После того трагического случая предатель-мозг день за днем обволакивал перламутром ее образ, прятал в архивах памяти драгоценные эпизоды с ее участием. А на запросы изнывающего сердца выдавал лишь прискорбный постскриптум, пару скупых нюансов из биографии.

Но сегодня — сегодня всё изменилось. Черты, стертые из воспоминаний, проступили вдруг так рельефно, так явственно, что в первые минуты прозрения куратор не мог пошевелиться. Лежа на кушетке с закрытыми глазами, он пребывал за гранью реальности, и его распирало от водоворота бушующих чувств, от какого-то совершенно фантастического счастья.

«Не может быть! Не может быть…»

«Еще как может».

Своему видению он поверил безоговорочно. Наверное, потому, что сны, которым вторит голос сердца, выглядят очень убедительно.

Значит, Вершитель не соврал, когда пообещал, что вернет эльфу его женщину.

Но он также не соврал о том, что помнить она ничего не будет.

Вот и Пелагея ничегошеньки не помнила. Разве только то, что хранилось в перстне памяти. А это совсем другое. Лучезарная жизнь одной беззаботной феи. Ни намёка на прежнюю, человеческую судьбу. Какая жалость!

— Вы почему на меня так смотрите? Я что-то не то спросила? — испугалась Пелагея. Застывший на ней взгляд куратора — слегка ошеломленного и сбитого с толку — она расценила как упрёк.

— Оуч, нет, всё в порядке, — вышел из транса тот. И быстренько расстегнул пуговицы на больничной рубашке, отчего Пелагея немедленно смутилась. — Я рану показать, — объяснил он. — Видишь, нет никакой раны. Эльфийское снадобье подействовало безупречно, как и всегда. Спорим, твой порез тоже зажил?

Чтобы выяснить, как обстоят дела с ножевым порезом, ей пришлось упорхнуть за ширму. Да, действительно, не осталось даже рубца.

Ли Тэ Ри меж тем снова оглянулся на заинтересованную публику. Если эта очередь решит вломиться к нему, чтобы выразить своё сожаление, почтение и прочую столь же удручающую чепуху, он наверняка не выдержит и перевоплотится в разъяренного снежного барса, чтобы обратить доброжелателей в бегство.

Исчезнуть бы сейчас с радаров, скрыться от всех любопытных глаз и вдвоем с Пелагеей заняться… Кхм, чем-нибудь необычным.

Ли Тэ Ри попробовал сконцентрироваться на необычном.

«Ну же, включайся, мой гениальный мозг! Придумай хоть какой-нибудь дельный предлог, чтобы мы смогли остаться наедине. Чтобы она согласилась».

Он с минуту просидел зажмурившись и почти не дыша. Не лучшая практика для активации работы извилин. Но, в итоге, они всё же выдали годную идею.

Едва Пелагея вернулась, куратор подсунул ей эту идею, холодея даже при мысли об отказе.

— Ты, кажется, жаловалась, что разучилась превращаться, — будто бы между делом произнёс Ли Тэ Ри, непринужденно закидывая ногу на ногу. — Могу помочь.

Пелагея тут же сделалась коварной и проницательной.

— То есть вы признаёте, что отняли у меня дар?

— Да ничего я не отнимал! — вскипел Ли Тэ Ри, но тотчас взял себя в руки. Невыносимая женщина!

Невыносимо дорогая, чтобы ссориться с ней по пустякам.

— Ну так что, согласна? — осторожно поинтересовался он.

Пелагея медлила с ответом. Ее явно раздирали противоречия. С одной стороны, к куратору тянуло, как магнитом. С другой — удирать от него порой хотелось не меньше.

Однако желание вернуть утраченный дар победило.

Куратор ликовал, как мальчишка. Разумеется, глубоко в душе. Он чинно провел свою ученицу сквозь разношерстную толпу, что ждала снаружи. Завистницы косились на Пелагею, Пелагея косилась на завистниц. Служащие откровенно недоумевали: заторможенный, замороженный эльф, гроза всех работников, мистер Ледяная Глыба — и вдруг улыбается. Тонко так улыбается, плутовски. Одно загляденье.

Правда, с одеждой у него беда. Ну кто, скажите на милость, надевает парчу поверх больничной рубашки?

— Эй, погодите! — выскочил из палаты доктор, потрясая какой-то склянкой с порошком. — А как же осмотр? А приём лекарств?

Ли Тэ Ри плевать хотел на лекарства и осмотры.

Он торжественно прошел по коридорам, подметая полами вконец изодранного шлафрока покрытие из прозрачного льда. Торжественно препроводил Пелагею к себе в мастерскую и не менее торжественно запер инкрустированную дверь на ключ. Чтобы никто не вздумал их побеспокоить.

А потом, старательно пряча счастье на дне зрачков, повернулся к ученице — и чуть не лишился чувств. Она, как привидение, в белой рубашке до пят, стояла перед ним, ковыряя пуговицу. Да и Ли Тэ Ри выглядел ничуть не лучше. И они вдвоем в этом безобразии дефилировали по дворцу у всех на виду? Кошмар. Стыд-то какой!

— Кхм. — Куратор прочистил горло. — Может, нам для начала переодеться? У меня в спальне… В шкафу, — поспешил добавить он, — для тебя найдется платье. Ступай.

Уговаривать ее не пришлось. В последнее время в голове у нее водились мысли весьма предосудительного характера. Стоило эльфу произнести кодовую фразу: «У меня в спальне», — как Пелагею затопило чувство неловкости. На щёки наплыл неприлично интенсивный румянец, а уши так вообще будто на сковороде поджарились — такими они стали красными.

Вот и как прикажете скрыть следы криминала?

Единственно верным решением оказался побег. Фея, похожая на призрак, предпочла унести ноги в злополучную спальню, подальше от куратора, пока куратор не догадался, что с ней творится.

«Прекрати дурить, Пелагея! — слёзно умоляла она свой воспаленный рассудок, пока ее заносило на поворотах, устланных ворсистыми коврами. — Сосредоточься на главном. Горлица. Юлиана. Кристалл. Никаких дурацких эмоций!»

Она юркнула в спальню и плотно затворила дверь. Здесь стояла тишина, слитая с полумраком в пропорциях «один к одному». Двуспальная кровать под балдахином цвета чайной розы тоже стояла, да так и манила, зараза, сесть, проверить: а мягкая ли?

Пелагея поскорее отвлеклась на складной диванчик, который Ли Тэ Ри однажды разложил специально для нее — после неудачной прогулки по зачарованной тропе. В памяти мгновенно всплыл эпизод, где шеф сидел с ней рядом — непозволительно близко — и пытался сбить жар.

Ох, не думать про диванчик! Пелагея отвернулась и воспылала праведным гневом.

Да что ж такое-то? Когда она стала такой испорченной? Откуда берутся в ее голове эти нелепые мысли? И как их оттуда вытрясти, чтобы вновь обрести покой?

Зеркальный шкаф с раздвижными дверцами никаких постыдных чувств, по счастью, не вызывал. Он насквозь пропитался ароматами корицы и шоколада, словно бы намекая, кто у него владелец. Но данное обстоятельство не помешало Пелагее от души порыться на полках и вдумчиво пошарить среди вешалок.

Сыроежки трухлявые! Да он издевается!

Брюки — пожалуйста, парчовые мантии и халаты — сколько угодно. Платьев — ноль. Юбок — ноль с минусом. Куда Ли Тэ Ри ее отправил? Или, быть может, это не тот шкаф?

Ее застали врасплох настойчивым стуком в дверь.

— Ты там как? — раздался голос куратора. — Я могу войти?

«Нет, не можете», — подумала Пелагея. Но у нее не повернулся язык произнести это вслух.

Ее накрыло припозднившейся паникой, перед глазами всё перемешалось, а в следующий миг она споткнулась о декоративный бортик шкафа и рухнула прямиком под вешалки, в прохладную тесную мглу.

Грохот вышел образцовый, и за дверью забеспокоились.

— Ты в порядке? — крикнул Ли Тэ Ри, поворачивая ручку.

От вибраций его голоса и особенно от скрипа ручки по позвоночнику Пелагеи прокатился озноб.

«Меня нет, меня нет, меня нет», — мысленно твердила она, утрамбовавшись в шкафу и обхватив руками колени. Сама не понимала, по какой причине сковало ее липким страхом. Почему ей холодно? Откуда дрожь? Что она за трусиха такая, в конце-то концов?

Дверь отворилась, по ковру прошелестели шаги, вслед за чем над Пелагеей нависла тень куратора, взметнув парчовой полой новой, не дырявой мантии. Переоделся, причесался — и давай совать нос в чужие дела. То есть шкафы.

— Удобно тебе? — иронично осведомился куратор.