Его успехи в разработке машин легки для понимания. Если части могут быть сделаны достаточно точно, из достаточно твердых, достаточно прочных материалов, то конструкция медленно движущихся машин с рычагами, шкивами и крутящимися подшипниками становится вопросом геометрии и рычага. Леонардо понимал их весьма хорошо. Некоторые из его «предсказаний» были на далёкую перспективу, но только потому что прошло много лет прежде, чем люди научились делать части, достаточно точные, достаточно твёрдые, и достаточно прочные, чтобы строить (например) хорошие шариковые подшипники, их начали использовать приблизительно через три сотни лет после того, как Леонардо их предложил. Точно так же механизмы с лучшими, циклоидальными зубцами не были сделаны почти два столетия после того как Леонардо их нарисовал, а одна из его конструкций цепного двигателя не был построен ещё почти три столетия.
Также легко понять его неудачи с самолетом. Так как в век Леонардо не было науки аэродинамики, он не мог ни вычислять силы, воздействующие на крылья, ни знать требования к тяге и управлению самолетом.
Могут ли люди в наше время надеяться делать прогнозы о молекулярных машинах, столь же точные, как те, что Леонардо да Винчи делал о металлических машинах? Можем ли мы избежать ошибок, подобных тем, которые были в его планах летающей машины? Пример Леонардо наводит на мысль, чтобы мы можем. Я могу напомнить, что Леонардо сам вероятно не имел уверенности в своём летательном аппарате, и что его ошибки тем не менее содержали крупицу истины. Он был прав в том, что летательные машины некоторого рода возможны – и действительно, мы могли бы быть в этом уверены, потому что они уже существовали. Птицы, летучие мыши и пчёлы доказывали возможность полёта. Более того, хотя не существовало работающих примеров его шариковых подшипников, механизмов и цепных двигателей, он мог иметь уверенность в их принципах. Талантливые умы уже построили широкий фундамент знания о геометрии и законах рычага. Требуемая прочность и точность частей может заставить его сомневаться, но не их взаимоотношение функции и движения. Леонардо мог предложить машины, требующие лучшие части, чем какие-либо из известных, и тем не менее иметь определённую степень уверенности в своих проектах.
Предложенные молекулярные технологии аналогично опираются на широкую базу знания, не только геометрии и рычагов, но и химических связей, статистической механики, а также физики в целом. На этот раз, тем не менее, проблемы материальных свойств и точность производства не возникают каким-либо отдельным образом. Свойства атомов и связей – материальные свойства, а атомы мы берём уже готовыми и идеально стандартными. Таким образом, по-видимому, сейчас мы лучше подготовлены для предвидения, чем люди были во времена Леонардо: мы знаем больше о молекулах и контролируемых связях, чем они знали о стали и прецизионных машинах. Вдобавок, мы можем указать на наномашины, которые уже существуют в клетках, как Леонардо мог указать на машины (птицы), уже летающие в небесах.
Прогнозировать, как может быть построено второе поколение наномашин на основе белковых машин, конечно, легче, чем было делать прогноз, каким образом будут построены точные стальные машины, имея грубые машины времён Леонардо. Научиться использовать грубые машины, чтобы делать более точные машины, необходимым образом требовало время и методы достижения этого были далеки от очевидного. Молекулярные машины, напротив, будут построены из идентичных уже готовых атомных частей, которые нужно только собрать. Создание точных машин с помощью грубых машин должно было быть труднее представить, чем молекулярную сборку сейчас. И кроме того, мы знаем, что молекулярная сборка происходит всё время в природе. Снова, у нас есть более прочное основание для уверенности, чем было у Леонардо.
Во времена Леонардо люди имели скудное знание электричества и магнетизма, и не знали ничего о молекулах и квантовой механике. Соответственно, электрический свет, радио и компьютеры поставили бы их в тупик. Сегодня, однако, основные законы наиболее важные для конструирования, те, которые описывают обычную материю, похоже, уже неплохо понимают. Также как с выжившими теориями гравитации, научный механизм опровержения заставил выжившие теории материи сойтись между собой в близком согласии.
Такое знание появилось недавно. До этого века люди не понимали, почему твёрдые предметы были тверды или почему Солнце светило. Ученые не понимали законы, которые управляли материей в обычном мире молекул, людей, планет и звезд. Вот почему наш век породил транзисторы и водородные бомбы, и почему уже вырисовывается молекулярная технология. Это знание приносит новые надежды и опасности, но по крайней мере оно даёт нам средства заглянуть вперёд и подготовиться.
Когда основные законы технологии известны, будущие возможности могут быть предсказаны (хотя и с пробелами, иначе Леонардо предсказал бы механические компьютеры). Даже, когда основные законы плохо известны, как это было с принципами аэродинамики во времена Леонардо, природа может показывать возможности. Наконец, когда и наука, и природа указывают на возможность, эти уроки подсказывают, чтобы мы это принимали во внимание и планировали соответственно.
Ассемблерная революция
Основы науки могут развиваться и изменяться, однако они будут продолжать поддерживать устойчивую, возрастающую систему технических приёмов. В конечном счете ассемблеры позволят инженерам делать всё что угодно, что может быть разработано, обходя традиционные проблемы материалов и изготовления. Приближения и компьютерные модели уже позволяют инженерам разрабатывать конструкции даже в отсутствие инструментов, позволяющих их воплотить. Всё это объединится, чтобы позволить предвидеть, а также несколько более того.
По мере того, как нанотехнология приближается, придёт время, когда ассемблеры станут неизбежной перспективой, подкреплённой серьезной и хорошо финансируемой программой разработки. Их ожидаемые способности станут ясными.
К тому времени, автоматизированное проектирование молекулярных систем, которое уже началось, станет общим и сложным, подталкиваемый успехами в компьютерной технологии и возрастающими потребностями молекулярных инженеров. Используя этих инструменты разработки, инженеры будут способны разработать второе поколение наносистем, включая второе поколение ассемблеров, которое необходимо, чтобы их построить. Что более важно, позволяя достаточный запас для неточности (и готовя альтернативные конструкции), инженеры будут способны разрабатывать многие системы, которые будут работать, как только будут построены, они разработают хорошо обоснованные конструкции в мире моделируемых молекул.
Рассмотрите преимущество этой ситуации: в разработке будет величайшее средство производства в истории, по-настоящему универсальная система изготовления, способная делать что угодно, что может быть разработано, а система проектирования будет уже в наличии. Будут ли все ожидать, пока появятся ассемблеры, чтобы начать планировать, как их использовать? Или компании и страны ответят на давление возможности и конкуренции разработкой наносистем заранее, чтобы ускорить эксплуатацию ассемблеров, когда они впервые появятся?
Этот процесс проектирования вперед, по-видимому, обязательно начнётся; единственный вопрос – когда, и как далеко он пойдёт. Годы медленного усовершенствования конструкций вполне могут прорываться в аппаратные средства с беспрецедентным неожиданностью вслед за ассемблерным прорывом. Как хорошо мы будем проектировать вперёд, и что мы будем проектировать, может определить, выживем ли мы и будем ли процветать, или мы себя уничтожим.
Поскольку ассемблерная революция затронет почти всю технологию, предсказание – это очень ёмкая задача. Из океана возможных механических устройств Леонардо предвидел только несколько. Точно так же из намного более широкого океана будущих технологий, современный разум может предвидеть только несколько. Однако, несколько достижений, похоже, обладают фундаментальной важностью.
