А вот если мир в виде мамы был НЕбезопасным, происходит обратное. Малыш может отстраняться от своей телесности, отчего могут не формироваться эрогенные зоны в будущем, и вытесняться сексуальные импульсы. Если мама то есть, то нет, или ее вовсе постоянно нет, целый мир как будто предает малыша. И в дальнейшем человек будет подсознательно бояться слишком сближаться с другим человеком, отчего и секс будет казаться опасным, ведь там о-го-го какое сближение. А также из-за этого страха возбуждение может смещаться на отдельные части человека или объекты – тот же футфетиш (когда сильно возбуждают ноги) или сережки, ключицы, определенный цвет помады.
Это я описала, конечно, крупными мазками – не обязательно все и сразу присутствует. И каждый человек, и его история индивидуальны. Но тенденция такова: в первый год жизни малыша любовь мамы закладывает дальнейшее движение к эмпатии, близости и сексуальности.
Расскажу вам об одном эксперименте. Его провели Джон Боулби и Мэри Эйнсворт и назвали «незнакомая ситуация». Было взято много мам с малышами от года до трех лет. И пригласили пары по очереди в новое помещение, незнакомое, где пупсы раньше не были. Через несколько минут приходил сотрудник, а мама уходила. То есть малыш оставался в незнакомом месте с незнакомым человеком. Большинство детей сильно расстраивались. А потом возвращалась мама. И это ключевой момент эксперимента: как взаимосвязано поведение детей в незнакомой ситуации и их контакт с мамами. Дети, которые нервничали, были настроены враждебно или отчаянно бежали к маме, когда она вернулась – имели мам, которые то приближались к малышу, то отдалялись. То есть целый мир то со мной, то отворачивается. Дети, которые быстро успокаивались и легко шли на контакт к вернувшимся мамам, имели очень теплых и отзывчивых мам. А дети, которые были как будто равнодушными и также отстраненно встречали своих мам – родились у холодных и отвергающих родительниц, не особо дающих тепла и ласки.
К году мама для ребенка уже не весь мир, малыш несколько отделяется от нее. Изучает все вокруг. И начинает понимать свой пол. Сказать еще не может, но где-то внутри понимает.
И как раз к двум – трем годам у детей формируется тип привязанности по принципу групп из эксперимента, на основании которого они будут строить отношения всю жизнь.
Тревожный тип – когда мама то была, то не была. Иначе говоря, главные для нас люди, к которым мы очень привязаны (сначала это мама, потом и папа, просто на маме и младенце понятнее), не дают нам уверенности в том, что всегда будут рядом и откликнутся, когда мы позовем. Их отношение к нам непоследовательное, непредсказуемое. И мы вырастаем, думая, что объект любви в любой момент может уйти. Мы не уверены, что получим поддержку, когда она нам нужна. Люди с тревожным типом часто боятся, что от них уйдут. Если партнер меня не видит – значит забыл обо мне. Когда он отдаляется – появляется стремление его поймать, догнать, держать. Ищем подтверждений и доказательств любви. А точно ли любит? Точно ли я нужный? Эти люди очень сомневаются в себе. Часто особенно ревнивы.
Надежный тип – когда мама была рядом. И человек с детства учится, что на его зов о помощи всегда откликнутся. Надежный тип будет открытым, доверяющим, легче справляться с любым разногласием в отношениях, потому что на кону не стоит потеря любви. Есть спокойствие и уверенность и в себе, и в партнере. Идеальный тип, так скажем.
И избегающий – когда мамы было мало: как физически, так и психологически. Ведь бывает такое, что человек вроде и стоит перед носом, но он совсем не близко. Самый главный человек относился к малышу пренебрежительно, холодно или даже жестоко. И такие люди делают вывод – привязываться больно. Я все сам буду. И защищаются через отдаление, потому что близость – источник опасности. Они могут быть уверены в себе, но сомневаются в надежности других. Они часто бывают будто безразличны к чувствам других людей.
Типы привязанности также отражаются в нашем подходе к сексу, но об этом чуть позже. Мы остановились на трех годах. С трех лет до семи ребенок осваивает гендерную роль.
Опять возвращаемся к полу. Только уже к его более высоким пластам. То, о чем мы говорили ранее – это биологический пол (генетика, гормоны, анатомия), а верхние пласты – пол социальный. Иначе говоря, – гендер. Что это значит? Это то, кем мы себя ощущаем: мужчиной, женщиной или представителем другой категории. Тех, чьи биологический пол и самоощущение совпадают, называют цисгендерными. Цисгендерные – это, грубо говоря, классические мальчики и девочки, таких на земле больше всего: родился мальчиком, чувствует себя мальчиком. А те, чей биологических пол и самоощущение НЕ совпадают, называют трансгендерными. Да, таких людей меньше, но, важно, чтобы и они чувствовали себя на планете как дома. Нормальными и своими. А все, у чего нет названия, как правило, попадает в сторону отклонений. И именно поэтому мир стремительно пополняется разными терминами, чтобы люди могли сами понять, кто они, и чтобы презентовать новые, заслуживающие уважения варианты нормальных счастливых людей – другим. Итак, 3–7 лет. Гендерная роль. Как это происходит у цисгендерных (у «классических») людей?
Малыш четко понимает разницу полов – что есть мальчики и девочки. У мальчиков член висит, а у девочек его нет. И в целом отличается внешний вид, одних называют «он», других «она» … Дети стараются понять – как это быть мальчиком или девочкой. Конечно, повторяя за родителями! Или авторитетными фигурами. Девочка понимает, что мама такая же, как она. А вот мальчик понимает, что мама другая, поэтому он соотносит себя с папой. Если в семье нет человека своего пола, с кем можно себя соотнести, дети соотносят себя с друзьями семьи, с воспитателями в детских садах, с тренерами – с авторитетными взрослыми фигурами.
Себя соотнесли, а как понять тот пол? Если он другой, он все равно безопасный?
Как вы понимаете, в идеале, что мама с папой хорошо друг к другу относятся (на самом деле хорошо, потому что дети считывают интонации, а не только слова, и нужна очень талантливая актерская игра, чтобы они поверили), и от мамы и папы идет посыл, что противоположный пол безопасный. Но бывает так, что родители рано развелись – в этом нет ничего критично страшного. Лучше честно развестись и быть счастливыми, чем делать вид, что счастливы вместе «для ребенка». Сейчас поймете почему в кавычках. Главное на этом этапе именно посыл, что противоположный пол безопасный, даже если мама с папой в разводе. Бывает очень много вариаций получаемых паттернов поведения в итоге усвоенного посыла «противоположный пол небезопасный», приведу один пример.
Если у девочки по разным причинам нет папы, и мама рассказывает ей, что папа плохой и мужчины плохие, наша малышка делает вывод, что мужчины опасные и часто может либо вообще не пытаться в будущем как-то с мужчинами взаимодействовать, будто выходить из конкуренции и не следить за собой, либо надеяться, что существует другой и идеальный. Но это же этап освоения гендерной роли, а, получается, маму в роли жены девочка не видит – только в роли матери. Эту роль она и осваивает. И потом другого, и идеального будет завоёвывать через материнскую опеку. Чем плоха чисто материнская опека? Если секс в отношениях не принципиален, то ничем. А если значение имеет, то будут сложности с сексуальным желанием – как же партнер будет хотеть «маму»?
Также в освоении гендерных ролей у цисгендерных людей уже будет закладываться представление, что с противоположным полом и принято строить отношения. И КАК это делать. Мальчики будут ухаживать за девочками, девочки кокетничать с мальчиками.
В мире сегодня в основном воспитывают людей, как мужских мальчиков и женских девочек, хотя сегодня уже встречается гендерно-нейтральное воспитание. И вот трансгендерные люди при социализации не укладываются в эту рамку. Иногда это становится видно уже даже в 3 года, иногда сильно позже. Сложно понять себя, когда тебе, во-первых, три года, а, во-вторых, когда вокруг особо другого варианта и не существует. Ты либо в платьишках, либо в машинки играешь. Очень плотно завязано воспитание. Иногда трансгендерные люди переносят себя в другую, противоположную рамку. А, бывает, они не понимают, куда себя отнести. Повторюсь, это огромная внутренняя трагедия – не чувствовать себя в своем теле, важнейший базовый этап.
