Теперь, на мосту, в хаосе ярких цветов, она делала то же самое. Перед ней проплывали дворяне, горожане, торговцы; их кожа была холодной, шаг медленным, взгляд жестким и затуманенным – вне зависимости от цвета их глаз. По утрам они жадно пили и, напившись, человек все еще глотал воду, другие умирали от жажды. Остальные, конечно, были Красными, с повязками на одежде. Слуги носили форму, некоторые были одеты в одежду в полоску цветов Высокого Дома, которому они служили. Их движения были решительными, а взгляды устремлены вперед – они торопились выполнить данные им поручения и приказы.

«По крайней мере, у них есть цель, – подумала Кориана. – Не то, что у меня».

Ей вдруг захотелось обхватить руками ближайший фонарный столб, как-то удержаться, чтобы ее не унесло, словно лист на ветру, или чтобы она не упала в воду, как камень. Или и то, и другое. Чтобы не идти, подчиняясь какой-то силе. Силе, контролировать которую она не могла.

Рука Джулиана сомкнулась на ее запястье, и она взяла его за руку.

«Он подойдет, – подумала она, и почувствовала, как напряжение отпускает свою хватку. – Джулиан будет держать меня здесь».

Позже она сделала в своем исписанном, испещренном чернильными пятнами дневнике короткую запись об официальных похоронах. Ошибок в ее письме становилось все меньше, а ее почерк – все лучше. Она ничего не написала о теле дяди Джареда, его коже белее луны, лишенной крови в процессе бальзамирования. Она не записала, как дрожали губы ее отца, выдавая его чувства – ему действительно было больно из-за смерти брата. Не отметила, как ровно на время церемонии кончился дождь, не стала описывать толпы лордов, пришедших выразить свое почтение. Она даже не потрудилась упомянуть о присутствии короля или его сына Тиберия, который стоял, с мрачным видом нахмурив свои темные брови.

«Дяди больше нет, – вместо этого написала она. – И почему-то в каком-то смысле я ему завидую».

Закончив, она как и всегда спрятала дневник под матрасом в своей спальне вместе с остальными своими сокровищами. Если конкретно – с небольшим набором инструментов, который она забрала из заброшенного сарая садовника и ревностно оберегала. Две отвертки, изящный молоток, один набор плоскогубцев с игольчатым наконечником и гаечный ключ, проржавевший так сильно, что им почти нельзя было пользоваться. Почти. Там также была катушка тонкой проволоки, аккуратно вытянутой из древней лампы в углу, которую никто не стал бы искать. Как и поместье в Аденораке, городской дом Джейкосов в Западном Археоне был обветшалым местом. А когда шли ливни, там к тому же было сыро, и от этого старые стены покрывались конденсатом, как в пещере.

На Кориане все еще было черное платье и золотой пояс, а ресницы были влажные, как она убеждала себя, от дождя, когда в ее комнату ворвалась Джессамин. Разумеется, чтобы навести суету. Без щебетания Джессамин не обходилась организация ни одного банкета, не говоря уж о визитах ко двору. За очень ограниченное время и с очень скудными ресурсами она сделала все возможное, чтобы Кориана выглядела и вела себя как можно более презентабельно, как будто от этого зависела ее жизнь.

«Возможно, так оно и есть. Какой бы жизнью она ни дорожила. Возможно, при дворе нужен еще один инструктор по этикету для детей благородных Серебряных, и она думает, что если она сотворит чудо со мной, это место достанется ей.

Даже Джессамин хочет уйти».

– Так, давай обойдемся без этого, – пробормотала Джессамин, вытирая слезы Корианы салфеткой. Еще один взмах, на этот раз черным карандашом, чтобы подчеркнуть ее глаза. Пурпурно-голубыми румянами коснулась ее щек, чтобы ярче выделить скулы. На губы она не нанесла ничего, потому что Кориана так и не смогла овладеть искусством не пачкать помадой зубы или стакан с водой. – Думаю, так сойдет.

– Да, Джессамин.

Как бы ни радовалась старуха ее покорности, манеры Корианы заставили ее задуматься. Девушка явно загрустила после похорон.

– В чем дело, дитя мое? Это из-за платья?

«Плевать я хотела на эти выцветшие черные шелка, на банкеты или на этот мерзкий двор. Плевать мне на это на все».

– Нет, кузина. Все в порядке. Полагаю, я просто хочу есть.

Кориана попыталась отделаться малой кровью, указав Джессамин на один недостаток, чтобы скрыть другой.

– Господи, ну у тебя и аппетит, – ответила она, закатывая глаза. – Не забывай, ты должна есть изысканно, как птичка. На твоей тарелке всегда должна оставаться еда. По зернышку, по зернышку…

«По зернышку, по зернышку».

Эти слова неприятным эхом отдались в голове Корианы, но она все равно заставила себя улыбнуться. Улыбка далась ей тяжело, причиняя такую же боль, как слова, дождь и ощущение падения, которое преследовало ее с того момента, как она прошлась по мосту.

Джулиан и их отец уже были внизу. Они стояли рядом с камином, у дымящегося пламени. Они были одеты в одинаковые черные костюмы с бледно-золотыми лентами, перекинутыми через плечо. Лорд Джейкос осторожно коснулся своего нового приобретения, булавки, прикрепленной к ленте, – помятый золотой квадрат, такой же старый, как и его Дом. Ничто по сравнению с драгоценными камнями, медальонами и знаками других губернаторов, но на данный момент этого было достаточно.

Джулиан поймал взгляд Корианы и начал было ей подмигивать, но прекратил, едва увидев подавленное выражение ее лица. Он держался рядом с ней всю дорогу до банкета, сжимая ее ладонь, когда они ехали на арендованном транспорте, а потом – ее руку, когда они проходили через большие ворота площади Цезаря. Слева от них раскинулся Дворец Белого Огня, занимая южную сторону выложенной плиткой площади, на которой сейчас толпились дворяне.

Джессамин гудела от возбуждения, несмотря на свой возраст, и старалась улыбаться и кивать каждому, кто проходил мимо. Она даже махала людям рукой, позволив ниспадающим рукавам своего черно-золотого платья струиться в воздухе.

«Она общается с помощью своей одежды, – поняла Кориана. – Как же это глупо. Так же, как и остальная часть этого танца, который закончится еще большим позором и падением Дома Джейкос. Зачем откладывать неизбежное? Зачем играть в игру, в которую мы не можем достойно играть?»

Этого ей было не понять. Схемы она понимала лучше законов высшего общества – их она отчаялась постичь. Во дворе Норты, даже в ее собственной семье не было никакого смысла. Его не было даже в Джулиане.

– Я знаю, о чем ты просил отца, – пробормотала она, осторожно прижимая подбородок к его плечу. Ткань его куртки заглушала ее голос, но этого было недостаточно, чтобы он мог притвориться, что ее не слышит.

Кориана почувствовала, как он напрягается.

– Кори…

– Должна признаться, я не совсем понимаю. Я думала… – ее голос дрогнул. – Я думала, теперь, когда нам придется переезжать ко двору, ты захочешь быть с Сарой.

«Ты попросил разрешения поехать в Дельфи, чтобы работать с учеными и раскапывать руины, а не учиться быть лордом, оставшись рядом с отцом. Зачем ты это сделал? Зачем, Джулиан? – И самый худший вопрос из всех, тот, который у нее не хватило сил задать: – Как ты мог бросить и меня тоже?»

Ее брат глубоко вздохнул и крепче сжал ее.

– Я хотел. И хочу. Но…

– Но? Что-то случилось?

– Ничего, совсем ничего. Хорошего или плохого, – добавил он, и она услышала в его голосе намек на улыбку. – Я просто знаю, что она не покинет двор, если я останусь с отцом. Я не могу так с ней поступить. Это место… Я не хочу, чтобы она застряла здесь, в этой змеиной яме.

Кориана почувствовала укол печали за своего брата и его благородное, бескорыстное, глупое сердце.

– То есть ты бы отпустил ее на фронт.

– Тут и речи не может идти об «отпустил». Она должна быть в состоянии принимать решения самостоятельно.

– А если ее отец, лорд Сконос, не согласится?

«Как он, несомненно, и сделает».

– Тогда я женюсь на ней, как и планировал, и возьму ее с собой в Дельфи.

– У тебя всегда есть план.

– Стараюсь.