потом Гримберт услышал негромкий щелчок – это его сознание зафиксировало произошедшее. Механически, хладнокровно, точно автоматика, приведенная в действие стандартными бортовыми алгоритмами.

Нет, прошептал Гримберт, чувствуя, как понимание произошедшего проникает в душу, точно ядовитый газ сквозь трещины в броне.

Нет, нет, нет, нет.

Это ошибка. Какая-то чудовищная, нелепая и жуткая ошибка.